У Семена Алексеевича была хорошая работа, хороший заработок, уважение окружающих, но не такое как у обычного стареющего и чего-то добившегося человека, а гораздо более приятного уважения, на грани заискивания и лести. Что очень нравилось порой Семену Алексеевичу, и было целью огромного числа сослуживцев. Связано было все его благополучие с весьма заметным постом в областной администрации. Заведовал он размещением государственных заказов и перераспределением бюджетных денег на самые разные муниципальные нужды. В связи с чем к рукам его прилипало множество отпечатков других рук не менее важных должностных лиц, его здоровьем всегда интересовались, все ему улыбались при встрече и практически всегда первому тянули руку. Был он рукопожатием для всех в его ведомстве и далеко даже за его пределами как вниз по должностной лестнице так и вверх. Но случилась с его руками беда. Проснувшись однажды утром, рядом с мирно спящей женой опостылевшей, но ради приличия, какого то внутреннего стержня не дававшему Семену Алексеевичу расправиться во весь рост, оставленной рядом уже более как 15 лет, он откинул мягкое одеяло в сторону, попытавшись поднять веки но справившись лишь на треть, поднялся и с чуть приоткрытыми глазами отправился в ванную по пути пытаясь поглубже засунуть правую ногу в неподатливый тапок. Он прошлепал шаркая ногами по паркету в ванную, потянул за дверь, открыл, в ванной пошлепал уже по дорогому итальянскому кафелю и все так же – с чуть приоткрытыми глазами предстал перед зеркалом. Увиденное внушало оптимизм его смягченной многолетним заискиванием душе. Он улыбнулся сам себе, и протянул руки к крану с водой… Секундное замешательство. Оно переросло в трех-секундное. Затем в пяти-секундное. И наконец, с усилием, не справившись сразу