«Так вот, когда все души выбрали себе ту или иную жизнь, они в порядке жребия стали подходить к Богине, которая посылала с каждым, как стража жизни и исполнителя сделанного выбора, демона, которого он выбрал».

Платон, «Государство», книга Х.

Действующие лица

БЕН ПАЛЕСТРИНА

БЕККИ АРМИТЕЙДЖ ПАЛЕСТРИНА

ДОКТОР ВОЛЬФ/КЕЙСИ СТЕНГЕЛ/ГАРРИ ТРУМЭН

ДЖОННИ ПАЛЕСТРИНА

МЕДСЕСТРА/СОНЯ

ДЖОН РИС ПЕНДРАГОН

ДЖЕЙМС ФОРРЕСТОЛ

ТЕТЯ ЛИЗ

МАКС ЭРНСТ/ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ

АННА ПЕНДРАГОН

ИСО ВАН ВОГТ/РАДИОКОММЕНТАТОР

Декорация

Ранняя осень 1949 г. и май того же года. Больница на Рыночной улице города Кантон, штат Огайо, больничные палаты ДЖЕЙМСА ФОРРЕСТОЛА в Вашингтоне, округ Колумбия, и ДЖОРДЖА ОРУЭЛЛА. Дом 405 по Армитейдж-авеню в Армитейдже, маленьком городе в восточной части штата Огайо, и скамья перед антикварным магазином ИСО ВАН ВОГТА в Армитейдже. Бар в Нью-Йорке, стадион «Янки» на Кони-Айленде. Одна кровать на три больничные палаты. Деревянная скамья, деревянный стол и стулья в баре. Все места действия собраны в единую простую декорацию. Время и пространство подвижны и накладываются. Персонажи одного пространства-времени видны по ходу картин в другом пространстве-времени. Спектакль течет плавно, без перерывов, затемнений и пауз. Движение спектакля всегда его составной элемент.

Примечание автора

Не допускается использование каких-то отрывков радиопередач или музыкальных записей без разрешения правообладателей, только потому, что они упомянуты в пьесе.

1

(В темноте мы слышим дикую, нарастающую какофонию звуков из 1949 г., словно кто-то вертит диск настройки радиоприемника: обрывки радио-шоу, рекламных роликов, популярных песен, накладывающихся и сливающихся, слегка нечетких, как они слышались бы из матки, приглушенные околоплодными водами. Время от времени более четко звучит увертюра оперы Россини «Вильгельм Телль», как она звучала в программе «Одинокий рейнджер», но слышна также и реклама стиральных порошков, песни о разбитом сердце, речь Трумэна, отрывки других радиопрограмм (Макджи, не открывай тот шкаф. Спокойной ночи, Грейси. Мистер Бенни, мистер Бенни, Кто знает, какое зло таится в мужских сердцах, ария «Надеть костюм/ Vesti la giubba» из оперы «Паяцы»), наконец, последние такты увертюры смолкают, оставляя музыку парка развлечений, и свет падает на БЕНА ПАЛЕСТРИНУ, мужчину за шестьдесят лет, который идет по Кони-Айленду после окончания сезона, где-то в 2015 г. Когда БЕН говорит, мы видим его молодого отца, ДЖОННИ, в 1949 г. Он идет по тротуару и останавливается, глядя в витрину невидимого нам магазина).

БЕН. В последний день сентября 1949 года^[1] мой отец шел по Рыночной улице города Кантон, штат Огайо. Схватки у моей матери продолжались довольно долго, и доктор Вольф предложил ему прогуляться и размять ноги. Итак, мой отец идет по Рыночной улице, понимает, что под открытым небом куда холоднее, чем он предполагал, а он не взял с собой ничего теплого. Он дрожит и, проходя мимо магазина мужской одежды, видит в витрине светло-коричневую вельветовую куртку. Ему она нравится, он заходит в магазин и покупает ее, чтобы не подхватить воспаление легких на обратном пути в больницу. (ДЖОННИ исчезает в магазине). Я помню, как в моем детстве отец ходил в ней на работу каждый день. Возвращался домой вечером, и куртка пахла зимой и сигарами. Я надеваю эту старую куртку, и отец как бы обнимает меня. И я думаю о том, каким он был тогда человеком – с ясными глазами, мрачноватым, сдержанным чувством юмора. И какое невероятное терпение проявлял по отношению к матери, женщине очень привлекательной, но иногда становящейся совершенно…

(Свет падает на БЕККИ, которая лежит на больничной кровати в последний день сентября 1949 г., и на ДОКТОРА ВОЛЬФА).

БЕККИ. Не хочу я рожать еще одного чертова ребенка.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Передумывать уже поздно, Бекки. Малыш стучится в амбарные ворота. Он хочет попасть в этот мир. И тебе придется его выпустить, рано или поздно.

БЕККИ. Я – не амбар, и не хочу я еще одного ребенка. У меня их уже два^[2], и я ненавижу обоих.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Нет у тебя ненависти к твоим детям.

БЕККИ. Есть. Я их так ненавижу. Они загубили мою жизнь. Не хочу я больше иметь детей. Никогда.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Хорошо. Я сейчас вызову аиста, и он отнесет младенца обратно на склад в Вунсокете.

БЕККИ. Нечего смотреть на меня свысока, вонючий, старый, костоправ. Вам просто не терпится устроить ваш толстый зад на стуле в «Красной розе». Вы пили все время, пока я находилась здесь. Готова спорить, идущий от вас запах виски унюхают и в Кливленде. Как вы собираетесь принимать моего ребенка? Вы пьяны.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Не так, чтобы очень.

(Отходит от нее, достает фляжку, пьет. Появляется ДЖОННИ, в новой куртке).

ДЖОННИ. Как она, доктор?

ДОКТОР ВОЛЬФ. Она – маленький лучик солнечного света. Ее стараниями половина медсестер в родильном отделении готовы выпрыгнуть из окна.

ДЖОННИ. Почему так долго? Что не так?

ДОКТОР ВОЛЬФ. Все нормально. Во всяком случае, у нее. Она уже родила двоих, поэтому знает, что делать. Этот должен выскочить, как горошина из стручка, но Бекки решила не участвовать.

ДЖОННИ. Но она хотела ребенка. Это была ее идея.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Что ж, девять месяцев спустя у нее возникла другая идея. Такое случается не в первый раз в истории человечества. Боли у нее сильные, но ее организм не реагирует на лекарства должным образом. Она испытывает стресс, и никак не может расслабиться. Дай ей еще немного времени, и ребенок выйдет, независимо от того, хочет она этого или нет. Побудь с ней. Сейчас она воспринимает меня, как бык – красную тряпку.

ДЖОННИ. Меня она тоже особо не жалует.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Возможно, но накачал ее не я. Ты на это напрашивался. Ты это получил. А теперь прошу меня извинить, у меня важная консультация с коллегой, Джеком Даниэлсом.

(ДЖОННИ подходит к кровати).

ДЖОННИ. Привет, Бекки. Как себя чувствуешь.

БЕККИ. Уйди. Не хочу тебя видеть. Это твоя вина.

ДЖОННИ. Почему это моя вина?

БЕККИ. Что значит, почему? А кто, по-твоему, меня обрюхатил? Эдгар Гувер?

ДЖОННИ. Но ты хотела ребенка.

БЕККИ. Я не хотела ребенка. Я просто думала, что его хотел ты. С чего мне хотеть еще одного ребенка? Я бы с радостью избавилась от тех двух, что у меня уже есть. Может, нам оставить их на автобусной остановке?

ДЖОННИ. Если ты не хотела ребенка, не следовало тебе говорить мне, что хотела.

БЕККИ. Ты бы подумал, что я – чудовище.

ДЖОННИ. Не подумал бы я, что ты – чудовище.

БЕККИ. Может, я чудовище. Может, ребенок будет чудовищем. Может, родиться с тремя головами. Я говорю тебе прямо сейчас – не буду я кормить грудью младенца с тремя головами.

ДЖОННИ. Не будет у него трех голов.

БЕККИ. Откуда ты знаешь, что не будет? Он вполне мог отрастить еще две головы. Как ты можешь знать? Ты же его не видел.

ДЖОННИ. Бекки, тебе просто нужно расслабиться.

БЕККИ. Почему мужчины постоянно советуют мне расслабиться? Сам расслабляйся, самодовольный сукин сын. Действительно красивая куртка. Где ты ее взял?

ДЖОННИ. Купил в магазине неподалеку. Это вельвет.

БЕККИ. Круто! Я пытаюсь протолкнуть арбуз через замочную скважину, а ты ходишь по магазинам.

ДЖОННИ. Док предложил мне прогуляться.

БЕККИ. Поэтому ты пошел по магазинам? Ты не думаешь, что я тоже хочу пройтись по магазинам. Ты хоть раз спросил меня, хочу ли я пройтись по магазинам?

ДЖОННИ. Сможешь ходить, сколь влезет, после того, как родишь.

БЕККИ. Не говори мне, что я смогу. Господи, я ненавижу мужчин. Я их ненавижу. А особенно ненавижу тебя. Хотя это красивая куртка. Я не просто тебя ненавижу. Я хочу тебя убить. Ничего, если я тебя убью?

ДЖОННИ. После того, как родишь.

(Входит МЕДСЕСТРА и слышит гневную тираду БЕККИ).

БЕККИ. РОДИШЬ! РОДИШЬ! РОДИШЬ! ПОЧЕМУ ВСЕ ТОЛЬКО И ГОВОРЯТ О РОЖДЕНИИ ЭТОГО ЧЕРТОВА ДУРАЦКОГО РЕБЕНКА? НА ХРЕН РЕБЕНКА! (От изумления МЕДСЕСТРА замирает. БЕККИ обращается к ней). ЧЕГО ВЫТАРАЩИЛАСЬ, РЫБЬЯ ХАРЯ? УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!

(МЕДСЕСТРА поворачивается и уходит).

ДЖОННИ. Бекки, ты пугаешь медсестер.

БЕККИ. На хрен медсестер. Небось, трахаешь их, когда выходишь из моей палаты. Хватит болтать со мной. Уходи. Не хочу больше тебя видеть.

ДЖОННИ. Хорошо. Я буду рядом.

БЕККИ. МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ, ГДЕ ТЫ БУДЕШЬ! МОЖЕШЬ ОТПРАВИТЬСЯ В ВУНСОКЕТ И ТРАХАТЬСЯ ТАМ С АИСТОМ. НО НИКОГДА, НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ СВОИМИ ГРЯЗНЫМИ ЛАПАМИ. ДУМАЮТ ТОЛЬКО О ТОМ, КАК БЫ ОТРАХАТЬ ТЕБЯ, А КОГДА ТЫ РОЖАЕШЬ РЕБЕНКА, БРОСАЮТ ТЕБЯ И ОТПРАВЛЯЮТСЯ ПО МАГАЗИНАМ!

ДЖОННИ. Я тебя не бросал.

БЕККИ. Тогда почему ты сейчас уходишь?

ДЖОННИ. Потому что ты сказала мне уйти. Я посижу в комнате ожидания. Если только ты не хочешь, чтобы я остался.

БЕККИ. Я не хочу, чтобы ты остался. Я хочу, чтобы ты умер.

ДЖОННИ. Мне очень, очень жаль, что у тебя такие тяжелые роды. Я готов на все, лишь бы тебе стало полегче.

БЕККИ. Круто. Как насчет того, чтобы потужиться и высрать «бьюик»? Хочу посмотреть, понравится тебе или нет.

ДОК ВОЛЬФ (возвращается). Кое-то должен родить в самое ближайшее время, а не то мне придется посылать за выпивкой.

БЕККИ. Сами и рожайте. А мне отдайте одежду. Я уезжаю в Питтсбург.

ДЖОННИ. Не можешь ты ехать в Питтсбург.

БЕККИ. Если ты можешь свалить в Нью-Йорк, я могу поехать в Питтсбург.

ДЖОННИ. Я никуда не поеду, пока ты не родишь.

БЕККИ. Хорош папаша! Оставляет только что родившегося ребенка, чтобы сбежать в Нью-Йорк. И зачем? Чтобы участвовать в какой-то идиотской игре!

ДЖОННИ. Бекки, у меня есть шанс стать питчером «Янкис» в Мировых сериях.

БЕККИ. Да мне плевать, даже если ты едешь, чтобы оттрахать королеву! Если я должна сидеть здесь с этим младенцем, сиди и ты!

ДОКТОР ВОЛЬФ. Юная дама, если ты и дальше будешь так выражаться, нам придется попросить тебя уйти.

БЕККИ. Круто. Может, мне поучаствовать в стипль-чезе во Франции. Или в собачьих бегах. В роли зайца. Меня от всех вас тошнит. Убирайтесь отсюда, все. Просто убирайтесь.

ДОКТОР ВОЛЬФ. Льда тебе принести?

БЕККИ. Что мне нужно, так это большой чертов сталагмит, чтобы я засунула его в ваш большой костоправный зад. Почему вы не можете принести мне этого чертова «Джек Даниэлса»?

БЕН (на Кони-айленде, 2015 г. Свет, падавший