Казалось бы, Свифт написал всего одну книгу, пусть и в четырёх частях, — про путешествия в различные выдуманные им страны некоего почти безликого врача. А время показало, что эта книга включает в себя два совершенно различных повествования. С первым мы знакомимся обычно еще в детстве (впрочем, это знакомство редко идет дальше страны великанов, а то и вовсе замирает на лилипутах). Первое повествование — чистое приключение и фантастика, когда всю социальщину, аллюзии и моменты вроде обоссывания замка умалчиваются, отвлечённые рассуждения автора выкидываются безжалостным пинком, и остаётся только "приплыл-поудивлялся-уплыл". И в этом есть своя особая прелесть. Во времена Свифта мировой океан не был так хорошо изучен, и множество белых пятен на карте давали надежду, что где-то там существует какая-нибудь невиданная и неизведанная хрень. Свифт идёт по пути древних историков, придумывающих классные байки, например про собакоголовых людей. Поначалу он играет с ростом персонажей, потом с различными клише и просто чистой фантазией. Получается весьма обаятельно, ведь даже через такое количество лет историю Гулливера читаешь с удовольствием, хотя фантастика и фантазия шагнули далеко вперёд. В детстве я книжку о Гулливере большого формата с прекрасными иллюстрациями знала наизусть, так меня восторгала история Куинбуса Флестрина.
Вторая "книга", второй слой повествования тоже не устаревает, но уже увы. Всё те же продажные правители, идиоты у власти, социальные беды, нищета без блеска. Имена разве что сменились, но это как раз дело десятое. Через кривое зеркало фантастического повествования Свифт бичует всех и вся, достаётся даже учёным, поэтам, писателям и, казалось бы, коллегам. Вот только... Бичевать-то он бичует, но что предлагает взамен? Сам герой Свифта абсолютно безликий и никакущий. С одной стороны он вроде как бы даже идеальный, но так неправдоподобно вмещает в себя все эти добродетели, что его воспринимаешь лишь как необходимый инструмент, через который приходится смотреть на текст романа. Свифту всё не нравится, все кругом плохи, но никакой более-менее хорошей альтернативы он не даёт. Казалось бы, всё ладно и шоколадно в царстве радуг и пони, точнее радуг и гуигнгнмов, но мне подумалось, что это наоборот — эпитафия человечеству, а не положительный пример. Да и сахарная сладкая жизнь чудо-лошадок до приторности тосклива — песни про доброжелательность, доброжелательность, добро, доброта, доброчан и бег по кругу. Очень увлекательно.
Самые мои любимые моменты всех приключений Гулливера почему-то умудрились скопиться в книге про Лапуту. Мне очень понравилось описание бессмертных людей и, конечно же, постмодернистская машинка. Та самая, в которой перемешаны все слова, которые случайным образом собираются в предложения и записываются. Ну чем не некоторые образцы постмодернистского словотворчества? Самое то.