Предисловие для взрослых

Жизнь человека похожа на речной поток. А рядом с ним, с этим потоком, текут жизни других людей. Чьи-то реки пересекаются лишь на миг, а чьи-то долго-долго движутся рядом. Появляются новые ручейки. Кто-то уходит, и его река-жизнь, ещё недавно шумевшая рядом с твоей, удивлявшая каждым своим поворотом и достойная отдельной книги, вдруг непоправимо исчезает. А на месте её остаётся лишь высохшее русло. И только ветер гонит вдоль осиротевших берегов призрачные пыльные вихри воспоминаний.

Большинство судеб тех, кто был до нас и тех, кто был рядом с нами, тонут в забвении.

А ведь это ужасно несправедливо.

Желание вырвать из безвременья маленькую часть судьбы близкого мне человека, было вызвано именно этим чувством.

Каким он был?

Родился в 1910 году в небольшом селе на Украине.

В трёхлетнем возрасте вместе с родителями приехал на Байкал.

Пережил революцию.

Будучи сыном простого лесника (у которого, правда, был полный гимназический курс), мечтал стать лётчиком.

Молодая Советская республика дала ему шанс воплотить свою мечту в жизнь.

Стал он настоящим «сталинским соколом».

Профессиональный военный лётчик, которого война пощадила и оставила в живых, но сделала почти инвалидом с изрешечёнными немецким «мессером» ногами.

А потом мирная жизнь…

Благодаря своему характеру и силе воли он на этих ногах потом по тайге ещё лет двадцать ходил!

Мой дед …

Удивительно, но я не встречал больше человека, так талантливо и ярко описывавшего природу и человека в ней. Рассказчик он был замечательный. Слушая удивительные дедушкины истории, я просто окунался в них с головой.

Он любил Байкал, таёжную жизнь, свою семью, свою страну. Он любил меня.

Часто вспоминаю эпизод, который повторялся в моём детстве много-много раз…

Я бегу со всех ног. Бегу ему навстречу. А он, такой крупный и уже совсем немолодой человек, перешагнувший шестой десяток, смеясь, расставляет свои большие руки в стороны, немного приседает и ловит меня. Целует в нос и в обе щёки. Мне немного щекотно от его жёстких седых усов и так радостно на душе.

– Здравствуй, дедуль! – запыхавшимся голосом говорю я. – Мы вас проведать пришли, – и уже шёпотом, – а я с ночёвкой!

– Вот и хорошо! – радуясь, наверное, больше меня шепчет он в ответ.

А поздно вечером, когда мы ложились спать, я обязательно просил его рассказать мне какую-нибудь «историю». И он с удовольствием начинал…

Что-то из того, что рассказывал мне дедушка, я помню хорошо. Какие-то эпизоды, в силу моего возраста он выпускал из своего повествования. Тут спасибо папе. Он помог мне заполнить прорехи в фактических данных. И благодарность маме, настойчивость которой помогла этим историям всё же лечь на бумагу.

Пусть мои рассказы будут данью уважения к его удивительной жизни.

Леший

– А, паря Васютка! – улыбнулся, подняв голову от грядок с какой-то мелкой рассадой, старый китаец Ван. Он кряхтя выпрямился, взял что-то из стоящей рядом огромной корзины.

Старик был мал ростом, благодаря своей работе на огороде от рассвета до заката чёрен от загара, имел роскошные кустистые седые брови, абсолютно не вязавшиеся с редкой бородёнкой.

Ван, радуясь передышке, по-утиному переваливаясь кривоватыми «кавалерийскими» ногами, подошёл к забору. Полез в карман старых шаровар. Достал огромный носовой платок, снял помятую соломенную шляпу с отхваченным давным-давно краем и вытер пот с бритой, покрытой белым пушком, головы.

– Однако чего-то совсем рано поднялся! Не спится?

– Неа, дедушка Ван, дела у меня. Очень важные! Поздно проснёшься, зря день пройдёт! – явно услышанными от взрослых словами отвечал Вася.

– На-ка вот! – Ван достал из-за пазухи подпоясанной верёвочкой холщовой рубахи припасённый огромных размеров розовый помидор, и вручил его мальчику прямо через широкую щель в заборе. Закивал, видя, как Вася бережно уложил подарок в узелок.

– Ну, давай беги!

Проводил глазами удалявшегося мальчугана. Решил почесать за ухом, но вспомнил, что в руке у него платок. Хотел сунуть его обратно в шаровары, но передумал и, помяв в сморщенных узловатых руках, определил на то место, где только что лежал помидор. Вздохнул, что-то скороговоркой произнёс по-китайски и пошёл обратно в огород.

И ведь точно, сегодня Васе поручили наиважнейшее дело – отнести на покос отцу обед! В первый раз! Одному! А идти нужно было несколько километров. Сначала по деревне, потом по тропинке вдоль Утулика, перейти через мост и по чаще речного ивняка до самого покоса.

Солнце припекало вовсю. Шумела на перекатах река.

Вася решил не идти по тропинке, а поскакать по валунам, торчащим из светло-серого берегового песка вдоль кромки воды. Единственное, что мешало, кусты, росшие чуть не из самой речки. Это была настоящая чаща, местами плотно отделявшая тропинку, идущую вдоль берега, от самого Утулика.

Впереди показался крепкий, ещё не успевший потемнеть от дождей и непогоды, деревянный мост. Его начало и конец, «упёртые» в берега, утопали в молодом ивняке и в невесть откуда взявшемся и разросшемся под самыми крайними опорами малиннике.

Напевая себе под нос услышанную в деревне песенку и, помахивая из стороны в сторону узелком с отцовским обедом, Вася выскочил на тёплые доски и, громко топая босыми ногами, отчего по мосту пошёл такой замечательный гул, зашагал на другую сторону.

В этот момент из-под противоположного края моста несколько крупных камней с грохотом и громким «плюхом» упали в воду. Вася остановился и с опаской стал прислушиваться. Неужели это из-за его громкого топанья сейчас развалится мост? Осторожно, на цыпочках, ожидая, что эта, вроде бы прочная конструкция, выдержавшая нынешний серьёзный весенний паводок, сию минуту рухнет в бурлящий поток, мальчик стал красться вперёд. Вот уже и противоположный берег. Спасение близко! У перил, с правой стороны конца моста у самого спуска на тропинку кто-то положил огромную каменюку.

– Что за глупость? Эдак телега стукнется и ось себе подломит! – проворчал уже совсем успокоившийся Вася. Он, подражая знаменитому борцу Жаботинскому, карточку которого видел недавно в пристанционной лавке, выпрямив спину и напрягши мускулы, приблизился к валуну, отложил узелок и поплевав на ладошки, смело обхватил его за бока. Вес камня оказался ой какой нелёгкий! Вася, кряхтя от натуги, с покрасневшим лицом сдвинул валун с места и подкатил его к самому краю моста. Выпрямился, поглядел по сторонам – дескать, смотрите люди добрые на такую силищу, и, напрягшись, столкнул камень вниз. Хоть мост был и невысоким, а булыжник упал не в реку, но это было даже лучше. С высоты трёх метров он так «жахнул» о камни на берегу, что отколовшиеся кусочки и береговая галька разлетелись в стороны, что твоя шрапнель.

Дальше произошло такое, к чему Василий был совершенно не готов. Из-под моста, оглушительно рявкнув, выскочило что-то огромное, покрытое длинной бурой шерстью. Продолжая рычать, это что-то, пробежало несколько саженей на задних лапах, на секунду обернувшись на мальчика и показав окровавленную зубастую морду. Потом «оно» упало на все четыре лапы и, отбрасывая задними мокрый песок и мелкие камешки, принялось удирать вдоль кромки берега прочь от моста в сторону ближайшей сопки, покрытой тёмным хвойным лесом.

– Леший! – обмер Вася. – Как же я теперь? Он же теперь за мной ходить будет пока в лес не утащит! Так и Прошка с Ванькой говорили. А ведь они-то врать не будут, с рождения здесь живут. Знают!

На «ватных» ногах он сделал несколько неуверенных шагов в сторону от моста и опустился на моховую кочку.

Со стороны дороги, резко поворачивающей после моста в кедровник, послышался скрип колёс. Прошло несколько секунд, и из-за деревьев показалась старая рыжая лошадка, тащившая скрипучую телегу. За вожжами, утопая в свежем сене, попыхивая самокруткой, сидел сосед Васиной семьи – дядя Игнат. Клубы дыма поднимались над телегой и стелились за ней, как за каким-нибудь небольшим пароходом, плывшим по ошибке не по реке, а по старой лесной дороге. «Капитан» телеги был мужиком крепким, с умными, удивительно чёрными для немолодого человека глазами, обрамлёнными тысячей мелких морщинок, большим курносым носом, окладистой пегой бородой и пышными усами. На голове его красовался старый фасонистый картуз и в правду похожий на капитанскую фуражку. Правда, одет он был совсем не «по-капитански», в «сухопутную» пёструю косоворотку, подпоясанную старой вожжой, и «малороссийские» шаровары, заправленные в невысокие кожаные сапоги.

– А, Василий! Ты чегой-то на голой земле сидишь? – взглянув на мальчика своими внимательными глазами и огладив бороду, произнёс Игнат. – Отец, однако, голодный на покосе. Устал чо ли? Так давай подвезу! Я в аккурат за сеном на соседнюю поляну.

Сосед, кряхтя, подвинулся в сторону и махнул широкой, как лопата, рукой, приглашая Васю к себе.

Вот оно, спасение – пронеслось в голове у мальчика! Он, под удивлённым взглядом Игната, подскочил с кочки, в секунду схватил оброненный на мосту узелок и забрался на телегу поближе к вознице.

– Ишь ты, какой, однако, шустрый! – улыбнулся в рыжие от махорки усы Игнат. – Гляжу я, чой-то случилось у тебя? Вон какой бледный. Ну, выкладывай. А то, как будто испугал тебя кто!

– Я, дядя Игнат, только что лешего видел! Вот не сойти мне с места, видел! Он, окаянный, из-под моста как сиганул! И кровавой своей мордой в мою сторону повернулся, глазами зыркнул так, что у меня чуть сердце не выскочило. Испугался я, страсть как! А он в тайгу побёг!

– Вот тебе и раз? Леший, говоришь? – с совершенно серьёзным лицом произнёс Игнат. – Ну а как выглядел-то этот самый леший? Страшный, наверное?

–Ужасть какой страшный, дядя Игнат! Шерсть на нём длинная и коричневая, голова огромная, морда зубастая и вся в крови. Уши торчком, такие маленькие. Бегает на четвереньках, а хвост … Хвоста и нет почти! Наверное, черти оторвали?

– Да, страсть… – протянул Игнат. – Как же ты его в бегство обратил?

– А я каменюку огромную с моста бросил, а он под опорами сидел. Неужели караулил кого-то? – от этой мысли Василий на секунду онемел, но взял себя в руки и продолжил. – Камень как об берег бахнул, он и испугался! Дядя Игнат, а что, лешие тоже могут пугаться?

– Могут, малец, они всё могут. Только вот что я тебе скажу – не леший это был! А знаешь кто?

– Кто? – почти шёпотом произнёс Вася. – Неужели сам чёрт?

–Нет! – Игнат улыбнулся. – Был это, Василий, медведь! Наверное, большой. Ты медведей-то раньше видел живьём?

– Не видел, но… – Мальчик не мог поверить. – У него же морда вся кровавая была! Сожрал уже кого-то, загубил душу християнскую!