© Дмитрий Сергеевич Веряскин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1. Новый день

Утро…

Над городом, и, казалось, целым миром, все так же нависали серые, гноящиеся тучи, готовые в любую секунду вылить ядовитые слезы господни, смыв все то, что нам так дорого и любимо. Смыв боль, ненависть, горе.

Я смотрел в окно и ждал. Вдали громыхнуло. Выпил глоток кофе. Пошел дождь. Мы остались гадить!!!

В ванной журчала вода, Ира напевала Билана: «Я просто люблю тебя». Закончились сигареты, из ее сумочки достал гейский Kent nanoteк. Закурил. Капли дождя громко стучали по стеклу.

Насильно врываясь в уши, будильник отвратительно запикал, напоминая мне: «Все самое лучшее впереди!». Подобно собаке Павлова, начинаю пережевывать бутерброд, суечусь, тороплю Иру. Она, как обычно, невероятно плавная – крутит голой задницей перед моим носом, но мои мысли далеки от ее тела. Натягиваю брюки. Обижается. Сейчас и весь день я уже не в силах кого-то трахать, весь день будет трахать мой мозг Генеральный – Вася.

Довожу Иру до ЦУМа. Целует меня. Щипаю ее за задницу, взвизгнув, она радостно уходит.

Офис. Все, как обычно, унылые, не выспавшиеся, с тупой, силиконовой улыбкой рожи, готовые в любую минуту содрать ее, показав истинное лицо – пасть злющего пса, текущий яд, огромные налитые кровью глаза, а за всем этим ужасом – заячья душа. Всё как везде.

Юля – наша краса и гордость! Год крутит задницей перед Васей, и он ей не вставил! Именно факт этого заставил усомниться меня и некоторых коллег в его гетеросексуальности. Можно пропустить кого угодно, но не вставить ей просто невозможно – шлюха высочайшего класса, знающая в совершенстве все приемы обольщения. Юля-стояк – так в шутку мы прозвали ее.

Вася вообще странный человек, ходячий, жирный, потный шкаф, с кучей разного размера ящиков, аккуратно заполненных разноцветными папками, файлами с экономикой, менеджментом, рекламой, пиаром, отчетностью за квартал, за год. Цифры, буквы, цифры, буквы – в этом весь Вася.

И сейчас этот цифробуквенный микс въедается в меня своими глазами-бусинками.

– Николай, ты работал с «Тайфуном»?

– Да, – отвечаю я.

– Тут такое дело… Одному из моих сибирских партнеров нужна помощь и как раз франшиза «Тайфуна» – плевое дело…

– Можно суть? – спросил я, оборвав его вранье. Чувствуя, что это плевое дело – очередная гроздь геморроя в моей заднице, которая все никак не привыкнет.

– В двух словах. В Республике Тыва она хочет открыть сеть «Тайфун», опыта работы нет в этой сфере, поэтому она обратилась ко мне. Я хотел отправить в командировку Юлю и Андрея Филиппова, но Юля настаивает на твоей кандидатуре.

– Во-первых, не могу представить, где это – Тыва, во-вторых, с «Тайфуном» не всё так просто.

– Определенные договоренности уже существуют, вам нужно организовать рекламную компанию и оценить рынок. Да еще и твои добрые отношения с Артуром. Ерунда!

С этой ерундой я вышел из его кабинета, мог отказаться, но командировочные в размере месячной оплаты, халявная еда, проживание, плюс Юля, благодаря которой вскоре я мог пополнить армию онанистов, а главное – желание уехать из этого города и неважно, куда. Главное, что подальше от вечерних совместных просмотров сериалов с закадровым смехом, делающих меня идиотом, подальше от планирования не планируемых вещей, подальше от завтра, подальше от вчера. Ближе к сегодня. Ближе к жизни!

Тыва…

Далековато, практически трое суток в поезде и полдня на авто. Сегодня четверг, в субботу мы выезжаем, во вторник будем на месте. Весь день я просидел у компьютера, собирая информацию о Тыве, лютые холода, Саянские горы, снежные барсы и море марихуаны, невероятно красивые места (судя по фотографиям), минимальное проникновение сраной цивилизации, от которой нескончаемые рвотные рефлексы. Должно понравиться!

На этой мажорной ноте я вышел из офиса. Свинцовые тучи, как ни странно, пропустили несколько лучей солнца, будто освещая мое предстоящее путешествие, щурясь, я впустил их. Вдохнул полной грудью смесь кислорода, выхлопных газов, парфюма, человеческой крови, запахи пыток и боли, нищеты и безысходности, сел в машину, закурил и поехал за Ирой. На М. Горького пробка, на Пушкинской всё в норме – сообщает диджей радио «Адам», приятным голосом, верю. И включаю DFM, где никогда нет никаких пробок. Вообще, я верю всем. Обмануть меня, что может быть проще? Меня обманывают все без исключения. Коллеги на работе с наигранным участием спрашивают: «Коля, вид у тебя какой-то подавленный, может, нужна помощь? Ты знаешь, для тебя – что угодно». «Ты знаешь, этот ролик „Для сантехника“ – удачный рекламный ход». Обманывает Ира, говоря мне о своей любви, то же, вероятно, она говорит тому качку из отдела спортивного питания, который трахает ее во время обеда. Меня обманула собственная мать, уговорив меня покинуть теплое, уютное место в ней, уверяя, что снаружи гораздо комфортнее. И даже сейчас этот огромный баннер с рекламой автомобиля «Чувствуй перемены» нагло врет, перемен нет и не будет!

Лживый век!

Я остановился у площади. Несколько таксистов с лицами победителей ели семечки, сплевывая скорлупу на асфальт. Звук захлопнувшейся двери спугнул черных, красноклювых голубей власти, вскормленных в резиденции президента. Армадой вражеских бомбардировщиков они летели в сторону пруда, сбрасывая кассетные бомбы вонючего дерьма. Глупые ноги хотели унести меня, спрятать под кроны деревьев, но ощутили сопротивление. Я стоял по колено в дерьме! Люди же спокойно проходили мимо, отвратительно чавкая и совершенно не замечая, в чем они живут. Они, я, все мы давным-давно стали частью этой вонючей жижи, превратившись в безмозглые машины по производству дерьма. Мы – то самое образованное, цивилизованное общество, где отребье и всевозможная нечисть зовут себя господами.

Звонила Ира.

– Да, – ответил я.

– Ну ты где? – резко и даже грубо спросила она.

– Я на площади, поднимайся, на Горького пробка.

– Всё, иду.

Я сел на скамейку, ожидая ее и провожая взглядом прохожих. Многие, проходя мимо, не стесняясь, тыкали в меня пальцем, истерически смеясь. Их дико смешили огромные, ветвистые рога, растущие из моей головы. Я – «Вечный муж» Федора Михайловича, единственно без шляпы и крепа на ней и без раздирающей, язвительной ревности внутри.

И можно ли скорбить по живым мертвецам? Ира восхищается их красотой, растит их, ежедневно сплевывая семя этого напротеиненного качка мне на голову, будто выращивая «Клубень» Сорокина. Осторожно касается их, расшатывая ржавые гвозди Святого писания, вбитые в ее детскую голову. Она любит свои рога, и я их покорно ношу, не являясь их ревнивой частью, а только почвой. У меня никогда не было чувства собственности к ней, не было ревности, не было и нет желания разоблачить ее. У меня нет к ней ничего, кроме мертвой эрекции.

– Привет, – целуя меня в щеку, сказала она, – как у тебя день прошел, не устал, ел в обед?

Она не ждала ответа, это протокол.

– Нормально все, – ответил я.

– Поехали домой.

– Поехали.

Почему я с ней? Или наоборот она со мной, потому что у меня член, а у нее влагалище. Этого мало? Может быть, потому, что я правдолюб, а она радикальная лгунья, она как ни странно верит в Христа и носит крест, а мне симпатичнее Будда, она скупа, а я последнее отдам нищим, я люблю собак, а она кошек. Она восхищается Биланом, а меня тошнит, она любит «Дом-2», а я бы выжег его напалмом…

– Я купила тебе диск Tiesto – доставая из сумки его, сказала она.

– Зачем? У меня уже есть этот set.

– Ладно, верну обратно, – уставившись в дорогу, обиженно сказала она.

– Не нужно, тут есть бонусы, миксы на Dance for life, я их не слышал, спасибо.

– Тебе никогда не угодишь, хочется сделать тебе приятно, а ты…

Она не закончила, что я? Это для меня так и останется загадкой. Правда можно предположить, например, свинья неблагодарная, вечно недовольный, хоть бы раз сказал спасибо (кстати, я говорю всегда), мог бы оценить. ЦЕНЮ!

У подъезда она с отвращением посмотрела на то, как я пожал часто трясущиеся руки Коли Черного и Андрюхи Хромого. Интересно, есть ли хоть один человек на «Буммаше», не знающий эту парочку? Все от мала до велика знали Черного и Хромого. Большую часть своей жизни они просидели за решеткой, их сердца, души, память познали лишь предательства, унижения, голод, произвол и ничего больше, хотя их души требовали другого. И теперь они безуспешно пытаются забыться, смыть алкоголем все то, чем наполнены их души. Сейчас им известно, что такое счастье, но места для него в их сердцах нет. С ножом и пистолетом в руках они искали его, с завистью, жадностью в душах и грязью в сердце. Искали его в мехах, золоте, деньгах, боролись, дрались до крови за то, что борьбы не требует. Пытались обрести счастье в чем-то, но и в чем-то счастья нет. Оно покоится в нас и только в нас. Оно – динамитная шашка, поджигая которую, ты зажмуриваешь глаза, дрожа всем телом, ожидая взрыва. Взрываясь, она порождает колоссальной силы волну, сопоставимую с потенциалом ядерного щита России и США вместе взятых. Эта волна разрушает всё! Разрушает все то, чем ты жил прежде, разрушает прошлое, уничтожая приобретенный опыт и знания, выметает из тебя все то дерьмо, которым насильно кормили тебя с раннего детства. Взрыв слепит тебя, дезориентирует, ты не можешь смотреть, но спустя короткое время, обретая способность ВИДЕТЬ, ты сходишь с ума от счастья. Ты тонешь в многообразии красок, видишь те цвета, которые не могли присниться в самых абстрактных, фантастических снах, видишь жизнь в свете господнем.

Я дал мужикам пятьдесят рублей и пошел вслед за Ирой, она готовила ужин, лег на диван, включил купленный ею диск Tiesto. Из акустической системы полилась музыка. Еле слышный бит, становясь все отчетливей, смешанный с сотней звуков, сладко раздражал слух. Музыка, подобно паузе в сумасшедшем потоке бесполезных событий, она – молот, разбивающий склеп с заживо погребенной душой, она – глоток воды для умирающего от жажды в пустыне, она – луч льющегося, густого, теплого света, пробивший стены глухой темницы, наполняя сердца страждущих надеждой.

Ира приготовила ужин. Человек, знающий толк и получающий удовольствие от пищи, был бы приятно удивлен разнообразием кухни. Я же абсолютно равнодушен. Меня вполне устраивает кофе с бутербродами, яичница с беконом, омлет, пельмени, салат из супермаркета. Она с детства усвоила народную истину, которая кажется мне глупостью: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Через мой же желудок этот путь закрыт, как и через секс. Именно эти два пункта и их идеальное исполнение она считала залогом счастья. На мой вопрос о счастье она отвечала какой-то нелепицей, для нее оно не имело какой-то определенной формы, каких-то составляющих. Лишь огромное желание разлагаться в огромном бетонном скворечнике, облачать в дорогие наряды свое гниющее тело, побольше всего и как можно дороже. Иногда мне казалось, что ее взгляд просветляется и она видит. В те моменты я пытался говорить с ней, помочь ей. Начиная с элементарных вещей, тех которые травят ее. Я говорил ей, что человек, живущий во лжи, не способен даже коснуться счастья. В тот же миг она облачалась в боевые латы, обнажала клинок, отражая мои нападки. Я был не на ее стороне.

– С чего ты взял? – сама не ведая, изобличала она себя, – я честная и порядочная девочка, – уверяла она с улыбкой, далеко не порядочной.

Разве я об этом? Ее жизнь война, война с собой, в которой нет и не может быть победителей и проигравших. Она росла в христианской семье, где с детства учили тому, что прелюбодеяние – смертный грех. С другой стороны, она была слаба, ее самооценка нуждалась в постоянной подпитке извне. Ей нравилось быть желанной, моей эрекции ей со временем не хватало, ей нравятся восхищающиеся ей взгляды, мужчины с текущими слюнями, эрекцией. Ей нравятся армии онанистов, шныряющих по просторам инета, иначе как объяснить периодически обновляемые ее ню-фотосессии на vk.com?

На столе стояли две парящие чашки с фасолью и мясным гуляшом, украшенные листьями салата и петрушки. С выжидающей улыбкой она смотрела мне в глаза.

– Выглядит потрясающе!

– Я старалась.

– Спасибо, Ир.

– Ну, всё, давай кушать, приятного аппетита, – суетливо сказала она.

И это каждый день! Каждый день таким образом она искупала придуманную ей вину, за мое молчание, рога, за то, что она невероятно хитрая и коварная, отловила меня такого покладистого, ничего не знающего оленя, которому накинула лассо на рога, затащила в стойло, где я счастливо мычу.

Весь ужин мы молчали, слушая, как пережевывается пища во рту друг друга. И каждый ковырялся в том дерьме, что представляла наша совместная жизнь.

Я вымыл посуду под ее пристальным взглядом, как обычно, она пыталась препятствовать этому. Открыл окно под рассказы бесконечных анекдотов, ежедневно происходившие в ЦУМе. Закурил. Она рассказывала о пьяном мужчине, который купил ДОРОГУЩИЕ серьги двум девушкам из ювелирного салона, не зная их абсолютно! В отделе джинсов он получил отказ от продавца, молодой девушки, дать ему номер телефона и обещания поужинать с ним, видимо, потому, что он был выпивший, сел на пол и сказал, что уйдет только с ее номером и согласием отужинать.

– Коль, там такое началось…

Я потушил окурок.

– Пойдем в зал.

Мы сели на диван, она с огнем в глазах продолжала рассказ о том, что там началось. Постепенно ее болтовня перешла в монотонный гул, в котором невозможно выделить слова и фразы, отдаляясь от меня и не касаясь моих перепонок. Я вижу ее шевелящиеся красивые, пухлые, немые губы. Ее глаза, наполненные огнем, не способным обжечь и согреть кого-то. Я встаю с дивана, впиваюсь в ее рот, она мне отвечает, ее халат падает на пол. Мои пальцы в ее узком, влажном, горячем влагалище. Она опускается на колени, быстро справляется с брюками, сжимает мошонку, лижет головку члена. Берет меня за ягодицы и жадно заглатывает член. Я поднимаю ее, поворачиваю к себе спиной, она встает коленями на диван, выгибает спину, подставляя мне сочащееся влагалище. Вхожу и начинаю с остервенением трахать ее, взяв за волосы. Думаю о задней стойке, которая со вчерашнего дня застучала, о вечно лживом автослесаре, который скажет, что мне придется долго ждать, пока ее привезут. Доплачу ему, и вопрос решится моментально. Всем нужны деньги! И слесарям тоже. Трахаю ее долго, с меня бежит пот, она уже не стонет, а мычит, жадно хватая воздух, уткнувшись лицом в угол дивана. Ее тонкие, длинные пальцы упираются мне в живот и в ногу, безуспешно пытаясь контролировать мой натиск. Кончаю, содрогаясь всем телом, отпускаю ее, она валится на бок, тяжело дыша.