Глава 1. Первые краски.

Мне было семь лет, когда я впервые увидела, что люди светятся.

Это случилось в библиотеке нашего маленького городка Грейтаун в Новой Зеландии, где я проводила дни напролет, пока мама работала в местной больнице. Библиотекарша миссис Паркер, пожилая женщина с седыми волосами, убранными в строгий пучок, читала мне сказки Роальда Даля. Я сидела на её коленях, следя пальцем по строчкам, когда вдруг заметила: вокруг неё мерцает тонкий ободок света.

Бледно-голубой, почти прозрачный, он окутывал её плечи и голову, словно невесомый шарф из тумана. Свечение пульсировало в такт её дыханию, становясь ярче, когда она улыбалась, и тускнея, когда нахмуривала брови, читая о злодеях из книжки.

– Миссис Паркер, – прошептала я, прервав её посреди предложения о великане-людоеде, – а почему вы светитесь?

Она остановилась так резко, что слова повисли в воздухе, как застывшие мыльные пузыри. Медленно, очень медленно, она повернула ко мне лицо и посмотрела внимательно своими карими глазами. В них плескались золотистые искорки, которых я раньше не замечала.

– Что ты имеешь в виду, дорогая Эмма?

Её голос стал другим – тише, осторожнее. Голубое свечение вокруг неё засверкало ярче, и я увидела, как по краям ауры побежали серебристые нити, словно молнии в миниатюре.

– Ну, вокруг вас такой красивый голубой свет. Как у ангелов на витражах в старой церкви Святого Патрика.

Миссис Паркер молчала долго. Так долго, что я начала беспокоиться – не сказала ли что-то не то? Потом она закрыла книгу, но не отложила её, а крепко прижала к груди, и обняла меня свободной рукой.

– А у других людей тоже есть такой свет?

Я огляделась по сторонам. Библиотека Грейтауна была небольшой, но уютной. Высокие деревянные стеллажи тянулись к потолку, увешанному старомодными лампами под зелеными абажурами. Пахло старой бумагой, лавандой и тем особенным запахом, который бывает только в местах, где хранятся тысячи историй.

В читальном зале сидело несколько посетителей. У молодого маорийского парня, изучавшего толстый учебник по истории Новой Зеландии, вокруг головы и плеч курился красноватый ореол. Он был неспокойным, постоянно менялся – то разгорался ярким алым, то тускнел до бордового. Парень хмурился, что-то быстро записывая в тетрадь, и его свет метался, как пламя на ветру.

У женщины средних лет в элегантном костюме, листавшей журнал мод, аура была золотистой и спокойной. Она медленно переворачивала страницы, время от времени поправляя очки, и её свечение напоминало мне медовые соты на солнце – тёплое и сладкое.

А у старичка-фермера в углу, дремавшего над местной газетой "Wairarapa Times-Age", свечение было едва заметным, тусклым, серовато-белым. Оно мерцало так слабо, что казалось, вот-вот погаснет совсем. Что-то в этом зрелище напугало меня.

– Да, – кивнула я, стараясь говорить тихо. – Но у всех разные цвета. А у дедушки вон там совсем тусклый свет. Он болеет?

Миссис Паркер проследила мой взгляд и ахнула тихо. Она знала старичка – это был мистер Фицджеральд, бывший владелец овцеводческой фермы, который каждый вторник приходил читать газету и дремать в кресле у окна.

– Эмма, – её голос стал совсем шёпотом, – это наш с тобой секрет, хорошо? Не рассказывай об этом никому. Пока не подрастешь.

– Но почему? – я не понимала. – Разве это плохо? По-моему, очень красиво.

– Не плохо, милая. Просто особенное. И не все люди готовы понять особенное.

Она погладила меня по волосам, и я почувствовала странное тепло, исходящее от её ладони. Голубая аура вокруг неё стала мягче, спокойнее.

– А ты понимаешь? – спросила я.

Миссис Паркер улыбнулась, и в её глазах появилось что-то новое – узнавание, словно она долго искала кого-то и наконец нашла.

– Я понимаю больше, чем ты думаешь, дорогая Эмма.

Остаток дня прошёл как в тумане. Я пыталась сосредоточиться на книгах, но мысли постоянно возвращались к цветным ореолам вокруг людей. Теперь, когда я знала, что это не галлюцинация, я видела их повсюду. У каждого человека, который входил в библиотеку, была своя аура – яркая или тусклая, спокойная или бурлящая, чистая или с тёмными пятнами, которые пугали меня больше всего.

Когда мама пришла забирать меня в половине седьмого, я сразу посмотрела на неё новым взглядом. Её аура была удивительной – золотисто-зелёной, тёплой и очень яркой. Она окутывала маму, как уютное одеяло, и в ней плясали искорки всех оттенков жёлтого и изумрудного. Когда мама улыбалась мне, свет становился почти ослепительным.

– Привет, солнышко, – сказала она, целуя меня в макушку. – Как прошёл день?

Я хотела сразу рассказать обо всём, но вспомнила наказ миссис Паркер. Секрет. Пока не подрасту.

– Хорошо. Мы читали про Матильду.

– Ту девочку, у которой были особенные способности?

Мама не знала, насколько точно она попала в точку.

Мы шли домой по главной улице Грейтауна, мимо старых деревянных домов с резными верандами и ухоженными садиками. Наш городок был крошечным – всего три тысячи жителей, в основном фермеры и те, кто работал в близлежащем Мастертоне. Но мне он казался целой вселенной, особенно теперь, когда я видела, как он на самом деле выглядит – пропитанный цветными огнями человеческих душ.

Наш дом стоял на холме в конце Черч-стрит, небольшой, но уютный, построенный ещё в 1950-е годы. У мамы был маленький сад, где росли розы, лаванда и овощи для стола. За домом начинались пастбища, а дальше, на горизонте, синели горы Тарарауа.

В тот вечер я сидела за кухонным столом, рисуя цветными карандашами, пока мама готовила ужин. За окном шумели эвкалипты, и слышался далёкий шум прибоя – океан был в часе езды отсюда, но ветер иногда доносил его голос через долины.

– Мам, – начала я осторожно, – а ты знала, что у людей есть свет вокруг?

Мамина рука замерла над сковородкой. Картофельные драники шипели в масле, но она словно забыла о них. Медленно, очень медленно, она обернулась ко мне. На её лице было выражение, которое я никогда раньше не видела – смесь страха, надежды и чего-то ещё облегчения?

– Эмма, – её голос дрожал, – покажи мне, какого цвета мой свет.

Я внимательно посмотрела на неё. Мамина аура переливалась и искрилась, как солнце сквозь листья древовидного папоротника после дождя. В ней были золотые и зелёные оттенки, но ещё и что-то особенное – нити серебристого света, которые тянулись от её сердца прямо ко мне.

– Красивый, – сказала я, выбирая жёлтый карандаш. – Как солнышко сквозь листья. И ещё там есть серебряные ниточки, которые идут от вас ко мне.

Мама резко вдохнула и присела рядом со мной, забыв про драники на плите. Взяла мои руки в свои – они дрожали.

– Эмма, моя умница. Моя особенная девочка.

В её голосе было столько эмоций, что я не понимала их все. Радость, грусть, гордость, страх – всё перемешалось.

– У меня есть кое-что, что нужно тебе показать.

Она выключила плиту и пошла в свою спальню. Я слышала, как она что-то ищет в старом шкафу, двигает коробки. Через несколько минут мама вернулась с небольшой деревянной шкатулкой, украшенной резьбой в традиционном маорийском стиле – спиралями и изгибающимися линиями, которые казались живыми в свете кухонной лампы.

– Это было у моей бабушки, – сказала мама, ставя шкатулку на стол. – А теперь пришло время передать это тебе.

Внутри лежали старые фотографии, письма, засушенные травы и какие-то странные предметы – камни с выгравированными символами, небольшое зеркальце в серебряной оправе, браслет из какого-то тёмного металла.

– Это фотографии моей бабушки, – сказала мама, показывая чёрно-белую карточку. – Твоей прабабушки Маргарет МакДональд. Она умела видеть то же, что видишь ты.

На фотографии была женщина лет тридцати с внимательными глазами и загадочной полуулыбкой. Тёмные волосы были убраны в низкий пучок, а на плечах лежала шотландская шаль с клетчатым узором. Что-то в её взгляде показалось мне до боли знакомым – как будто я смотрела в зеркало времени и видела саму себя, только взрослую.

– А что с ней случилось?

– Она помогала людям. Лечила не только травами, но и своим особенным видением. – Мама говорила осторожно, подбирая слова. – Говорила, что болезни тоже имеют цвет, и если их увидеть, то можно понять, как лечить.

Она достала письмо, написанное старомодным почерком на пожелтевшей от времени бумаге. Чернила поблекли, но всё ещё можно было разобрать слова.

– Это её записи. Она верила, что этот дар передается по женской линии через поколение. От неё – к моей маме, твоей бабушке Грейс. А от Грейс – к тебе.

– Мама, а почему не к вам?

Мама грустно улыбнулась и погладила мою щеку.

– Потому что у меня этого дара не было. Я не видела света вокруг людей. Но моя мама, твоя бабушка Грейс, видела. – Она показала мне ещё одну фотографию – молодую женщину в платье 1960-х годов, стоящую возле маяка на берегу океана. – Она умерла, когда тебе было три года, от рака. Но в последний раз, когда держала тебя на руках, сказала мне: "Этот ребенок особенный, Сара. Когда придет время, ты поймешь."

Я внимательно разглядывала фотографии. Женщины на них выглядели очень разными – прабабушка Маргарет была строгой и серьёзной, а бабушка Грейс улыбалась открыто и радостно. Но в их глазах было что-то общее – глубина, словно они видели больше, чем другие люди. Гораздо больше.

– А прабабушка Маргарет откуда приехала?

– Из Шотландии. В 1920-м году, совсем молодой девушкой. – Мама достала ещё одно письмо, на этот раз написанное на английском языке. – В её записях говорится, что там её считали ведьмой из-за её способностей. Люди боялись её. А здесь, в Новой Зеландии, она смогла начать новую жизнь.

Я пыталась представить свою прабабушку молодой девушкой, плывущей через океаны к неизведанной земле, спасаясь от тех, кто не понимал её дара. Это было одновременно романтично и страшно.

– Мам, а дедушка знал?

– Дедушка Ричард? – Мама кивнула. – Он не только знал, но и помогал. Видишь вот это? – Она показала на один из камешков в шкатулке. На нём был выгравирован странный символ – спираль, окружённая точками. – Это он нашёл для бабушки Грейс. Говорил, что маорийские старейшины рассказывали ему о "женщинах, которые видят дух-свет". Оказывается, у маори тоже есть люди с такими способностями.

Это было удивительно. Значит, я была не одна? Были и другие люди, которые видели то же, что я?

– А сейчас есть такие люди?

– Не знаю, солнышко. – Мама аккуратно сложила фотографии обратно в шкатулку. – Но если есть, то рано или поздно вы найдёте друг друга.

Мы ужинали подгоревшими драниками, но мне было всё равно. Голова кружилась от новой информации. Я была частью чего-то большого, древнего, тянущегося через поколения и даже через океаны. Мой дар – а теперь я понимала, что это именно дар, а не странность – связывал меня с прабабушкой, которую я никогда не видела, и с бабушкой, которую едва помнила.

После ужина мама показала мне остальные вещи из шкатулки. Зеркальце, как выяснилось, принадлежало ещё прабабушке Маргарет и привезено было из Шотландии. Если долго смотреть в него, то можно было увидеть что-то. Мама не могла объяснить что именно, потому что сама ничего не видела, но бабушка Грейс говорила, что в нём отражается "правда о людях".

Браслет был сделан из какого-то тёмного металла, почти чёрного, но с серебристыми прожилками. Когда я надела его на руку, почувствовала странное покалывание, а цвета всех аур вокруг стали ярче и чётче.

– Это защитный амулет, – объяснила мама. – Бабушка Грейс носила его всегда. Говорила, что он помогает контролировать дар, не даёт ему стать слишком сильным слишком быстро.

Засушенные травы пахли старой магией – шалфеем, лавандой, чем-то незнакомым, но приятным. А письма письма были полны загадок.

Я не умела ещё читать по-английски, но мама переводила мне отдельные фрагменты:

Красный цвет в ауре человека может означать страсть или гнев, но если он смешан с золотым – это признак лидерских качеств. Синий – спокойствие и мудрость, но тёмно-синий может говорить о печали. Зелёный – целительная энергия, но с жёлтыми пятнами – зависть. Самый опасный цвет – чёрный. Если вокруг человека появляются чёрные пятна или дыры в ауре, это может означать болезнь души или тела. Таких людей нужно либо лечить, либо избегать.

Дар растёт с возрастом. В семь лет ребенок видит только основные цвета. К четырнадцати – может различать оттенки и читать эмоции. К двадцати одному году – видит прошлое и будущее в ауре. К двадцати восьми – может влиять на ауру других людей. Но будьте осторожны. Каждый новый уровень дара требует жертв.

Никогда не пытайтесь заглянуть в ауру тех, кто недавно умер. Это может притянуть их к вам. Никогда не используйте дар для причинения вреда – он может обернуться против вас. И самое главное – найдите того, кто научит вас контролю. В одиночку этот путь невозможно пройти.

– Мам, – спросила я, когда мы закончили читать, – а миссис Паркер тоже такая, как мы?

Мама задумалась.

– Знаешь, я никогда не думала об этом. Но сегодня, когда ты рассказала о свете Миссис Паркер всегда была особенной. Она словно знала о людях больше, чем они рассказывали. И помнишь, как она предсказала пожар в доме Смитов за неделю до того, как он случился?

Я помнила. Тогда все думали, что это просто совпадение.