If you go to a bad movie, it's two hours. If you're in a bad movie, it's two years.

Джерри Сайнфелд

Безносая баба Гипфера

Жан-Пьер Малюз и Трэвис Колкен сидели в кафе. Вентиляторы, обдувавшие помещение тёплым воздухом, сопели, скрипели и раздражали треском своих лопастей. Кофе подал маленький официант лет семнадцати, набранный по объявлению. В кафе давно пустовал штат сотрудников, но кто-то должен был работать, поэтому менеджер развесил по району объявления, в которых было написано – Примем на работу школьников, учеников колледжа! Оплата каждый день! Парень с перепугу даже забыл спросить про сахар и другие сопутствующие штуки к кофе. Жан-Пьеру и Трэвису было всё равно. Их столик трясся похуже лопастей вентилятора. Два продюсера жарко спорили, ругались и смеялись, навлекая тихий ужас на всех посетителей кафе. Резиновый наконечник одной из ножки стола расшатался и треснул, поэтому кофе то и дело норовил выплеснуться гадкой лужей прямо на столе, замарав собой черновик сценария. На первой странице черновика печатными буквами было выведено лишь одно слово: «Юность».

В кафе еле пахло бегониями, совсем недавно пересаженными в новенькие салатовые кашпо, развешенные по периметру всего зала. Жан-Пьер затушил сигарету в пепельнице, громко закашлял и принялся ковыряться в носу, вытирая все его содержимое об уголок матерчатой скатерти. Трэвис цокнул, но продолжил слушать своего собеседника. Менеджер зала уже мысленно искал повод, чтобы выпроводить гостей, практически оравших во все кафе, но так и не смог найти ни одного аргумента. Скорее всего, его бы ожидала порка от вышестоящего руководства – просто так выгонять двух известных продюсеров из кафе не решился бы ни один человек в городе. Дверь кафе отворилась, в помещение забежала энергичная девушка в чёрных велосипедках. Она продолжала бежать на месте и выкрикнула свой заказ.

– Крепкий раф! Без сахара, две ложки корицы!

Трэвис обернулся, посмотрел на неё, цокнул и вновь погрузился в разговор. Жан-Пьер не повёл и бровью. Его нос уже был чист, скатерть стола грязна, а настроение поднималось с каждой секундой. Француз элегантно жестикулировал, поправлял очки и пытался почистить передние зубы языком. Трэвис Колкен кивал и разглядывал девушку в велосипедках. Через несколько минут девушке выдали кофе в стаканчике, она открыла крышку, чтобы понюхать напиток, и в режиме рыси направилась к входной двери. Они встретились взглядом с Трэвисом. Тот немного опешил, цокнул, отвернулся. Девушка нахмурила брови и с силой ударила по крышке своего стакана, пытаясь его захлопнуть. Капли кофе попали на черновик с надписью «Юность». Колкен заметил это, поправил свои смоляные, отросшие волосы и сказал:

– Вот пизда!

Девушка уже покинула кафе.

– Что?

– Пизда пролила свою парашу на мой черновик!

– Да тут пара капель всего!

– Что значит пара капель? Затёрлось название, а нам сдавать эту писанину через час!

– Братья Долсен всё равно не возьмут эту херню… – сказал Жан-Пьер и принялся листать черновик. – Заголовки оформлены неправильно, шрифт – полное говно, промежутки между словами большие. Короче, едем ко мне, я сверстаю нормальную!

– Как?

– Пальцами, дружище.

Трэвис надул губы и закурил. Парень со смоляными волосами закипал моментально, едва появлялась такая возможность. Колкену было всего 33 года, но он уже слыл в Голливуде акулой своего дела. Он начинал, как продюсер дешёвых фильмов ужасов, но буквально за 6–7 лет произвёл на свет несколько кассовых лент, сорвавших гигантские залы в штатах. Его гонорар уже начинался с 10 миллионов, и было довольно много желающих, готовых заплатить такую сумму. Колкен, по словам своих коллег, «мог превратить дерьмо в золото без Мидасовских приколов». Родился в Америке, друзей и связей в кинематографе не имел, но горел своей работой каждую секунду времени. Трэвис известен, как настоящий выжиматель соков из всего – если ему не нравится игра актёра на главной роли, то быть беде… Если ему не нравится освещение на площадке или плохо подобранная локация, то быть беде… Если ему с утра подадут не холодный чай с малиной и сахаром, а какой-нибудь эрл грей, то… В общем, вы поняли. Трэвис Колкен может добиться чего угодно и от кого угодно. Два года назад, когда Трэ был занят съёмками фильма «Утёс желанного корыта», принёсшего нехилую кассу в размере 500 миллионов баксов при бюджете в 45, ему понадобилось остановить дорожное движение в Питтсбурге на несколько часов. Этой ситуацией заинтересовались власти и полиция города, но Колкен вышел из воды сухим – пройдоха уверил все стороны, что искал в канализации именные часы Хью Макнила, исторического героя Питтсбурга, воевавшего за сторону Союза. Часы даже якобы были найдены и переданы на аукцион в Нью-Йорк, где их вроде как купил один из правнуков конфедерата, убитого Макнилом. С этой «продажи» 30 процентов причиталось в бюджет города, собственно именно эта доля и перешла в руки городским властям в обозначенный срок. Стоит ли говорить, что никаких часов и правнуков не было, а деньги Колкен отдал из своего кармана? Скажете, обычная взятка и ничего хитрого… Вот только настоящие родственники Макнила так не считали, ведь для правдоподобности всего действия были наняты несколько актёров, игравших в рекламе ширпотреба и мазей от геморроя, было арендовано огромное здание в «Яблоке», куда привезли этих родственников и разыграли спектакль под названием «Аукцион армии Севера». Счастливые и довольные своей судьбой, они тоже получили некоторый процент от сделки. Имя их деда вновь мелькнуло где-то в заголовках, а Трэвис Колкен получил несколько отличных дублей с пустыми улицами одного из крупнейших городов Пенсильвании. Он готов уплатить любую цену за желаемое, какой бы крупной она ни была. И чаще всего, ему удаётся её снизить…

– Джей-Пи, мы никогда не доведём это дело до конца, если будем действовать по-твоему!

Жан-Пьер поправил очки и улыбнулся во все зубы.

– Кино должно быть какое?

– Умное.

– Умное, да. А чтобы было умное, нужно немного напрячься. Поверь мне, Трэ, чем больше мы сейчас положим, тем больше нам вернётся…

– Это не ради денег.

– Совершенно никакого корыстного интереса.

– Ага, – хмыкнул Трэвис.

– Я серьёзно. Для тебя это первая попытка забрать Оскар, а для меня она может быть последней.

– А если не статуэтка, то что?

– Забвение, нищета, бабы, как у Ника Гипфера, и никакого чая с малиной по утрам.

– А победа?

– Признание, слава, деньги, деньги, деньги, немного грязного секса, но уже с бабами классом повыше, чем у Ника Гипфера.

Жан-Пьер ухмыльнулся. Малюзу было 45 лет. Его богатые родители эмигрировали из Франции, когда он был совсем мал. Он уже начал лысеть – на макушке у него стремительно выпадали волосы, и озеро в лесу обнажалось. Француз был высок, почти под два метра, но при этом достаточно тощ и тонок. Свою карьеру в кинематографе начал как best boy, но почти с каждым фильмом продвигался по лесенке всяких осветителей и монтажёров, и в какой-то момент дорос до продюсера. Гонорар у него заметно меньше, чем у Трэвиса, однако связей у Малюза до одного места – нужен тигр на съёмках? Он знает парня, которому Зигфрид и Рой рассказали все свои секреты на пьянке, где вместо шлюх были гномы с синими колпачками. На главную роль уже есть намётки? Жан-Пьер уже был с претендентом в джакузи на заднем дворе, а также готовил барбекю для его кормящей матери, поздновато родившей второго ребёнка. Сценарист умер и некому дописать концовку? Это не проблема, ведь Джей-Пи был записан в его завещании… В общем, вы поняли. Жан-Пьер Малюз известен в кинематографе, как игрок иного толка – да, возможно, он не может позволить себе дорогущий дом с 17-ю спальнями и личным швейцаром, разбрасывающим лепестки роз перед каждым его выходом на улицу… Зато француз наверняка знает, какие именно работы ценятся представителями жюри «умных» фильмов. В его копилке есть «половинка» Сезара за фильм «Квадрат судьбы», спродюсированный им десяток лет назад, приз зрительских симпатий Сандэнса за фильм «Коробка века», куда он привёл своего друга Кевина Могриди на главную роль, и ещё пару номинаций на Оскар за ту же пресловутую «Коробку». Кевин Могриди с тех пор стал очень жестоким и эгоистичным – его внутреннее я не смогло пережить такой взрыв популярности. Паренёк скончался от передоза в 24 года. Казалось бы, печальный конец… Если бы не Малюз, который запустил в производство документалку о жизни молодого оборванца, резко ставшего актёром международного масштаба. Жан-Пьер с настоящим хладнокровием терпит любые невзгоды и изворачивается как уж на раскалённом казане перед любой проблемой. Сложно представить себе парочку, которая смотрелась бы вместе ещё гармоничнее.

– И что там у Гипфера было с бабами? – как бы невзначай спросил Колкен.

– Захожу я как-то в его гримёрку, а там одноглазая девчонка. Повязка у неё кожаная, сидит, хихикает. Я сразу подумал, что она нанюханная! Вышел Ник из туалета, морда вся в «порохе», говорю ему: – Старина, ты так долго не протянешь!

– А ты уже надумал снять обо мне фильм? – спрашивает тот.

– Я молчу, смеюсь. Одноглазая даже в мою сторону не посмотрела, хотя её левый глаз был нормальный, обычный, как у нас.

– Пардон, мадам, – сказал Гипфер и поцеловал её руку. Баба развернулась, и у неё не было носа…

– Да ты пиздишь?!

– Нет, чистая правда. Вместо носа огрызок, как у Красного Черепа. Даже намёка на ноздри нет, просто две дырки и сопли посередине. Ник нагнулся к ней, поцеловал её куда-то меж лица, повернулся ко мне и начал изображать, будто уже сношает её. Меня затошнило, ей-богу!

– А вот Маргарет Брэди…

– Зачем, ну вот зачем ты каждый раз вспоминаешь Мэгги! Не была она красоткой, но и пол-лица ей не снесло, будто её об поезд мордой повозили.

– 3 из 10.

– Свинтус, это ты 3 из 10. Мэгги была минимум семёркой. Короче, Гипфер танцует передо мной в своём приходе, одноглазая и безносая поворачивается к нам обоим, чтобы насладиться танцем своего напарника. И тут я вижу, что у неё нет правой ноги!

– Кто поверит в это дерьмо?

– Я сам поверил в это дерьмо! У неё протез, дешёвый причём. Пластмасса обычная, даже неокрашенная. Я сказал Гипферу, чтобы срочно умылся и не звонил своей жене ни в коем случае. Его дети не вынесут такого позора.