Цитаты из книги «Ильф и Петров»

Мы должны помнить, что Бендер – это обаятельное зло, очаровательный дьявол, который пришел, чтобы отнять у «бывших» людей последнее, отнять у них, условно говоря, чайное ситечко, с помощью которого он обделывает дела, а ведь это ситечко – последняя деталь, напоминающая о старом быте. Вспомним, что Бендер разламывает стулья – это в высшей степени символический жест. Разламывает эту мебель, эту обстановку, этот гарнитур, в котором таятся сокровища. Бендер пришел доломать старый быт. И в этом смысле он волк вполне полезный. В этом смысле до известного предела Советская власть может пользоваться его услугами, как пользовалась она услугами совершенно реального Астромова-Кириченко, пока он бывшим масонам давал свои абсолютно фальшивые фокуснические уроки.

Бендер – это именно истребитель «бывших» людей, который жирует на этом гумусе, который выживает с помощью того, что этих, уже истребленных, уже обманутых, он доламывает до конца, но делает это так очаровательно, что они готовы в этом поучаствовать.

Почему? Создает! Со страшной силой! Вот я из Харькова привез чудесный анекдот. Очень здорово, по-моему, да.

В основании всей послевоенной и, точнее, даже страшно сказать, предвоенной, межвоенной Европы лежит эпос Гашека с его Швейком, который сочетает в одном лице и Дон Кихота, и Санчо Пансу, который попадает в идиотские приключения, роман о котором оказался не окончен не только потому, что Гашек много пил и умер от цирроза, а он потому и пил много, что эта книга не могла быть закончена и он не понимал, чем она может быть закончена

Мне уже приходилось говорить о том, что в основе каждого культурного мифа, в основе каждой национальной культуры лежат два эпоса: условно говоря, «Илиада и Одиссея» – эпос военный и эпос путешествия, странствия хитреца.

«красивый и толстый парниша» – это любимое выражение Аделины Адалис, нелохого, кстати, поэта. Она так называла всех подряд. Видимо, потому, что на фоне ее первого любовника и кумира Валерия Яковлевича Брюсова «толстыми и красивыми парнишами» казались все. Что касается «ключа от квартиры, где деньги лежат» – это выражение уже упомянутого Михаила Глушкова, который был постоянным партнером Маяковского по бильярду и все время старался его переострить.

Известно, что Ильф и Петров некоторое время писали под псевдонимом Толстоевский. И поэтому никого не должна удивлять подпись отца Федора, Чудакова замечательно это разоблачила: «Твой вечно муж Федя». Отец Федор всегда просит денег. Это очень точно травестированная, тогда как раз широко опубликованная вместе с расшифрованными записками Анны Григорьевны Сниткиной переписка Достоевского с женой. Он всякий раз в очередном письме клянется, что больше он уж точно не будет никогда играть, в следующем, что «больше совсем никогда», а в следующем, что теперь он разработал абсолютную систему, которая наверняка позволит ему выиграть, поэтому «заложи, пожалуйста, юбку». Всегда это сопровождается подписью «Твой вечно муж Федя». С этой пародией все понятно.

Ильф был скептичнее, лаконичнее. Петров был добрее, щедрее в чем-то.

Штирлиц – это главный герой советской интеллигенции, которая всегда ходила в белом свитере под черной униформой эсэсовца, которая всегда думала одно, говорила другое, а делала третье.

Страна непуганых идиотов – самое время пугнуть».