"Не в поиске счастья, а в умении его принимать."

Глава 1

Утро началось со звука, который невозможно было спутать ни с чем. Будто в животе у стены проснулся железный зверь и решил умереть громко. Холодильник, верой и правдой служивший мне с третьего курса университета, затрясся, издал последний вздох – и замолк.

Я стоял посреди кухни в шортах и старой футболке с логотипом давно почившей музыкальной группы, молча смотрел на белую махину. Потом щёлкнул пальцем по дверце. Потом ещё раз. В ответ – тишина. Такая, в которой слышно, как у соседей сверху кто-то грубо расстаётся через стенку.

–Ну и ты туда же, – сказал я, и это было не про холодильник.

Я не злился. Я был уставшим. Усталость – это когда тебе всё равно, сломался ли холодильник или геополитика. Это, как если бы кто-то пытался навязать тебе разговор посреди пожара: ты смотришь на огонь и думаешь, что чайник всё равно кипятить не на чем. Молоко в дверце уже успело скиснуть. Йогурт, который я оставил «на потом», приобрёл структуру маленькой планеты. В морозилке плавал пакет с варениками, по ощущениям – времён Холодной войны. Когда я его тронул, вареники хрустнули, будто внутри был мелкий гравий. Я достал их, уронил один на пол, наклонился, долго смотрел – и не поднял. Просто ушёл. Сидеть за столом и смотреть, как солнце лениво рисует полоски света на столешнице, казалось менее утомительным делом. На столе лежал блокнот. Старый, в кожзаме, с пятнами кофе и углами, которые давно потеряли форму. Я пролистал его. Списки задач, старые идеи для статей, обрывки снов. Страница с заголовком «что я чувствую» была пуста. Я залил чай в термос. Термос был советским, тяжёлым, с отполированной пробкой и запахом металла. Им можно было, в случае чего, отбиваться от зомби. Или от себя. Я сел у окна и уставился наружу. Соседняя девятиэтажка, облезлая как пес в апреле, смотрела на меня в ответ. Где-то вдалеке орал двигатель мопеда, кто-то ругался с диспетчером по телефону. Жизнь шла.

Но не у меня.

На часах было 08:43. Через 17 минут нужно было начать писать текст для клиента: «10 причин выбрать наш массажный салон». Из этих десяти причин хотя бы семь были оральной мастурбацией реальности. Я знал это. Клиент знал. Но деньги не пахнут, а особенно не пахнут, если ты их никогда не нюхаешь вживую – только видишь цифрами на экране.

Я открыл ноутбук, написал заголовок, перечитал его, удалил. Потянулся. Подошёл к холодильнику и снова открыл его дверцу, будто за это время что-то могло измениться.

Ничего не изменилось. Кроме того, что запах стал хуже.

–Прекрасно, – сказал я, и в этот раз это было про всё сразу.

Я наугад набрал в поисковике: «что делать если сломался холодильник». Потом: «жизнь без холодильника». Потом, не осознавая, почему, ввёл: «жизнь без смысла». Первые ссылки были религиозные. Вторые – философские. Третьи – рекламные.

В этот момент зазвонил телефон. На экране: «Мама».

–Привет, сынок! – бодро сказала мама. – Ты ел?

–Нет. Холодильник сдох.

–Господи. Ты в порядке?

–Мы оба в каком-то смысле уже не работаем.

–Илюш, ты же знаешь, техника тоже устаёт. Я могу тебе супа привезти.

–Мама, у меня нет холодильника. Где я буду хранить суп?

–Ну ты его съешь.

–Съесть весь суп сразу – это звучит как неудачная метафора жизни.

Мама замолчала. В её паузе был опыт – не философский, а житейский. Она умела варить борщ, справляться с учениками и не верить депрессии, пока не увидит диагноз на бумаге.

–Хорошо, не хочешь – не ешь. Но не голодай назло холодильнику.

Я усмехнулся. У мамы были свои формы мудрости.

Когда разговор закончился, я почувствовал себя не лучше, но ближе к чему-то. К чему – неясно. Я достал мусорный пакет, засунул туда молоко, йогурт, половину мандарина, который, кажется, был свидетелем моего последнего Нового года. Вышел на лестничную площадку и почти столкнулся с соседом.

Тот был, как всегда, в берете, в куртке с пуговицами цвета старого янтаря и с книжным пакетом в руке. Соседа звали Пётр Ильич, он был бывшим театральным критиком и иногда читал стихи прямо на лестнице. Всегда с интонацией будто это завещание, даже если это был Маяковский.

–День добрый, – сказал Пётр Ильич, чуть наклонив голову. – Сегодня хороший день, чтобы потерять что-то ненужное.

–У меня холодильник умер.

–Ну вот, уже начали, – кивнул тот и пошёл дальше, как будто это был ритуал. Он даже посвистывал. Не мотив, а просто воздух сквозь зубы, как будто душа пробовала на вкус утро.

Вернувшись домой, я сел у окна. Пил чай из термоса. Прошёл целый день. Смотрел, как за окном медленно гаснет город, как окна зажигаются, как будто кто-то щёлкает тумблерами внутри огромного организма.

Я записал в блокнот: «Сегодня я ничего не сделал. И это было прекрасно.»

А потом – как бы вскользь – добавил под этим: «Но завтра бы хотелось сделать хоть что-то.»

И это было не планом, не обещанием. Просто пульсом.

Глава 2

Утро второго дня без холодильника началось с того, что я снова открыл его дверцу. Утром ничего не меняется, если холодильник мёртв. Он остаётся таким же большим и белым, но с каждым часом становится немножко менее значимым. Проблема в том, что я не знал, как это – ничего не значить. Особенно когда всё, что ты ждёшь от жизни, это когда нечто выйдет из строя, и ты сможешь спокойно пережить этот момент.

На завтрак я съел пару мандаринов, параллельно поглощая новости в интернете, и понял, что не могу не думать о холодильнике. Он был больше, чем просто мебель. Он был символом моего существования, моим хранителем спокойствия. Не зря я выбрал его ещё в университете – именно тогда, когда холодильники казались мне символом комфорта и независимости. Он был моим первым взрослым выбором. Теперь же я был просто человеком, который живёт без холодильника, как без какого-то фундамента, хотя сам уже давно привык к тому, что опоры – это миф.

Я залил горячий чай в тот же советский термос, который теперь был моим лучшим другом. Термос не ломается, он, как и я, точно знает, что делать в любой ситуации. Это один из тех объектов, которые не требуют ремонта. Он просто работает. Я бы вот так хотел.

На часах было 9:05. Взгляд скользнул по кухне, и я вдруг понял, что в квартире пусто. Совсем пусто. Как если бы кто-то по ночам вытирает её от всего лишнего. Ни холодильника, ни людей. Я открыл окно, и запах улицы обрушился на меня. Снаружи был тот самый апрель – безумно холодный и слегка сыроежечный. И всё равно, воздух был лучше, чем то, что я вдыхал последние недели. Это не было свежим воздухом, это была старость, ускользающая от отчаянных попыток обновиться.

Мой сосед по лестничной клетке, Пётр Ильич, опять был где-то рядом. Я услышал его тихие шаги, его шарканье, которое обычно не заметно, но вдруг всё-таки заставило меня взглянуть через приоткрытое окно. Я увидел его, направляющегося с книжным пакетом к почтовым ящикам. В руках он держал томик стихов. Пётр Ильич, как и обычно, стоял и читал стихотворение, но тут его внимание привлекла странная группа людей внизу, стоящих возле подъезда. Они обсуждали что-то, что напоминало ритуал. Я не знал, что они делают, но они не замечали, как Пётр Ильич стоял в своем берете и снова читал Маяковского. Он был как забытый персонаж в постмодернистском романе.

Я закрыл окно, зажёг свет в ванной и, глядя в зеркало, стал размышлять. Что меня беспокоит больше всего? Тот факт, что холодильник сломался, или то, что я не могу справиться с его отсутствием? Я потёр лицо руками и понял, что не готов искать ответ.

Когда Пётр Ильич всё-таки пошёл, я снова стоял на месте и пытался осознать, как именно мне нужно дальше двигаться. Писать ли текст для клиента? Неужели это важно? Или на самом деле важно что-то другое, что-то, что не имеет названия? Я же не могу приписать смысл вещам, которые они не могут дать.

На кухне я вновь открыл холодильник и снова ничего не изменилось. Всё это свидетельство того, что, возможно, в моей жизни просто не хватает чего-то важного. Это было ужасно – смотреть на этот беспорядок и не знать, что с ним делать. Не мог я его просто выбросить, как и не мог бы выбросить какие-то свои воспоминания.

Я включил свет в коридоре и зашёл в свою маленькую комнату. Всё было так же, как и вчера. Те же книги на полке, та же полураскрытая коробка с письмами, которые я всё никак не мог отправить. Я открыл один из конвертов, и в тот момент, когда я попытался заглянуть в письмо, осознал, что не помню, когда в последний раз писал кому-то. Я закрывал эти конверты так часто, как только мог. Но это было бесполезно. Все мои старания не привели ни к чему, кроме ощущения пустоты. Это было как изучение чужих текстов, но по ошибке, по инерции.

Позвонила мама.

–Илюш, ты чего молчишь? Ты хоть что-то кушал? Всё в порядке?

–Да. Просто я стал немного задумчивым.

–Я знаю, ты переживаешь из-за холодильника. Но ты же понимаешь, что это не самое важное.

–Знаю, мама. Но если этот холодильник не работает, то что тогда работает?

Она замолчала. Несколько секунд тишины, и я понял, что в этом молчании я услышал не только её заботу, но и что-то иное – ту самую твердую уверенность, что проблемы можно пережить, а жизнь, несмотря на всё, будет двигаться дальше.

–Знаешь, Илюш, на самом деле неважно, работает ли холодильник. Важен ты. Ты сам решаешь, как относиться ко всему этому. А если тебе что-то не нравится, ты можешь это изменить.

–Ты права, – сказал я, и почувствовал, как будто что-то в груди чуть освободилось.

Когда мы положили трубку, я с трудом поднялся, включил компьютер и начал работать. Надо было писать эти пресловутые 10 причин для массажа, но мысли снова унеслись в сторону.

Иногда я задаюсь вопросом, что является настоящей причиной, ради которой я живу. И вот тут я понял: не ради холодильника. Не ради работы. Не ради своей гордости. А ради того самого пульса, который заставляет двигаться каждое утро. Чего бы мне ни хотелось, я был жив.

Между тем, мысли о холодильнике, хоть и стали казаться абсурдными, не покидали меня. Всё-таки, как в жизни так бывает, самые непримечательные вещи в какой-то момент начинают диктовать наш ритм, если мы не обращаем на них внимания. Я решил, что мне нужно прогуляться. Иногда для того, чтобы решить какую-то проблему, достаточно просто выйти из своей комнаты. В общем, я взял куртку и выбежал на улицу. Всё вокруг выглядело так, как и полагается в апрельское утро – с унылым солнцем, безлюдными улицами и воздухом, наполненным запахом мокрой земли. В городе царила полная тишина, почти постапокалиптическая. Всё, что напоминало о жизни, это редкие прохожие и шум проезжающих машин. Почему-то мне показалось, что я стал невидимым, что никто меня не видит и не слышит. Это чувство, когда ты выходишь на улицу, и не важно, есть ли у тебя цель, потому что она всё равно не важнее всего остального. Я прошёл по той самой улице, где когда-то в детстве гулял с родителями. Здесь не было ничего, что могло бы напомнить о тех временах. Этот мир утратил свою непринуждённость, свою чистоту. Стены домов покрылись грязью, а подъезды стали похожи на склады старых вещей, с которыми никто не расставался. Но вот и угол, где стоял старый магазинчик. Я зашёл внутрь. Это был тот самый «Продуктовый уголок», который я часто посещал, когда студентом питался одними макаронами и варёной колбасой. И тут я почувствовал то странное чувство, когда оказываешься в месте, которое давно забыл, но оно так знакомо. Всё осталось прежним: полки с консервами, ящики с фруктами, дикая смесь запахов. И продавщица, которая была здесь всегда.

–Здравствуй, Илюша, – сказала она мне, будто ничего не изменилось за эти годы.

–Здравствуйте, – ответил я, чуть смущённо. Я даже не знал, что делать с этим странным чувством возвращения домой.

Я посмотрел на полки и выбрал пакет с орехами. Не знаю, почему я их выбрал. Возможно, из-за того, что они были самыми неприметными, как я сам.

–Как ты? – спросила продавщица, когда я подошёл к кассе. – Давненько не заходил. Всё ли в порядке?

Я прикусил губу, пытаясь выбрать слова. Вот она, та самая преграда – хочется сказать что-то важное, а по-настоящему важно только одно: что всё, что происходит с нами, неизбежно. Мы стараемся это контролировать, а жизнь делает свои поправки.

–Да, всё нормально, – сказал я. – Просто не могу найти свою цель.

Она посмотрела на меня как-то странно, словно ждала продолжения, но потом просто кивнула.