Отзывы на книгу «Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии»

«И художника русалка нежно за руку взяла,
Одурманив его взглядом, вдруг под воду увела»
КИШ

Вы думаете, русалки – это такие нежные создания? Некие Ариэли, прекрасные снаружи и добрые внутри? Женщины с рыбьими хвостами, опасающиеся людей и прячущиеся в своих подводных царствах? Что ж, вас ждет разочарование. Но не спешите расстраиваться, взамен обманутым ожиданиям вам предложат погрузиться в удивительный мир заложных покойников, к которым относятся те же русалки. Ну обо всём по порядку.

Книга Зеленина привлекла меня, в первую очередь, своим интригующим названием. Меня же хлебом не корми, дай почитать про наше язычество, а тут еще такая узкая направленность…интересная. И, скажу, она оправдала все мои ожидания.

Очерки в освоении, конечно, проще, чем, например, «Язычество древних славян» Б. Рыбакова. Во-первых, там нет той кучи археологических, этнографических доказательств выдвигаемых автором гипотез. Во-вторых, Зеленин не использует научный язык в своей книге, более того, мне кажется, авторского текста там не так уж и много, а большая часть книги отведена многочисленным рассказам людей из народа об отношении живого человека к покойникам, мифам и цитатам других исследователей. Лично мне такое построение книги очень даже импонирует: минимум теорий, максимум примеров из жизни. В общем-то, Зеленин в очерках запечатлел народную языческую память людей, всё то, что осталось в наследство от дальних предков, и что сейчас, думаю, уже безвозвратно погибло в умах людей. Тут я не беру во внимание родноверческие объединения, ибо они составляют малую часть славянского народа, хотя благодаря одному такому союзу я и узнала о книге Зеленина.

Что занимательного можно почерпнуть из этих очерков русской мифологии?

Первая половина книги рассказывает об умерших неестественной смертью: утопленниках, удавленниках, опившихся вином, и, как ни странно, погибших насильственной смертью и умерших просто ранее своего срока, то бишь молодыми. В нашем христианском мире непривычно ставить в один ряд последних с разного рода самоубийцами, наоборот, иные мученики получают гарантированное место в раю, а вот в народных поверьях такие души прямиком попадают в услужение к чертям. Хорошим ты был или плохим особого значения не имеет, хотя характер и привычки могут остаться за человеком и после смерти. Что остается таким покойникам? Доживать свой век за гробом, скитаться от места своего захоронения до места своей смерти и обратно, попутно пугая проходящий мимо народ. Даже был такой интересный способ мести в одном краю: повеситься во дворе у обидчика, что значит привязать свой пропащий дух к этому дому, а так как самоубийцы находятся во власти нечистой силы, можно только представить, какие напасти удавленник может принести своему врагу, это не говоря о том, что у недруга могут возникнуть стандартные проблемы с местной полицией.
Живые люди относились к заложным покойникам со страхом и неодобрением, трупы погибших неестественной смертью не хоронились на общем кладбище и даже не закапывались в землю, ибо таким действием оскверняли и саму землю, и умерших естественной смертью родителей (предков). Представьте, что пока какая-нибудь Наташа Ростова танцевала на балу с элегантными кавалерами и блистала в светском обществе, в какой-то губернии обычные крестьяне ходили по ночам выкапывать заложных покойников из могил, так как искренне считали их виновными в возникших природных ненастьях (сильные заморозки или чрезмерная засуха). И это было каких-то пару сотен лет назад, случаи не единичны!

Закономерный вопрос, что тогда делать с такими покойниками? В первую очередь, трупы уносили подальше от селения, где-нибудь в лесу их просто оставляли на земле, или же бросали в болото, или же в воду. Если заложные вдруг начинали бродить по деревням, делать пакости, насылать болезни на скот и людей, местные жители могли придти к месту захоронения и – о, да! – вогнать деревянный кол в грудь покойнику, как в самых крутых вампирских фильмах, а то и чего поинтереснее сделать. В общем, на этих моментах я только успевала подбирать челюсть с пола.

Вторая половина очерков раскрывает перед нами мир русалок. Это название, как утверждает Зеленин, скорее заморское, неродное. Русалок в народе называют еще лоскотницы, шутовки, чертовки. Это те же заложные покойники женского пола (утопленницы, погибшие ранее своего срока, проклятые своими родителями и т.д.); также некрещеные умершие дети, которые до семи лет скитаются в образах мавок, потерчат, и если их за это время не окрестить, не дать им имя, то после они становятся полноправными русалками. Лоскотницы обычно представляют большую опасность для человека, кто попадется им руки, вряд ли выживают: могут и утопить, и защекотать до смерти, что является их излюбленным способом. В любом случае встреча с русалками бесследно не проходит, даже если человеку удастся уйти от этих нечистых. Обычно шутовки изображаются красивыми молодыми девушками с очень длинными зелеными или русыми волосами и нередко с большущими грудями. Они любят веселье, компанию, качаться на ветвях деревьев (помните, у Пушкина было?), зазывать парней и мужчин, одурманивать их своей красотой и губить, конечно. Хотя в некоторых местах жизнь сохраняют, щекочут до потери сознания жертвы, потом нежно целуют и относят домой, аккуратно положив на кровать. Поговаривали, что, бывало, парни женились на русалках, якобы, надев на шутовок крест, превращали их в живых девиц. Сколько людей, столько и мнений… О русалках говорили разное, иногда и противоречивое, отчего их образ становился еще загадочнее. Им посвящали праздники, приносили дары, устраивали проводы, всё это же не просто так. К сожалению, Зеленин был не в силах узнать корни этого верования в русалок (да знает ли вообще кто-либо?), но, как и я, искренне надеялся, что в дальнейшем исследования помогут отыскать ключ к пониманию этого образа.

Пожалуй, на этом мне стоит остановиться. Хоть у меня ещё полно желания рассказать вам много-много всяких сведений о заложных покойниках, я не могу отнять у вас возможность самим ознакомиться с этой поистине замечательной темой. Страшно не будет…ну если только чуть-чуть, но это не считается, правда?

Кроме того, что книга является широчайшим и первым в своем роде обзором типажей, привычек и национальных особенностей т.н. «заложных покойников», она еще и своеобразный путеводитель по художественной литературе XIX века. Зеленин по-своему толкует эпизоды из гоголевской «Страшной мести», тургеневского «Бежина луга», короленковского «Лес шумит», поясняя не всегда очевидную природу действующих в них созданий. Пересказывает легенды о проклятых исторических «заложниках»: убийцах Андрея Боголюбского, Отрепьеве, Стеньке Разине. И самое главное — отвечает на те вопросы, которые лично мне не давали покоя: почему русалки традиционно привлекательны, если регулярно от неразделенных любовей топились и давились также и дурнушки? почему в деревне и сейчас редко услышишь, что человек идет «додому»? — о запретных «куда идешь?» и «схожу за водой» я слышала, но об этом табу не догадывалась; почему и кто возит воду на обиженных?, etc.

Профанам вроде меня растолковываются малоупотребительные выражения вроде «колокольный мертвец», «дерутся по мертвецы», подробно объясняется зловещая природа некоторых обычаев: так, казалось бы, зачем приставлять сторожа к скудельницам — по сути, братским могилам, — и каких высот достигало анекдотичное славянское двоеверие — Богу угождай, но и черта не гневи. Наконец, ведется речь и о совсем повыведшихся верованиях — в русалок-фараонов, в лысых русалок, гнобимых волосатыми, в непотопимые гробы и неопалимые кости. Хорошо и то, что Зеленин изначально отказывается от слишком смелых сравнений, так что соблазнительные параллели типа «божедом — башня молчания» в книге почти не звучат.

Безусловно, сокровищница. Сами зафиксированные факты даже отступают на второй план, когда задумываешься, искусство ли копировало жизнь, в которой есть место для нерожденных наравне с бессмертными, или изначально существовала некая бессознательная поэзия, впоследствии проникшая в быт. Несмотря на то, что Зеленин намеренно оставался на протяжении своего расследования в границах русской мифологии, есть в «Очерках» что-то универсальное. Не «Золотая ветвь», конечно, но вполне соизмеримо.

Что я знала раньше о русской мифологии? Да в общем ничего. Как оказалось, я в течение очень длительного отрезка времени пребывала в заблуждении по поводу возникновения леших, домовых, русалок и прочих сверхъестественных существ. Я верила, что если про них та много говорится, их так часто упоминают, значит раньше давным давно они существовали. Или нет? Оказывается все не так просто- с одной стороны, и совершенно банально- с другой. Это начинаешь понимать с каждой новой главой, и объясняется всего двумя словами- заложные покойники. Другое дело, что о них мало кто чего слышал, но Зеленин с удовольствием приоткроет завесу тайны. Кстати, помимо этого, я открыла для себе очень много занятного. Например способ мести у чухонцев или отношение к старикам в древнем Дагестане. Стали понятны всевозможные заморочки с некоторыми суевериями, остатками обрядов, которые конечно уже утратили свой прежний смысл, но продолжают ревностно исполняться окружающими. Обнаружила, что чеснок весьма чудодейственное растение, которое помогает не только от заморского графа Дракулы, но и от родного лешего. Правда чесноком не стоит кидаться, его нужно съесть. Видимо нечисть от одного запаха падает замертво. Полынь тоже не отстает, и оказывается весьма знатным оберегом, чаще против русалок. Кстати, о русалках. Как оказалось их такое огромное количество! В общем книга очень занятная. Если вы хотите разобраться в том, что же на самом деле представляет собой русская мифология, откуда что взялось, причем без всяких отсылок к мистике, эта книга подходит, как нельзя кстати. Приятного чтения.

"Когда я умер, рядом не было никого, кто бы это опроверг" - заметил однажды некий Е. Летов, явно классифицируемый в описываемой Зелениным мифологии как заложный покойник-опойца. Хотите узнать, кто такая русская русалка, и почему она на ветвях сидит вместо того, чтобы мирно плескать рыбьим хвостом в пруду - вам сюда. Впрочем, тут пахнет вовсе не пушкинским духом, а скорее трупным смрадом и лесным ужасом. Божедомы, куда сваливают мертвецов, которых по языческим понятиям западло хоронить (один из таких, внезапно, на месте современной площади Гагарина), плавающие ночами по озеру, поросшие мхом каменные гробы с неупокоенными телами, закапывание мертвых младенчиков под порогом дома - это лишь немногие из примеров буйства народной фантазии, касающейся покойников, а также ее отражения в быту. Судя по всему, в начале ХХ века подобные верования еще цвели и пахли, так что да, ад прямо у нас под ногами и реален, как московский метрополитен. Книга полна примерами самовольной эксгумации крестьянами "неправильно похороненных" при неудобной для земледелия погоде, относящимися в основном к ХIX веку. Ну а что у нас, в веке XXI-м? Вот интересно, во время засухи 2010 года были ли случаи разорения могил? Почему-то я уверен, что были, просто широко не освещались. Самые дрянные выдумки - они самые живучие. А дельфин и русалка действительно совсем не пара.

P.S. В качестве домашнего задания - проинтерпретировать сеть кофеен Starbucks как секту дьяволопоклонников.

Но когда потянет с реки туман, то за ним могут поползти и все как есть лихорадки: и Трясея, и Огнея, и Ледея, и Гнетея, и Грудея, и Глухея, и Ломея, и Пухнея, и Желтея, и Корчея, и Глядея, и самая страшная - Огнеястра-Невея. Против двенадцати сестричек имеется крепкое, надёжное заклинание: помянуть Белого Аспирина да Горького Трациклина, только это тому помогает, у кого и так здоровье хорошее.
(Михаил Успенский, "Там, где нас нет")

Сведений о славянской мифологии существует до обидного мало - по большей части из-за того, что письменных свидетельств дохристианской эпохи на Руси мы не имеем, а новая религия занималась не изучением предшествующих верований, а их старательным уничтожением. Даже забавно, что о некоторых языческих обрядах и суевериях теперь известно только по церковным текстам, эти суеверия бичующим. Когда же до истоков народной духовной культуры добрались дотошные фольклористы, отзвуки былого язычества крепко сплелись с христианским учением и книжными заимствованиями из бестиариев других народов. О том, с какими сложностями столкнулись исследователи, желающие восстановить информацию о вере наших далёких предков, обстоятельно рассказывает вступительная статья к труду Дмитрия Константиновича Зеленина - весьма дельная, надо сказать. Упоминается в ней и такая проблема, как невольное ориентирование на так называемую классическую мифологию - не только простые обыватели, но и учёные исследователи то и дело загорались идеей построить славянский Олимп по аналогии с греческим, населив его таким же стройным пантеоном богов. Недавно читала "Поэтику мифа" Елеазара Мелетинского, в которой он, кроме всего прочего, перечислял самые развитые мифологические системы - и объяснял, почему они существовали далеко не у всех народов. Как полагает автор вступительной статьи (и тут я с ним соглашусь), поиск отечественного Олимпа - занятие бесполезное и даже вредное, потому что заставляет исследователей идти против научных методов, "изобретая" новых богов или приписывая божественное происхождение самым неожиданным сущностям.

Но хоть мы и ограничены в количестве информации, хоть и мифология наша не входит в число самых развитых - это вовсе не повод думать, будто интересного в этой сфере ничего обнаружить нельзя. Для меня славянская мифология - одна из самых привлекательных и будоражащих воображение, потому что в весьма высокой степени она основана на родстве нашего мира с миром потусторонним, на жизни мертвецов рука об руку с живыми людьми, на многочисленных демонических сущностях - одна страшнее другой. Труд Д. К. Зеленина посвящён именно теме умерших, их разделения на различные категории, отношения к ним современного ему русского народа (потрясающая смесь суеверий и христианства).

Согласно его теории (подтверждённой огромным количеством собранных сведений, многочисленными источниками и просто логически безупречными аргументами), у многих народов, в том числе и у славянских, умершие люди делятся на две большие категории - почитаемых предков, умерших естественной смертью, и так называемых "заложных покойников", силы вредоносной, презираемой и одновременно пугающей. Каждый, кто умер не своей смертью, упившись ли алкоголем, замёрзнув ли зимой, попавшись ли в руки разбойникам - поступает в распоряжение нечистой силы. Не так важно, грешный ли это самоубийца или невинная жертва обстоятельств, и это неразличение - факт очень интересный, то ли отвечающий синкретическому мифологическому мышлению, то ли объясняющийся "верой в справедливый мир". Не знаю, но тут есть о чём подумать. В любом случае, убеждение, что человеку отведён на земле определённый срок, в народе очень сильно - а потому умерший до срока доживает причитающиеся ему годы в виде ходячего мертвеца, а долгожитель "заедает чужой век", укорачивает чью-то жизнь, поскольку "своя" у него уже истекла.

В своём труде Зеленин очень подробно рассматривает понятие "заложный покойник": кто и почему попадает в эту категорию, чем занимаются заложные покойники, какие из них становятся рабами нечистой силы, а каких "повышают" до леших, русалок и прочих демонических сущностей, где и как принято погребать таких мертвецов, какие обряды связаны с ними, и тому подобное. Некоторые факты из совсем недавней истории нашего государства прямо-таки впечатляют до дрожи. Например, знаете ли вы, что такое "убогий дом", в народе получивший меткое название "гноище"? Грубо говоря, это яма в земле, сверху прикрытая каким-нибудь сараем, куда сваливают трупы людей, умерших не своей смертью (самоубийц, опойцев, погибших при пожаре, утонувших и т.д.) - сваливают и оставляют, погребая их всей кучей один-единственный раз в году. Можете себе представить эту аппетитную картину? Как выяснилось, в моём родном городе было два "убогих дома" (автор даже даёт их точные "адреса", спасибо ему, теперь мне будет стрёмно там ходить). "Заведения" эти были вполне себе государственные и официальные, и Зеленин видит в них попытку упорядочить народную привычку трупы "заложных" бросать по оврагам и болотам (закапывать таких людей в землю - большой грех, а хоронить на общем кладбище - и вовсе кошмар и оскорбление предков). Замечательные народные традиции раскапывать могилы опойцев и швырять их тела в реку, чтобы вызвать дождь, тоже не оставляют читателя равнодушным. Вообще говоря, это очень весело - у пьяницы и после смерти продолжается "сушняк", поэтому он выпивает всю влагу из земли и воздуха, и начинается засуха. Бедолагу надо напоить, бросив в какой-нибудь водоём, и засуха прекратится. Грешно смеяться над разрыванием могил, но я похохотала. Ещё очень повеселило приведённое одним из источников название оврага, в котором местные крестьяне видели призраков удавленников - овраг Пересеря. Воистину, велик и могуч русский язык.

Дальше...

Есть и более грустные истории - скажем, о младенцах, умерших без крещения, потерчатах и мавках. Как только ни изощрялись несчастные родители, чтобы покрестить и благословить своё дитятко, обречённое на адские муки! Их закапывали под порогом дома с думою, что "поп с крестом будет переступать - и покрестит". В некоторых губерниях считалось, что дитя, которому мать дала имя - пусть даже мёртвому - имеет шанс на спасение, а бедняги, оставшиеся без имени, будут маяться вечно (и кстати, именные их очень обижают). За всеми пугающими мистическими историями видится ужасно печальная подоплека.

Интересно, как близки оказываются миры живых и мёртвых. Не только мертвецы могут шастать к нам, как к себе домой (между прочим, вы знали, что наши предки гроб называли "домом", "домком", а потому остерегались говорить, что идут "домой"?), но и превращение мертвеца обратно в живого человека вполне возможно. Всем известно существо под названием кикимора - получаются они из умерших детей. Если кикимору поймать и выстричь ей крестообразно волосы, она снова превратится в живого ребёнка и будет жить и расти, как все нормальные люди, только на память о загробном мире ей останется какое-нибудь уродство.

Значительная часть книги посвящена русалкам, образ которых Зеленин считает очень сложным, сочетающим в себе черты заложных покойниц и природных духов (в какой-то мере). Само название, конечно, заимствованное, но наши русалки со сказками Андерсена имеют мало общего - они мертвы, прежде всего, рыбьего хвоста не имеют и живут не только в водоёмах, но и в лесах (не зря у Пушкина русалка "на ветвях сидит", это их любимое занятие). Сведения об этих существах оказываются зачастую противоречивыми, но впечатляет, сколько их удалось собрать и систематизировать автору книги. Близки к русалкам, по мнению автора, сёстры-лихорадки (что навело меня на мысль об эпиграфе из Успенского).

Очень важно отметить, что труд этот - научный, целью своей ставит изучение важного для отечественной мифологии вопроса, а не развлечение читателя; зачастую писатель не единожды возвращается к одному и тому же свидетельству, очень подробно приводит источники своих данных и место их сбора. Не хочу сказать, что читать его трудно, но специфику нужно учитывать. Кроме того, учитывать придётся и то, что под "русской" мифологией автор понимает мифологию восточнославянскую, приводя сведения не только из России, но и из Украины и Белоруссии.

Почему я рекомендую эту книгу к прочтению? Во-первых, она будет интересна всем любителям мифологии. В ней встречаются столь замечательные истории и столь занятные существа, что удивительно, почему о них никто до сих пор не написал роман. Скажем, Кутысь - это же готовый сюжет, не хуже знаменитого "Убыра". Существо не затасканное, как какие-нибудь вампиры или зомби, и отношения с людьми у него достаточно сложные, и образ трагически-опасный. Во-вторых, многие произведения русской классики (и кое-что из современности) начинают сверкать куда ярче после того, как ознакомишься с этим трудом и поймёшь их истоки. Ну и в конце концов, это просто увлекательно.