Отзывы на книгу «Путешествие к Арктуру»

«Критики сравнивали роман с мистическим трактатом XIV века „Облако неведения“, „Алисой в стране чудес“ Л. Кэрролла, „Путем паломника“ Дж. Баньяна, „Замком“ Кафки, „Божественной комедией“ Данте».

Глубоко, в общем, копали — при том, что на момент первого издания «Путешествия к Арктуру» читателю уже была знакома «Лилит» Макдоналда, а к тому времени, когда Линдсея открыли в Америке, мир успел познакомиться с таким примечательным автором, как Чарльз Уильямс. Всех троих — распутинообразного сурового Макдоналда, инклинга Уильямса и аутсайдера Линдсея, чья «судьба стерильна и страшна» — с их оригинальными теологическими взглядами вскоре примерно сравняли в правах, объявив «влиятельными» и «заслуженными», — одним словом, нафталинщиками. К.С. Льюиса я не ставлю в этот ряд по двум причинам: во-первых, уровень узнавания несопоставим, во-вторых — его в отрыве от теологического аспекта сложно себе представить. Работы же Макдоналда (несмотря на священнический сан) могут фигурировать как фэнтези без всяких тебе приставок. Уильямс, несмотря на эксплицированную уже в одних названиях тематику («Война в небесах», «Сошествие во ад») уютно себя чувствует в каталоге мистики. «Путешествие в Арктуру» называли «гностической одиссеей», «невероятной онтологической фантазией», но роман традиционно проходит по ведомству научной фантастики, а не новеллизированной эзотерики. Наконец, можно вспомнить «Бесконечную историю», написанную через каких-то двадцать лет после того, как Линдсей получил посмертное признание: одни торжествуют — «да это же Кроули для мл. шк. возраста!», другие недоумевают — «вычо, сказок никогда не читали?». Эти ключевые для speculative fiction’а романы объединяет их дуалистичность: хочешь — настраивайся на моралите, не хочешь — приключения никуда не деваются.

В отношении «Путешествия к Арктуру» дуалистичность особенно бросается в глаза. Обитатели планеты Торманс живут на попечении не только двух солнц, но и двух богов. Будь это манихейская диада, землянину, брошенному на произвол судьбы, пришлось бы не так туго: но тут все сложнее, и, к тому же, если с единым творцом пророков не оберешься, то в системе Арктура, где до конца не ясно, кто кого сотворил, каждый абориген — пророк. При желании можно опознать в их причудливых доктринах и стоицизм, и агхори, и просто визионерскую удаль (это касается, например, теории о творце, который весь лицо, и лицом этим повернут к небытию, — а мир заполняет форму творца, так-то).

Линдсей был сложноват для потенцильной аудитории — до тех пор, пока в 60-х студенты не подняли на щит одновременно восточных мистиков и сказочников с уклоном в мегаломанию и эскапизм (не будем тыкать пальцем). У нас его тоже напечатали — как водится, в 90-х, и тиражом аж в 75000 экземпляров (что характерно, под одной обложкой с романом Филипа Фармера, в котором последний замахивается аж на джеймса нашего джойса). Но если когда-то можно было списать вялость читательского интереса на якобы сложность «Путешествия», то сейчас ему грозит забытье по другой причине — по форме ведь это то самое презренное «попаданческое фэнтези», со всеми наивными косяками, которые со времени написания романа не то что не исчезли из жанра, а стали его визитной карточкой.

Обесцениваясь как аллегории, такие книги обычно остаются занимательным сюжетным чтивом; здесь — наоборот. «Путешествие к Арктуру», по-моему, очень нужный текст. Гармония, пони, радуги — это замечательно, но почему Кристалмен, создатель волшебной флоры и фауны, носит такую отвратительную ухмылку? Почему неблагозвучная музыка Свэйлона влечет людей больше, чем сладостные гармонии? Православный философ говорил: «Защищенность — есть признак смерти». Настоящее божество Торманса на вопрос, как его называют земляне, отвечает: «боль».

С древних как вселенная вопросов ? :
Почему мы здесь и зачем мы были созданы ?
Или с попытки найти свое место в этом мире и познать на своем опыте трансцендентные переживания единства и гармонии ?
Что или кто вообще толкает нас на эти поиски ? :
Отчаяние ? Боль ? Жизненные ситуации ? Бого-служители ? Внутренний голос ?
Достаточно вопросов я посеял на просторах вашего разума ?
- тогда немедля перейдем к перелистыванию жизненных страниц главного героя в поисках ответов. Но смею вас предупредить, книга лишь инструмент и в конце концов она будет сожжена в горящих лучах Маспела )

Представьте, что внутри вас живут две сущности, одна - желает поскорее со всем этим покончить и вернуться к первоисточнику, к тому месту где была рождена, а вторая, вечно кружится в танце удовольствия и наслаждения и постоянно мешает первой осуществить свой простой но суицидальный план. А теперь сфантазируйте два огненных, гигантских шара, вращающихся вокруг планеты вашего мироздания. По законам тяготения эти шары притягивают, притягивают не материю, а ваших внутренних сущностей.

Торманс - точка сборки вашего мироздания, постоянно переживает рассветы и закаты этих магнитных гигантов, и здешние жители непринужденно утопают в лучах разнообразных эмоций, чувств, переживаний и смерти.

И напоследок, интегрируйте в только что созданную вселенную Дьявола прикидывающимся Богом, и позвольте главному герою, не сбиться с пути, следуя гармоничным ударам бытия.

«Путешествие к Арктуру» трудно отнести к жанру научной фантастики, хотя вся книга посвящена странствиям землянина по планете Торманс. Несмотря на то, что автор упоённо описывает пейзажи чужого мира и населяющих его созданий, все эти путевые красоты служат лишь декорациями для духовного поиска (по крайне мере, того, что в этом романе выдаётся за духовный поиск) и не имеют иного значения и объяснения, кроме эстетического.

Название «Торманс» сразу кажется знакомым. А, нет, не кажется: к Тормансу отправилась экспедиция землян в романе Час Быка , планету по имени «Мучение» Иван Ефремов позаимствовал напрямую из книги Линдсея. Это довольно забавно, ведь «Час Быка» — книга с чётким сюжетом, в котором ясно изложено кто, куда, почему, зачем и как всё в итоге закончилось. А «Путешествие к Арктуру» в этом отношении — полная её противоположность.

Начинается роман просто чудесно — спиритическим сеансом, таким мило старомодным, уютным и ламповым, что немедленно располагает к себе. Ламповость и расположение длятся недолго, только пока не проявит себя во всей красе главный герой, с которым, к сожалению, мы уже не расстанемся до самого конца.

В аннотации эта книга описана как «сложно многоплановое произведение» с нестандартным сюжетом. Увы, это не так, сюжет представляет собой традиционнейшее путешествие из пункта А в пункт Б по пересечённой местности, и, поскольку «Путешествие к Арктуру» не приключенческий роман, а, скорее, роман-притча, персонажи также не отличаются глубиной характеров, у них одна-две определяющие черты. Что нам известно о главном герое? Это здоровенный бородатый мужик со страстной натурой и сильной волей. Сам он о себе говорит, что у него «нет ни жены, ни земли, ни профессии», поэтому-то он с такой готовность отправляется на другую планету в поисках некой загадочной и могущественной персоны, о которой он не знает ничего, кроме имени. Последовавшие за Линдсеем поколения фантастов, несомненно, развили идею о том, что человек, не состоявшийся в этом мире, обязательно достигнет изумительных высот в другом, но даже в самом сухом и кратком изложении эта очень популярная сейчас фантазия выглядит столь же утешительной, сколь и нелепой.

В начале своего странствия по Тормансу герой полон благородных и, возможно, даже искренних намерений (наблюдая за его поступками, не утратить к нему доверие не то что сложно, а невозможно): он вроде бы готов отбросить земные предубеждения и с открытой душой внимать мудрости нового мира.
Ха.
Ха.
Ха.
Впрочем, прежде стоило бы сказать, что я разуверилась в способности героя по достоинству оценить этот новый мир, как только обратила внимание на его мнение о старом — о Земле. О нашей с вами Земле, просто на сто лет моложе. Да, она не идеальна, и вероятна, никогда не была, но настолько пренебрежительно-уничижительных отзывов точно не заслужила. Это могло бы сработать, если бы речь шла о какой-нибудь выдуманной планете, не о Земле. О Земле мне не надо рассказывать, я сама тут живу! Ненависть и презрение главного героя к родному миру, не оспариваемые и даже не подвергаемые сомнению автором, намного больше говорят о герое (и, не исключено, об авторе), чем об этом мире.

Дальнейшее уже не удивительно, просто противно. Хотя, пожалуй, нет, кое-что удивительное всё же есть: просто потрясающе, как расходится авторская оценка поведения и поступков героя с характером его образа действий. Декларируемые открытость и непредвзятость на деле оборачиваются откровенным ханжеством и самоуверенным морализаторством, в бородатой голове героя нет даже тени мысли о том, что он не имеет ни права, ни знаний, ни даже необходимости судить обитателей Торманса, но его это не останавливает. К этим замечательным качествам прибавляется крайнее лицемерие: осыпая обвинениями людей, которые принимают его, отвечают на его вопросы, сопровождают на том или ином отрезке пути, себе герой легко прощает намного более страшные преступления (и даже находит возможность обвинить в них кого-нибудь — кого угодно — другого).

Заявленная страстность натуры проявляется вспышками необузданного гнева, имеющими разрушительные последствия, что же до силы воли... её нет. Волевой характер героя подчёркивается так часто, что даже смешно, потому что ни в одной ситуации, в которой уместно было бы силу воли продемонстрировать, она не видна. Герой либо выходит из себя, чтобы потом ненадолго, минуточек на пять, раскаяться, либо плывёт по течению, склоняясь перед непреодолимыми (ой ли?) обстоятельствами, либо подчиняет своё мнение мнению собеседника. Не каждую былинку так легко поколебать, как разум этого «волевого» человека: сейчас он обещает одно, вечером другое, наутро третье. Нечего и говорить, хозяин своему слову — захотел, дал, захотел, взял обратно.

Торманс представлен как юный мир, в котором формы живых существ пока не устоялись и постоянно меняются, но люди Торманса, конечно, сильно похожи на земных. Имей они больше отличий, было бы неудобно обогатить историю ещё одной популярной фантазией, старой, как «Одиссея» (если ещё не старше): в странствиях герой встречает прекрасных женщин, которые с первого взгляда начинают питать к нему огромный интерес, возможно, разного рода, но неизменно пылкий. Причины популярности этой фантазии очевидны и по-человечески очень понятны, но даже задолго до Линдсея писатели пытались хоть как-то обосновать этот интерес: завязкой знакомства могло послужить спасение красавицы, или герой был не просто героем, а героем прославленным и широко известным, или был просто очень, очень хорош собой... Возможны варианты. Много. Ни один из них, однако, не относится к главному герою «Путешествия к Арктуру». Я могла бы списать это на условность, свойственную притчам, если бы не тот факт, что автора явно и сильно волнует «женский вопрос» и вообще половая дуальность. На Тормансе даже неодушевлённые объекты могут иметь женскую и мужскую природу (на «мужских камнях» я окончательно сломалась), что уж говорить о людях.

Линдсей яростно педалирует половые различия (игнорируя тот очевидный факт, что женщины отличаются не только от мужчин, но и друг от друга, да и мужчины различаются между собой; и при этом все в первую очередь — просто люди), причём, в зависимости от ситуации, женщины (все! в целом!) характеризуются либо как чувствительные и благородные создания, либо как источники соблазна и греха, но при этом всегда слабые и податливые. Это так тупо и мерзко, что даже комментировать не хочется, но стоит добавить, что мужчинами и женщинами половое разнообразие населения Торманса не ограничивается, видимо, чтобы герою было что ещё осудить.

А то ведь какой может быть духовный поиск без осуждения? Впрочем, тут герою надо отдать должное, он с неослабевающим упорством пытает вопросами религиозного, морального и мистического плана каждого встречного и поперечного, и получает ответы, которые каким-то образом помогают ему продвигаться вперёд — как ментально, так и физически. Но только ему, не читателю, поскольку что вопросы, что ответы носят настолько абстрактный и трансцендентный характер, что не имеют смысла даже в реальности притчи.

При желании, конечно, выводы сделать можно. Любые. Это-то и плохо.

Единственное, что делает «Путешествие к Арктуру» хоть сколько-нибудь выносимым, это описания природы. Серьёзно. Мне кажется, весь талант Линдсея, какой у него только был, в полной мере выразился в создании великолепных фантастических пейзажей. Они поразительны, грандиозны, величественны, описаны настолько живо и ярко, что для того, чтобы представить их в своём воображении, почти не требуется усилий. Их хочется рисовать, даже не будучи художником. Да, книга, состоящая только из описаний видов выдуманной планеты, выглядело бы странно. Зато у неё были бы все шансы стать хорошей. И по-настоящему нестандартной.

Книга-притча, наполненная философскими размышлениями и эзотерическими параллелями. Глубокий нептунианский трип с размытыми границами разумного видения и редкими ураническими вспышками, источающими амбре абсурда, но при этом вполне гармонично вписывающимися в общий строй повествования: будто маленькие пузырьки, которые молниеносно и неожиданно всплывают в тягучем напитке, чтобы тут же раствориться и исчезнуть. Роль музыки, её сила и власть в романе не раз подчеркнуты, мелодия там одна из полноценных героинь, пусть и фоновых. Это ещё один к балл к нептунианскому настрою.

Яркие интересные мысли, понятная нить развития героя и его изменения на разных ступенях эволюции и бытия, параллельных и разновысоких, это Путь Героя, подобный циклическому шествованию от шута до Шута и снова по спирали, от Феху до Феху, но всё это представлено в очень своеобразном психоделическом стиле. На мой вкус нудновато, вселенские истины и озарения можно облечь в более захватывающий сюжет.

Немного всё это путешествие напомнило мне прохождение чистилища, ада и рая одновременно, а также Книгу Мёртвых, когда дух развоплощается, переживает и архивирует опыт, чтобы на вершине постичь Главную Истину, а потом родиться вновь и многое забыть.

1) – Это не плохо – слышать голоса, – сказал Крэг, но ты ни на мгновение не должен думать, что мудрость заключена во всем, что идет из мира ночи.
2) – Гораздо лучшие люди, чем ты – лучшие во всех отношениях – разгуливают с чужими волями в себе. Ты можешь быть сколь угодно высоконравственным, Маскалл, но факт остается фактом, звери созданы, чтобы быть съеденными, а простые натуры – чтобы быть поглощенными.
– И права человека не имеют никакого значения?
– Они имеют значение. Но мы считаем человека человеком лишь до тех пор, пока он может постоять за себя.
3) С чувствами, которые расцветают на иллюзиях и чахнут и умирают на реальностях, считаться не стоит.
4) Вверь себя истине, а не мне. Ибо я могу умереть раньше тебя, но истина будет сопровождать тебя до самой смерти.
5) Я знаю, что этот мир действительно здесь в этот момент, и он в точности такой, каким мы его видим, ты и я. И все же он ложен. Он ложен вот в каком смысле, Полкраб: бок о бок с ним существует другой мир, и этот другой мир является истинным, а этот ложен и обманчив насквозь. И поэтому мне кажется, что реальность и ложность – это два слова для одного и того же.

За присест во время бессонницы прочёл треть книги. Месяца 3 назад - с тех пор так и висит на читалке. Вот думаю стоит ли по диагонали пробежать или вообще стереть.

Это старьё - это безбожно унылое старьё. Где фантастики в современном понимании и в помине нет (только косморакета). Хотя начало книги со спиритическим сеансом было увлекательным и автор зачем-то очень подробно прописал характер спиритуалиста и заодно владельцев дома. На хрена это было сделано, мне не понятно. Потому как главные герои вообще не они и появляются под конец главы, а эти, столь подробно прописанные персонажи, исчезают из книги навсегда.

По прибытии на планету начинается типичная космо-фэнтези. Ну знаете одинокий мужик в космотрусах бегает по саванне и даёт всем *изды, а каждая первая встречная баба сражу хочет заиметь от него потомство. А он ей такой - поди прочь грязное животное, не для тебя мой нефритовый стержень гранили. Ну и т.д и т.п.
Любителям в духе "Джона Картера" должно зайти, наверно.

Вдобавок, параллельно прочёл первый роман из "Космической трилогии" Льюиса - просто произведения близнецы. Я их даже путаю в воспоминания и особенно с Джоном Картером - типичная калька.