Ее неоднократно спрашивали: кем она себя ощущает: русским писателем? еврейским писателем, пишущим на русском языке? или израильским русскоязычным писателем? А она не может на этот вопрос внятно ответить, просто потому, что не знает ответа. Выросшая в советском Ташкенте, воспитанная на русской культуре, Дина Рубина уже много лет "кайфует" в Израиле
мне невероятно повезло: жанр, в котором протекает жизнь этой страны и этого народа, абсолютно совпадает с жанром, в котором я пишу. Я затрудняюсь его определить: трагикомедия? печальный гротеск? Драматический фарс? лирический памфлет?
Она прошла все стадии эмигрантской жизни: мучительное "надевание" чужого языка, постепенный поворот сознания от "умилительного припадания к корням и истории", через узнавание и понимание - к "горькой домашней любви к тому, что есть...", к желанию защитить и оправдать.
пронзило трагическое ощущение длящейся в тысячелетиях обреченности, потрясла извечность - не ситуации, не жизни, не судьбы...а экзистенциальной невозможности увильнуть от участи всего народа...
Народа, для которого проблема национальной самоидентификации через память, протянутую в поколениях, через историческую преемственность - не простые слова.
Она не рисует лубочные картинки на тему какой-то избранности страны и израильтян. Для туристов страна - при всех красотах и древнейшей истории - не самое привлекательное место на свете: жара, дороговизна отелей, бесконечные еврейские праздники, во время которых замирает все. Никакой особой душевностью израильтяне тоже не обладают. Примечательно другое - "градус национального темперамента", артистичность, умение мгновенно включиться в ситуацию. Тяжелый климат, нервная жизнь, постоянное напряжение в воздухе воспламеняют любую эмоцию до пожара.
что держит меня на плаву в моем небезупречном, небезболезненном и небезоблачном здешнем существовании. И думаю – его откровенная, брутальная, убийственная карнавальность. Перемена лиц, образов и масок; вывернутый наизнанку смысл существования; ситуации-перевертыши, их откровенная театральность и откровенный фарсовый идиотизм. Маски грубо размалеваны, служанка переодета госпожой, госпожа – куртизанкой и все играют чьи-то роли. Играют грубо, упрощенно, условно, ибо ничего не поделаешь – площадной театр.