Задача 1. Переехать и обустроиться

«Успела! Переезжаю в другой город! Обалдеть! Стоп, мне больше нельзя так выражаться. Я ведь будущая учительница… Я в восхищении! Я в упоении!» – мысли бьются в такт с покачиванием автобуса, который старается объехать выбоины в асфальте.

В этом году август выдался сырым и тусклым, но зато сегодня, за пять дней до осени, утро радует звонкой синевой неба. Солнце освещает дорогу нашему старенькому автобусу, и лучи влетают в салон сквозь окна, танцуя под музыку в моих наушниках.

Всё лето я ждала сегодняшнего дня. Работала официанткой в пляжном кафе, где научилась безупречно разогревать выпечку, вкусно варить латте и с обходительный улыбкой отшивать излишне настырных клиентов. Кафешка стояла (да и сейчас стоит, куда она денется) весьма удачно – прямо на берегу озера, которым славится наш провинциальный городок, – благодаря чему я заработала на целых три месяца беззаботной студенческой жизни. Проще говоря, смогу до зимы снимать комнату в двушке на пару с подругой и в ус не дуть.

Вообще-то сейчас я должна ехать с ней. Мы планировали заселиться заранее, чтобы познакомиться с соседками из второй комнаты и отмыть следы бытования предыдущих жильцов. Но Анита осталась дома ещё на три дня, потому что её «краш перестал быть крашем» и наконец пригласил на свидание.

А ещё я должна была ехать на машине вместе с отцом: он обещал помочь с тяжёлыми сумками. Только вот если человек накануне поездки решает отпраздновать день рождения коллеги, а утром после перепоя не может подняться с постели, то его дочь вряд ли получит обещанное, сами понимаете. Оставаться и ждать было нельзя – мы заранее договорились встретиться с хозяйкой квартиры.

И вот я еду одна… но не унываю, ведь мне повезло! Во-первых, я успела на ранний рейс, во-вторых, салон полупустой, а в-третьих – солнце. Говорят, оно не только поднимает настроение, но и прогоняет тревогу.

Изучаю карту в телефоне и выстраиваю оптимальный маршрут до моего нового дома. Такси слишком дорого. Трамвай – приемлемо.

* * *

Чёртов грохочущий трамвай! Чёртовы сумки! От духоты лицо покрывается испариной, а в кармане тем временем вибрирует телефон:

– Да! Здравствуйте, – пыхчу я. Получается «Да здравствуйте!», будто я восхваляю хозяйку квартиры.

– Когда ты подойдёшь, дорогая? Я тебя уже жду.

– Минут через десять. Извините.

– Хорошо, – и разговор обрывается.

Я мельком смотрю на часы, стараясь удержать свои пожитки и ни на кого не спикировать. Сидячего места мне не досталось, поэтому я болтаюсь посреди трамвая, словно осенний лист на ветру. До встречи ещё четверть часа, а хозяйка меня уже торопит. Зачем я извинялась?

К счастью, остановка совсем недалеко от моей кирпичной девятиэтажки, и вот я уже звоню в домофон. Подъезд давно не видел ремонта, а лифт, везущий меня на седьмой этаж, настолько стар, что в нём ещё Вещий Олег своего коня катал. Предательское зеркало в кабине показывает рыжую растрёпанную девицу с пунцовыми блестящими щеками. Отвернуться, что ли.

Наконец, палец давит на кнопку звонка. Дверь открывает Любовь Валентиновна, седовласая женщина в очках с тонкой металлической оправой. Её глаза сканируют меня с ног до головы, будто лазером, и я нервно приглаживаю свои вьющиеся волосы. Жёсткий взгляд слегка смягчается, мы снова здороваемся, суетимся, размещая сумки так, чтобы не споткнуться о них в тесной прихожей, и проходим в моё новое жилище.

Кухня просторная, на четверых точно хватит. Светлый гарнитур, круглый стол. Будем, словно рыцари короля Артура, собираться за ним, пить чай и играть в настолки. Или, правильней сказать, "рыцарши"?

А наша комната совсем небольшая, квадратов двенадцать. Выход на незастеклённый балкон, двухъярусная кровать, старомодные обои в цветочек. Советский лаковый стол с ящиками, бежевый шкаф-купе из двухтысячных и пара деревянных стульев шведского бренда. На окне тонкие линялые шторы, а на полу паркет ёлочкой. В общем, эклектика, всё как на фото в объявлении. Мы подписываем два экземпляра договора, и я интересуюсь:

– А нам можно тут всё немного… улучшить?

Хозяйка снова глядит на меня оценивающе, от чего меня пробирает мелкая дрожь:

– Ремонт за свой счёт. И мебель выбрасывать нельзя.

А я и не собиралась: кто захочет остаться без шкафа или кровати? Вывожу свои паспортные данные на последнем листе договора. Переклеить обои? Число… подпись… Новые шторы?.. Откладываю бумаги и снова оглядываю комнату:

– Покажите балкон, пожалуйста.

Пластиковая дверь давно не мыта, но поддаётся без труда, и балкон встречает меня кучей мусора. Старые оконные рамы, керамический горшок с засохшим растением, стопка битой кафельной плитки и ещё невесть что. Чудесное место, если ты робот Валли.

– Его можно расчистить? – интересуюсь я у Любови Валентиновны.

– Нет, – отрезает она.

Досадно. Мы с Анитой могли бы превратить балкон в этакую лаунж-зону…

– Сын не согласится разбирать этот хлам, – продолжает хозяйка. – А грузчиков нанимать накладно.

– Зачем грузчиков? Мы с подругой сами всё выбросим. Если вам ничего из этого не нужно.

Такой расклад женщину устраивает. Она даже улыбаться стала. Я оплачиваю месяц проживания и спрашиваю о своих соседках:

– В той комнате тоже первокурсницы будут жить?

– Нет, там девочки постарше. Я вчера только одну видела, неразговорчивая такая, приехала без вещей. Но оплату за три месяца вперёд перевела, договор подписала. Видимо, попозже поселятся…

Она говорит «попозжэ», выделяя каждую букву. Затем отдаёт две связки ключей, строго-настрого наказывает не водить сюда мальчиков, а на выходе предупреждает, что через месяц заедет для проверки. Когда дверь за ней закрывается, с души будто камень падает. Всё в порядке! Я дома!

Правда, этот новый дом нуждается в хорошенькой такой чистке! Тряпку и резиновые перчатки я предусмотрительно привезла с собой, а вот за средством для уборки нужно идти в магазин. Недалеко от дома я нахожу два супермаркета, затариваюсь незатейливыми продуктами и очистителем.

Наскоро пообедав бутербродами с сыром, отмываю фасады кухни от застывших капелек жира и пятен неизвестного происхождения. В комнате протираю мебель, а в коридоре – полки. Чувствую себя Софи из аниме «Ходячий замок» – она убиралась в нём с таким же усердием. Жаль только, что Аниты нет рядом. Мы думали, что будем драить квартиру в четыре руки, а то и в восемь.

"Анита, я заселилась! Договор подписала, месяц проживания оплатила, с тебя следующая аренда. Дезинфицирую наше новое жильё. Где будешь спать – сверху или снизу?"

Как следует попыхтев, заправляю свежий комплект белья на втором ярусе кровати, набрасываю толстый вязаный плед, и комната становится чуть уютней, особенно в вечернем свете лампы. Принимаюсь перекладывать одежду в шкаф и слышу, как в прихожей кто-то пытается отпереть входную дверь.

Набираюсь смелости и иду в коридор – чем раньше познакомлюсь с новыми соседками, тем проще будет наладить общение. Пусть не думают, что я хикка какой-то. Дверь отворяется, и две тёмные фигуры заваливаются внутрь, проталкивая объёмные сумки перед собой. Что-то не так!

– Блин! Где тут свет?

Инстинктивно отступаю назад и больно врезаюсь в стену – голос мужской и фигуры мужские! Щёлкает выключатель, и двое парней замечают меня: испуганную, в затёртой футболке оверсайз и с пучком на голове. Они не удивляются, только переглядываются мельком.

– Здорова. Хозяйка тебя уже заселила? Не вернётся? – спрашивает тот, что выше и крупнее.

– В-вернётся…

– Когда?

– Через месяц…

– Отлично. Да расслабься ты. Мы адекватные. Нас из общаги выперли, пришлось искать квартиру.

Наблюдаю, как парни разуваются, а мозг тем временем всеми силами противится верить в увиденное:

– Вы кто? Сюда девушки должны заселиться! Одна вчера договор подписала.

– Это моя знакомая, мы её попросили, – Высокий перетаскивает свой баул в комнату, что в конце коридора, и возвращается. Второй парень не столь тороплив – он устало опускается на банкетку в прихожей и спокойно смотрит на меня. Глаза светлые, на лице и шее неаккуратная щетина, а ещё какая-то шапочка на голове, прикрывающая длинные пряди русых волос. На запястье потёртые кожаные браслеты. Прямо Джаред Лето на минималках.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

– Ева.

– А я Адам, – смеётся Высокий. Он стоит, облокотившись на стену, и пышет самодовольством. Знал бы он, как меня достала эта шутка за те недели, что я проработала в кафешке, – промолчал бы.

– Арсений, – представляется Шапочка. – А это Данил.

– Я всё равно не понимаю, что вы тут делаете, – и уверена, что вообще не запомню их имена! Мой безмятежный мирок, который я выстраивала последние несколько часов, рушится на глазах, как башня дженга.

– Это была единственная свободная хата, что осталась. Дешёвая и от универа близко, – объясняет Высокий. – Но хозяйка не захотела заселять парней. Тем более студентов…

– И вы её обманули.

– Если ты ей не настучишь, то плохо никому не будет!

– Дань, хватит девчонке угрожать, – смеётся Шапочка.

– Да кто ей угрожает, блин! – Данил хватает рюкзак. – На, смотри, паспорт и студень. Мы нормальные, просто другого выхода не было. Мы будем паиньками, а ты нас за это никому не выдавай.

Я рассматриваю документы, внимательно проверяя печать моего же университета, будто умею распознавать подделки. Третий курс. У Высокого обе фотографии возмутительно хороши – что в паспорте, что в студенческом. Симметричные черты лица, выразительные карие глаза и стильная стрижка. Но кто его надоумил, что с такой внешкой разрешено вести себя настолько развязно?

– Мой паспорт смотреть будешь? – спрашивает Шапочка.

– Буду.

Изучаю его документы, а в голове, словно мухи в паутине, бьются беспокойные мысли: «Неправильно! Это неправильно!». Если я не расскажу хозяйке, то стану соучастницей. Нас выгонят. Или оштрафуют. Или посадят. Вытурят из универа. Но как мне справиться с двумя парнями? Я же не смогу вытолкать их за дверь! Божечки, что же делать?

– Я заберу?..

Арсений протягивает руку. Сколько времени я так стояла, уставившись в его паспорт?!

– Ладно, – я ещё раз осматриваю их лица. Парни расслабленно улыбаются, понимая, что победили. В общем-то, я больше не представляю для них интереса. Они заталкивают кроссовки на полку, перетаскивают оставшиеся вещи и изучают обстановку. Я проскальзываю в свою комнату и, по заветам Бродского, больше не собираюсь из неё выходить.

* * *

Для нервных метаний из угла в угол наша комната слишком маленькая. Выхожу на балкон. Может, в куче этого хлама огнетушитель завалялся? Он бы пригодился мне, дабы погасить пылающие щёки.

Сердцебиение участилось. Вынимаю телефон из кармана. Куда звонить? Хозяйке квартиры? В полицию? Чувствую, что дышать стало тяжелее, хоть и стою на открытом балконе. Эй, нет, организм, мы так не договаривались! Голова наполняется туманом, а в груди будто надувается воздушный шар. Только в нём не лёгкий гелий, а паника.

Набираю Аниту. У неё свидание, но мне сейчас всё равно: на родителей надежды нет, а других близких людей у меня не осталось. В детстве моим лучшим другом был дедушка, но его давно не стало.

Так. Где тут пять вещей, которые я могу увидеть?.. Гудки… С седьмого этажа хорошо видно девятиэтажку напротив – это раз. Есть ещё огромный тополь и разноцветные качели на детской площадке – это два и три… (гудки)… Облачко красивое розовое – четыре. Чёрный блестящий автомобиль, проезжающий мимо – пять.

Теперь четыре вещи, которых могу коснуться. О, тут их навалом. Мой телефон с надоевшими гудками. Холодные металлические перила балкона… Цветочный глиняный горшок. Деревянная рама старого окна с облупившейся краской.

Три вещи, которые слышу. Гудки, конечно. Шум трамвая вдалеке. И шелест пока ещё зелёной листвы.

Теперь два запаха… Что ж, это легко – запах вечернего воздуха и моего страха… Нет, отставить. Лучше уж понюхать сухую землю в горшке. Осталось только что-то попробовать на вкус.

Волна паники отступила – и я отступлю. Похоже, рот Аниты сейчас занят либо десертом, либо поцелуями, поэтому не годится для разговоров. Убираю телефон обратно в карман. В комнате беру со стола бутылку с водой, чтобы завершить ритуал самопомощи. Вода прохладная, вкусная, но идёт не туда, и я начинаю судорожно кашлять, будто в припадке, пытаясь вдохнуть спасительного воздуха.

– Эй, ты там норм?

Из-за двери слышен приглушённый голос одного из парней, чёрт разберёт, кого именно.

– Да! – хриплю я.

Нет! Но не бежать же к ним, чтобы по спинке постучали!

В конце концов кашель стихает, и я заваливаюсь на кровать Аниты, завернувшись в свой плед, как в кольчугу. Я умею себя накручивать, спасибо, в курсе. Моя нервная система всегда представлялась мне чрезмерно истончённой – тоньше, чем у других. «Ты слишком чувствительная,» – всё детство осуждала меня мама. «Сериалов турецких пересмотрела!» – говорил отец, когда я плакала. Может, я и профессию неправильную выбрала? Ведь в школу идут работать люди, у которых нервы не отличаются от стальных канатов. А мои нервы так, ниточки.

В подтверждение этому, вздрагиваю как пугливая лань от звонка телефона.

– Что там у тебя? – шипит Анита. – Ты же знаешь, я с Ильёй в кафе! Быстро говори.

– Тут какая-то хтонь происходит. Наши соседи – двое парней! Данил и… как его… Арсений. Хозяйка не в курсе, договор на девушек! Я не знаю, что делать.

Подруга молчит, а я слушаю оживлённый гул на фоне и музыку.

– Симпатичные? – выдаёт она наконец.

Вау.

Вот такие мы разные. У меня – паническая атака и мысли о полиции, а подружку заботит, сможет ли она с кем-то замутить.

– Анита. Мне страшно. Я же тут одна. И вообще, они преступники.

– Да брось ты! – потом говорит в сторону: – Да, сейчас. Возьми мне ещё американо. Спасибо, – и продолжает приглушённо: – Слушай, ты с ними общалась?

– Да, немного. Даже документы их посмотрела.

– Ну и?

– Учатся в нашем универе. Но что это меняет? Они тут незаконно, а я их прикрываю. И за себя страшно. Как вообще выходить из комнаты?!

– «Мелман, ты что, забыл? Ты же просто мнительный», – цитирует подруга мой любимый «Мадагаскар». – Почему ты во всём видишь угрозу? Успокойся, это не алкаши из твоей кафешки и не наши придурошные одноклассники, а обычные студенты. Людям надо доверять.

– Но их выгнали из общаги! О каком доверии идёт речь?

– Узнай, из-за чего.

– С ума сошла? Я к ним не пойду!

– Ну и не вылезай тогда из комнаты, пока я не приеду. Но в бутылки писать не смей!

– Ой, иди ты уже! Пей свой американо, пока не остыл.

Телефон отзывается мелодичным смехом:

– «Американо» это не кофе, дурочка!

И отключается.

Ей хорошо! Развлекается там, а я сиди тут в недружелюбной квартире, справляйся с катастрофой в одиночку. И я уверена, что американо это кофе! Но быстрый гуглёж говорит, что это ещё и слабоалкогольный коктейль.

И всё же мне становится чуть легче, поэтому я возвращаюсь к разбору одежды. Может и правда, зря панику развожу? Иногда парни и девушки снимают одну квартиру, ничего странного. Как в знаменитом старом сериале «Друзья». В студенческих общежитиях тоже живут разнополые люди – готовят в одной кухне и умываются в одной… как это назвать… умывальне. И даже если парней выгнали из общаги, это не значит, что на меня набросятся, как только я выйду в туалет.

Кстати, о нём. Мочевому пузырю плевать, где я и с кем: он всегда был равнодушен к подобным мелочам. Я тихонько поворачиваю ключ и, как лиса из норы, вытаскиваю нос наружу. На горизонте чисто, коридор освещён тусклой лампочкой, из-за двери парней раздаётся негромкая музыка и неразборчивые реплики. Я шмыгаю в туалет, потом на кухню – споласкиваю руки и хватаю йогурт из холодильника. С ощущением, что своровала его, пробираюсь обратно в комнату и запираю дверь.

"Ты как там?" – высвечивается на экране. Очень мило, что Анита не забыла про меня.

"Ужинаю йогуртом. Собираюсь спать. А как твоё свидание?"

"Почти без кринжа. Илья учится на мясника, прикинь? Оплатил ужин и напитки!"

"На кого???"

"БЛИН!! На МЧСНИКА! На спасателя, короче! Круто?"

Фух. В моём воображении Илья уже разделывал свиные туши на рынке. В качестве студенческой практики.

"Круто. Рада за тебя, но не искренне))".

"Хватит ныть, у тебя там под боком аж два парня".

"Что лучше? Два чувака, которых выгнали из общежития, или будущий спасатель, который платит за ваш ужин?"

"Не знаю! Посмотрим! Ещё ничего не понятно".

Это верно. Илья позвал Аниту на свидание слишком поздно. Она познакомилась с ним в начале августа, когда подрабатывала кассиром в чайном магазинчике. Он приходил пару раз в неделю, покупал на развес дорогие сорта, чем очень удивлял мою подругу. Скромно улыбался ей, благодарил, а она тем временем млела от его мужественных плеч и выразительных бровей. «Ева, видела бы ты его брови, их словно Да Винчи нарисовал!» До сих пор не понимаю этого сравнения. На самой знаменитой картине художника у Моны Лизы и бровей-то нет…