Глава 1. Хранитель памяти.

20 января 2036 года, 8:47 утра. Берлин.

Лара Мюллер стояла перед витриной с обломками "Семянника" и думала о том, как быстро мир может забыть самые важные уроки истории. Восемнадцать месяцев прошло с момента Вальхаллы, а посетители Музея цифровой памяти уже воспринимали экспонаты как декорации из фантастического фильма, а не как свидетельства реальной катастрофы.

– Лара, – окликнул её ассистент Томас Крюгер, молодой историк, который пришёл работать в музей сразу после университета. – Журналисты из Der Spiegel уже здесь. Готовы к интервью о годовщине?

– Через минуту, – ответила она, не отрывая взгляда от металлических осколков.

В витрине лежали остатки устройства, которое чуть не изменило мир. Информационная табличка сухо сообщала: "Портативный квантовый проектор, известный как 'Семянник'. Использовался организацией 'Проект Некрос' для воскрешения исторических личностей. Уничтожен 24 марта 2034 года в результате международной операции по пресечению незаконной некромантической деятельности."

Сухие слова не передавали и сотой доли того ужаса, который она пережила в те дни. Воскресшие диктаторы, армии призраков, битва на холме Вальхаллы – всё это казалось кошмарным сном, если бы не шрамы на руках и ночные кошмары, которые до сих пор мучили её.

– Лара? – Томас терпеливо ждал ответа.

– Да, иду, – она оторвалась от витрины и прошла в главный зал музея.

Музей цифровой памяти занимал бывшее здание посольства на Унтер-ден-Линден. После событий с "Проектом Некрос" международное сообщество решило создать мемориальный центр, посвящённый "урокам технологической некромантии", как это официально называлось. Лару пригласили возглавить проект – кто лучше человека, лично столкнувшегося с воскресшими мёртвыми, мог рассказать об опасности подобных экспериментов?

Главный зал встретил её привычным гулом голосов. Несмотря на раннее время, посетители уже бродили между экспонатами. Туристы фотографировались на фоне голографической реконструкции римской лаборатории, школьники с интересом рассматривали биосинтетические образцы в стеклянных колбах, а пожилые люди тихо переговаривались у стенда, посвящённого жертвам "войны призраков".

– Фрау Мюллер, – подошла к ней элегантная женщина лет сорока в строгом костюме, – Катарина Вольф, Der Spiegel. Спасибо, что согласились дать интервью к годовщине.

– Пожалуйста, – Лара автоматически переключилась в режим публичного общения. – Чем могу помочь?

– Расскажите, как вы оцениваете влияние событий двухлетней давности на современное общество? Действительно ли человечество извлекло уроки из "войны призраков"?

Лара задумалась. Формально – да, уроки были извлечены. Исследования квантовых отпечатков сознания запрещены во всём мире. Международная комиссия по технологической этике получила беспрецедентные полномочия. Создана глобальная система мониторинга научных разработок, которые могли привести к воскрешению мёртвых.

– Официально – да, – сказала она. – Но меня беспокоит другое. Люди начинают забывать, насколько это было страшно. Для многих Гитлер, Сталин, Наполеон превратились в персонажей компьютерной игры, а не в реальную угрозу человечеству.

– Вы имеете в виду рост популярности "некро-фантастики"?

– В том числе. – Лара кивнула на группу подростков, которые делали селфи у реконструкции капсулы Гитлера. – Смотрите на них. Они воспринимают всё это как аттракцион. А ведь прошло всего полтора года.

– Но разве это не естественно? Человеческая психика защищается от травм, превращая их в развлечение.

– Возможно. Но что будет, если кто-то решит повторить эксперимент? Если найдутся люди, которые посчитают, что воскрешение мёртвых – это хорошая идея?

Журналистка что-то записала в планшет.

– А есть признаки подобной активности?

Лара колебалась. Последние недели её мучили странные сообщения от посетителей музея. Люди жаловались на "голоса" рядом с некоторыми экспонатами, на ощущение "присутствия кого-то ещё" в залах. Технические проверки ничего не выявляли, психологи списывали всё на внушение и коллективную истерию.

– Пока нет, – солгала она. – Международная система контроля работает эффективно.

– Отлично. А что вы можете сказать о.

В этот момент к ним подошёл охранник музея, Курт Майер, ветеран полиции, которого Лара наняла из-за его опыта работы с "необычными ситуациями".

– Фрау Мюллер, – сказал он негромко, – там снова проблема в зале военных экспонатов. Пожилая дама утверждает, что слышит голос своего сына.

Лара извинилась перед журналисткой и прошла в дальний зал музея. Там, у витрины с наградами времён Второй мировой войны, стояла женщина лет семидесяти и тихо плакала.

– Фрау? – мягко спросила Лара.

– Шмидт. Эльза Шмидт, – женщина вытерла глаза платком. – Простите, я знаю, что это глупо, но я слышу голос моего Ганса.

– Вашего сына?

– Он погиб в Афганистане десять лет назад. Военный медик. И вот сейчас, когда я смотрела на эти награды, я услышала его голос. Он сказал: "Мама, я здесь. Я хочу рассказать правду о том, что произошло."

У Лары мурашки пробежали по коже. Это был уже пятый случай за последние две недели. Разные люди, разные экспонаты, но одна закономерность – все слышали голоса умерших родственников, которые хотели "рассказать правду".

– Фрау Шмидт, – осторожно сказала Лара, – а что именно хотел рассказать ваш сын?

– Про войну. Про то, что там действительно происходило. Он говорил, что официальные отчёты скрывают правду о гражданских жертвах.

Женщина посмотрела на Лару умоляющими глазами:

– Я не сумасшедшая. Я действительно его слышала. Это как-то связано с вашими экспонатами, не так ли? С технологией воскрешения?

– Фрау Шмидт, – Лара взяла её за руку, – технология полностью уничтожена. Это невозможно.

– Но вы же слышали о других случаях? – пожилая женщина оказалась наблюдательнее, чем выглядела. – Я видела вашу реакцию. Это происходит не только со мной.

Лара молчала. Женщина была права – случаи множились. И все они имели одну общую черту: мёртвые хотели рассказать правду, которую скрывали при жизни.

– Оставьте мне свои контакты, – сказала она наконец. – Если что-то подобное повторится, обязательно сообщите.

Проводив фрау Шмидт, Лара вернулась в свой кабинет и заперла дверь. На столе лежала папка с отчётами о "акустических аномалиях" – так она официально классифицировала эти случаи. Тринадцать сообщений за три недели. Все от посетителей музея. Все рядом с экспонатами, имеющими отношение к трагическим событиям.

Она открыла защищённый канал связи и набрала знакомый номер.

– Макс? Это Лара. Мне нужна твоя помощь. Срочно.

– Что случилось? – голос Макса Штольца звучал из динамика с лёгким искажением – он говорил из штаб-квартиры международной комиссии по ИИ в Женеве.

– Возможно, ничего. А возможно, всё начинается заново.

Пауза.

– Я вылетаю завтрашним рейсом, – сказал Макс. – И Лара будь осторожна. Если технология действительно выжила, её создатели уже знают, что ты начала расследование.

Связь прервалась. Лара осталась одна в кабинете, окружённая папками с отчётами о невозможном.

За окном сгущались январские сумерки, а где-то в тени берлинских улиц, возможно, готовился новый эксперимент по воскрешению мёртвых.

Эксперимент, который на этот раз мог быть ещё опаснее первого.