Может, к этому и сводится человеческая жизнь – к беспрестанному опыту утраты иллюзий, чтобы в конце концов научиться более-менее успешно управлять болью.
Часто кажется, что крах невозможно пережить. Но, если хочешь знать мое мнение, скажу, что я думаю: любой проигрыш может пойти на пользу.
– …
– Я не знаю, что тебя мучает, но уверен, что рано или поздно придет момент, когда ты осознаешь, что пережитые мучения могут стать твоей главной опорой, они помогут тебе преуспеть в том, что ты решишь совершить.
Джон был из тех, кому кажется, будто вещи существуют, только если их назвать. Не исключено, что удастся выздороветь, впрыскивая себе соответствующие дозы умолчания. По правде говоря, он не хотел, чтобы окружающие сводили его самого к его болезни. Стоит объявить, что у тебя рак, и с этого момента люди только рак и видят.
Джон в конце концов даже узнал себя в юном Гарри, страдающем от несправедливости. По правде говоря, родство с главным героем ощущал любой читатель. На этих страницах присутствовал универсальный ингредиент. Гарри Поттер воплощал нашу мятежную частицу, наше желание обладать властью, чтобы наказывать придурков, нашу мечту о лучшей жизни.
Джона завораживала глубина детского сна. У ребенка над ухом можно играть на кларнете (что, конечно, довольно редкий случай, если исключить семьи извращенных меломанов) – он все равно останется в непроницаемой барокамере своей ночи. Возможно, такова и есть, в конечном счете, великая сила детства: абсолютный сон. Ничто не может с нами случиться, когда мы так спим.
Будучи интровертом, Джоан так описывает себя в подростковом возрасте: «Спокойная, вся в веснушках и близорукая». В итоге – букет переживаний, необходимых для вызревания судьбы художника.