© Дмитрий Борисович Тараторин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Балаган 2016

 
В шумном балагане кончилось веселье
Девки еще пляшут,
Но уже грустят.
Фокусы не катят, словно б на прицеле
Бармены за стойкой
Не живы стоят.
Скоро все исчезнет, скоро все растает
В лужах придорожных
Кровь или вода
Тяжким шагом новый год в страну вступает.
Проживи, попробуй,
Раз и навсегда.
 

Пополам

 
Полумрачная страна
В полу-жизнь погружена
Полу-дождь и полу-снег
Здесь как будто бы навек
Полулюди полузвери
Полу бродят полу бредят
Взмах клинка – и пополам —
Брат на брата, сам на сам…
 

Круги

 
Буря бритвой небо вскроет
И заплачет кто-то в небе
И реальна кровь на хлебе
Поколеблены устои
 
 
Кто не знал, и не узнает
Как, куда, зачем он канул
И какую точно рану
Врач смертельной назовет
 
 
Кто кого поставит ставкой
И зачем его подставят
И как не было, раздавят
Кровь сочится тонкой струйкой
 
 
Из распахнутого дома
Позовут, поманят в гости
Сложат черепом на кости
И как будто не знакомы
 
 
Громоздится мирозданье
Снова здесь подвох таится
Мир, прощаясь веселится,
Потеряв свое сознанье
 
 
Бесконечное круженье —
Круги ада
Всем здесь рады,
Всем, кто ценит наслажденья.
 

Тайна

 
Простые русские бабы лучше всех!
Особенно, лучше всех – их смех.
Адский по сути, дикий по звуку
можно использовать в пытках как муку.
После сенсорной депривации
врубить как за родину агитацию.
И тут уж врагу не устоять —
он будет в конвульсиях умолять
выключить эту бессмысленность беспощадную,
вернуть ему депривацию отрадную.
Но ватная глухота хохочет
и останавливаться не хочет.
Ведь хохот не бабы отнюдь выбирают,
а он ими полностью управляет.
Они собственно и присутствуют здесь для этого —
хохотать от заката и до рассвета,
днем, утром и вечером, зимою и летом.
Этим они и необычайны,
в этом и скрыта их тайная тайна…
 

Новогоднее

 
Скоро будем веселиться
до упада, до распада
Что положено, случится,
неизбежно, как и надо.
 
 
Так заведено издревле,
так диктует нам природа
в крепостной своей деревне
люто водим хороводы.
 
 
А потом прыжки и пляски,
распиванья, завыванья,
диких уркаганов сказки
и в сугробах кувырканье.
 
 
Наш народ, как встал на лыжи,
так и катится под горку.
И конец все ближе, ниже —
тормозить уже без толку.
 
 
Быструю езду мы любим,
И никто нас не догонит!
Не простим и не забудем —
Вьюга белым мраком стонет.
 

Еда

 
Они ж, суки, едят родину!
Скажете и мою? Вроде бы,
На первый взгляд безусловно так.
Но регулярные погруженья во мрак
Свидетельствуют: не все однозначно,
И стоит взглянуть на тему иначе.
Тут, надо внимательней – кто и что ест.
Вопрос – кому какой выпадает крест?
Оттуда же, собственно из мрака —
Проверить, ты человек или собака?
Ломоть тебе со стола положен,
Или крохи с пола, и еще будешь должен
По жизни
и после, разумеется.
Там от долгов никто не отвертится.
Я ухожу, на ваш взгляд от темы?
И наверняка, в оправданье измены…
А на деле, все совершенно не так.
Просто, чтобы не впасть в блудняк,
На все смотри через перекрестье…
Креста
Без гнева и чувства мести.
Но и без компромисса
Чтоб не могла оправдаться крыса
Служебным долгом или приказом.
Ел ли ты человеков по куску или сразу?
Во имя отчизны, если даже,
Это никак не отменяет пропажи
В существе этом Образа Распятого.
Вот, это конкретная тема, ребята.
 

Годы-гады

 
Наши годы. Мы в них блуждаем как в клетке
Новые, старые, счастливые редки.
Чаще – это на фото юные лица
Ну, и то, что верим, еще случится.
Некуда бежать, только призраков звать.
И грустным животным по кругу блуждать,
Как на тюремной прогулке.
А шаги расстрельной команды гулки.
Посвистывая, Похохатывая
Близится к твоей хате.
Говорят, мол, шалишь,
от себя ты не убежишь.
Но, чтоб вырваться прочь из плена,
Надо для начала перестать быть тленом —
Галереей фото, списком воспоминаний
Перечнем исполненных или нет заданий.
Но если это все – ты без остатка – конец.
Надзиратель похвалит: молодец,
Баланду скушал,
режим не нарушил.
Отклонена апелляция —
– Аннигиляция.
А могло быть иначе – вошли – тебя нет,
Кругом только клочья фото, писем, газет…
 

Налет

 
Сквозь вселенную летят
Орды красных дьяволят.
В горны яростно трубят —
Ильича будить хотят.
Облетят вокруг Земли —
Пошатают корабли.
Космонавты от испуга
Начинают грызть друг друга.
А орда летит в Москву
Не во сне, а наяву.
«Эй, Ильич, замшелый хрыч!
Просыпайся и не хныч.
Слышишь, вызывает ад
Поднимать пролетариат!
Мы несем тебе заданье
На бесовское восстанье».
Ильичу вставать не в жилу, —
Закопали бы в могилу, —
Думает который раз,
Продирая, левый глаз.
«Что вы черти раструбились?
Иль совсем ума лишились?
Вышел весь пролетарьят,
Я и сам тому не рад».
Те в ответ: «Что за отмазы?
Исполняй, давай приказы!
Для чего ж ты в Мавзолее?
Для чего тут надпись Ленин?
Для того, чтоб не ленился,
А при случае сгодился».
Но Ильич глядит сурово,
И в ответ чертям – ни слова.
Сколько раз уж пожалел,
Что он в топке не сгорел,
Как герой Сергей Лазо,
А лежит здесь на позор.
Сталин вовремя сбежал,
А то б тоже отвечал
За империи пропажу,
И за прочую за лажу.
К счастью колокольный звон
Раздался со всех сторон.
Октябрята-дьяволята
Разом сгинули куда-то.
Почесал свой бок Ильич
И опять впал в паралич
Вплоть до следующей побудки
Будет в снах бродить он жутких.
 

Новое счастье

 
С новым вас счастьем люди!
А, кстати, какого рожна вам еще надо?
Прям, чтоб еще нового, а хрен вам на блюде-
Живы пока что и ладно.
 
 
Удивительна сама по себе претензия —
Мол, желаю себе счастья.
Мыслящая, да и то не всегда инфузория
Сторонится грозы и ненастья.
 
 
Что это, как это может вообще,
С вами реально случиться?
С тем, кто всю жизнь тщетно
Лбом в стену небытия долбится?
 
 
Стратегия барана
У новых ворот
Верите – поздно иль рано
К счастью вас приведет.
 
 
Да к тому же, Голубые раз в год огоньки
Ночью заманчиво светят
Голубые в них пареньки
Вам поют, что все просто на свете.
 
 
Эта дикая оргия
Веселящегося напропалую праха
не просто горькое горе
Но высшая концентрация страха —
 
 
– Задуматься хоть раз самому
В перспективу конца своего глядя.
Но вы давно решили – не по уму
Лучше экранного послушаем дядю.
 
 
Сверхплотная материя —
Черная в голове дыра
Всасывает чужие мнения
Про завтра и про вчера
 
 
Просто совсем пропащие
Смотрят в мертвые ящики,
Пока не сыграют в другие
Конструкционно совсем простые.
 

Под кроватью

 
Человек ложится спать
Дыбом вдруг встает кровать
И оттуда вылезает
Тот, кого давно он знает —
Из ужасных детских снов,
Тот, кто съесть его готов.
В детстве, помнишь, был ты трезвым,
Убегал от жути резво.
Не мешал и лишний вес.
Два прыжка – и страх исчез.
И скорей, скорей бежать —
Маму на спасенье звать.
А теперь кому помочь?
Только ты, твой страх и ночь.
Да, и степень ожиренья…
Где тут шанс на избавленье?
А его и правда нет
Обнаружит труп рассвет.
 

Признание

 
Все хотят, чтоб другие их уважали,
Чтобы достоинства признавали.
И пусть другие, как известно, ад,
А все равно, несмотря – хотят.
За это могут даже убить,
Особенно, если как следует выпить.
И если разобраться, хоть то и нелепо,
Но даже эти строки отчасти из-за этого.
Но в том то и дело, что чем нелепей,
Тем трудней разбивать подобные цепи.
И пусть даже по ходу сужается понимающих круг,
Но полная отрешенность, прямо скажем, дается не вдруг.
Хотя, должно было б быть давно безразлично —
Оценят тебя на неуд или на отлично.
В идеале то, должно быть вообще напропалую все равно.
За одним исключением – оценка тебя теми, кто платит бабло.
 

Полярная фауна

 
Бакланы крайнего севера
Не знают во что им верить —
В глобальное потепление
Нового поколения,
Или в старину Левиафана,
Что сожрет их поздно иль рано.
И остается бакланить —
Друг друга клювами ранить.
Но это лучше, чем быть пингвином
Южным, с виду таким невинным,
А на самом деле конченым извращенцем,
Со злым и порочным сердцем.
Даже в оргиях олигархов замечены,
чем морально полностью изувечены.
Однако репутация милых и странных
Сохраняется за ними еще в разных странах,
Несмотря на научные разоблачения
Люди мало знают об их развлечениях.
И знать не хотят, что вдвойне опасно-
заражаются незаметно помыслом страстным.
Вот так и внедряются поведенческие модели
Всем, кто розовые (лево-либеральные) очки на себя надели.
Так бейте очки и смотрите на мир как он есть —
Ведь только так сбережете вы смолоду честь.
 

Жир

 
Радость чувство совсем незнакомое
Для Данте и других бездомных
Изгнанников, память о рае хранящих,
Но в ад не мигая всю жизнь глядящих.
В окружении сплошь непрерывно моргающих
Смотрятся они сами, конечно пугающе.
И неуместно,
Как смерть крестная
Для человека простого, веселого, честного.
Который любит баню и шашлыки,
Для кого шибко умные все – дураки.
Который сбивается в коллективы
 

Конец ознакомительного фрагмента.