© Дарья Пурш, 2019

ISBN 978-5-4490-4571-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я влюблена в Слово. Мне нравится его вкус, когда оно касается моих губ ещё до первого кофе. Мне нравится его запах из-под твёрдых переплётов. Я люблю его трогать, проводить рукой по его щетинистым страницам. Мне нравится, когда оно остаётся до утра на моей кухне и вперемешку с сигаретным дымом говорит мне что-то личное и важное. Мне нравится его звук в закадровом тексте, в записи, в прямом эфире сквозь ветрозащиту или с шумами на крыше. Мне нравится, когда оно складывается в строки и рифмы, когда оно сжато и говорит по делу или, наоборот, растекается по причастным и деепричастным оборотам. Мне нравится, когда оно звучит звонким чужим голосом в знаках прямой речи. Я люблю, когда оно живёт на нотном стане и умеет петь. От любви между человеком и словом появляется новое поколение слов. Возможно, и у меня когда-нибудь появится своё Словечко, и я буду любить его больше всех остальных больших Слов.

Спасибо всем, с кем я могу делиться своими словами. Спасибо всем, кто их слышит.

Книга

 
И если бы я написала книгу,
Она бы рвалась в середине октавы.
То поезд на Питер с прибытием в Ригу,
То счастье земное у киевской лавры.
 
 
И если бы я написала книгу,
Она состояла бы из многоточий,
Из белых страниц, опечаток, изгибов,
Из разных историй, ухаб и обочин.
 
 
Я до конца бы несла интригу,
На птице до Кипра, Афин или Римини.
Но если бы я написала книгу,
Она бы кончалась твоим именем.
 

***

Вот бумага. Вот ручка. Вот тысячи мелких фраз.

Она села голой на тумбу. К окну анфас.

Её день начинался с кофе без молока.

За окном плыл декабрь, люди и облака.

К ней пришёл добрый кот. Шершавый. Урчащий. Свой.

Снилось лето, кустарник, пчёлы и зверобой.

В этой светлой квартире стало в момент темней.

Он забрал свой плащ и лампу для двух огней.

В этой шумной квартире теперь одна тишина.

Вот бумага. Вот ручка. И девушка у окна.

Его чашка на кухне стала чужим пятном.

Хоть куда уткнись, разглядишь под любым углом.

Можно выкинуть просто, разбить о скупой бетон…

А вчера была осень, плащ, лампа… Вчера был Он.

Надо встать и выйти, но ноги тугой смолой.

Она тихо воет, а кот заглушает вой.

Надо встать, смыть слёзы, убрать кровать.

Только тело ноет, не хочет оно встать.

Вот бумага. Вот ручка. Вот тысяча мелких фраз.

Она села голой на тумбу. К окну анфас.

8 ноября 2017

«Не души меня правом видеться. Да так редко. Издалека…»

 
Не души меня правом видеться. Да так редко. Издалека.
Я ведь раньше была любимицей, да и ближе других слегка.
Я дурею, когда на привязи, рвусь под ночь к тебе с поводка.
Если что-то вдруг станет кризисом, знай, что рядом моя рука.
 
 
Я бреду, спотыкаюсь лапами, чтоб уткнуться в твоё плечо.
У тебя у кровати под лампами мне спокойно и горячо.
Утром лай мой заглушит городом, светом бьёт через твой балкон.
А ты схватишь меня за ворот и к двери тащишь из дома вон.
 

«В такую погоду особенно хочется…»

 
В такую погоду особенно хочется
Мускат и случайный ночлег.
А осень под дверью скребёт и щекочется.
И в окнах мерещится снег.
 
 
На кухне согреться. Не гнать руки с талии.
Под люстрой вить кольцами дым.
Наутро проснуться с сентябрьским дыханием.
Замёрзшим. Спокойным. Другим.
 

«Я хочу задержаться в одной минуте…»

 
Я хочу задержаться в одной минуте.
Вот сейчас. С тобой. Никого в ней кроме.
Не нуждаюсь в страховке и парашюте.
Не хочу обещаний о светлом доме.
 
 
Не хочу наше завтра с фатой и платьем.
Не хочу пьяных танцев под крики «горько».
Под простым одеялом, мне чуть за двадцать.
Нас с плиты зовёт чайник – свистит тихонько.
 
 
Не хочу делить деньги, не хочу бить бокалы.
Не хочу, где угодно ещё по рому.
Так тепло с тобой под одним одеялом.
За окном мокрый снег. В доме пахнет домом.
 

«Я тебя не держу… Уходи… Право…»

 
Я тебя не держу… Уходи… Право…
В этом мире большом ты найдешь случай.
Ты же хочешь опору, а я – оправу,
Так что лучше иди и себя не мучай.
 
 
Там большие мечты, там теплы постели.
Будут ждать, и ценить, и молиться тоже.
Мы с тобой до весны так дожить хотели,
Но замёрзли, и дрожь не бежит по коже.
 
 
И коленки уже не стучат при встрече.
Только цепкий взгляд. Ты моим будешь.
Где момент, когда замирали речи
И когда по глазам о любви судишь?
 
 
Мы с тобой оборвали своё лето,
Не дошли до конца, не истратили нежность.
Ты ведь можешь меня обвинять в этом.
Да, моя оплошность, моя небрежность.
 
 
Мне хотелось вот так – разлететься в стае,
Чтоб не ждать, когда же в нас чувства вымрут.
Мы потом с улыбкой вспоминать стали б,
Что ведь был же мальчик, была же мымра.
 
 
Я тебя не держу. Размышляй здраво.
Накрывай своей лаской другой плечи.
Не хочу ни винить, ни быть неправой.
Я хочу улыбаться тебе при встрече.
 

«Убьёшь ведь поцелуями в висок…»

 
Убьёшь ведь поцелуями в висок,
По волосам скользя удавкой рук.
Под взглядом у тебя я свежий сок —
Сочусь и испаряюсь на ветру.
 
 
Ты был немногим лучше, чем все до…
Но лишь тебя хочу касаться впредь.
С тобой то пресловутое гнездо
Хотела свить я, а потом и сжечь.
 

***

Я видела многое. Мне теперь не развидеть.

Как бьют женщин, детей, как могут их ненавидеть.

Как гримируют труп, сдавая родным работу.

Как говорят «планируйте гроб в субботу».

Я видела пары, гниющие в этих парах.

Я видела пьяных, блюющих в такси у бара.

Я видела толпы людей, я видела толпы крови.

Я видела тех, кто в ванной с лезвием наготове.

Я видела новые здания стареньких онкологий.

Я видела парня, что умер и был безразличен многим.

Я видела реанимацию, крики, скорые, «хоть бы выжил».

Я видела сотню отвратных фильмов и мерзких книжек.

Сидела среди инвалидов к врачу. Он, говорят, чудесит.

И думала: вот это я буду лет так через десять.

Я видела, как умирал отец, прощалась не раз и с мамой.

Видела, как отпускали убийц, живые копали ямы.

Сейчас я хочу закрывать глаза, чтобы скорее увидеть,

Как можно сильно любить людей. Не только, как ненавидеть.

29 июля 2019

Седая дама готовит спицы

 
И глубже холод,
И осень, осень
Накроет город,
Много-голосит.
 
 
Все стало хламом
В моих гробницах.
Седая дама
Готовит спицы
 
 
И колет в сердце,
И колет вволю.
Куда мне деться
От этой боли?
 
 
Я так устала
Искать страницы
Для новой драмы,
Для синей птицы.
 
 
И холод грубо
Кусает кожу.
Кусаю губы.
Мы в чём-то схожи.
 
 
И даже птицы,
С вершин срываясь,
Убьют границы,
В асфальт врезаясь.
 
 
Вы были нами,
Вы были хлёстки.
Торгую снами
На перекрёстке.
 
 
Зима – замер зла.
Нас обманули.
Замру в замёрзлом
По-це-лу-е.
 

Берлин

 
Нас сбросили с веток, заставили воевать.
От стука болит внутри, темнеет бок.
Но помни – это инерция, надо встать.
Нежнее будет каждый другой отскок.
 
 
Я знаю, куда ты катишься. Мой черёд
Показывать путь, идти напрямик за край.
Я твой проводник, я знаю, куда несёт.
Нам всем в одну точку, и точка, поверь, не рай.
 
 
Ты пишешь: «Сегодня звучишь бодрей».
Не выпила лишнего – вспомнила об отце.
Но с каждой минутой мы по чуть-чуть мертвей.
И с каждой – темнее бок и светлей в конце.
 
 
А что остаётся? Любовь собирать из льдин,
У нас ещё будет ночь, похмельный ещё рассвет.
У нас ещё будет один на двоих Берлин
И новое солнце, и лучшая из планет.
 

Дунай

 
Я танцевала на мосту,
С которого могла бы прыгнуть.
Мы все хотим у жизни выиграть
Талант, любовь и красоту.
 
 
Мы шантажируем богов,
Себя, судьбу. Вот наша сила:
Плясать, когда невыносимо,
И тушь стирать из-под очков.
 
 
Я танцевала на мосту
И думала, что в этом счастье.
Жизнь не всегда пиковой масти,
Когда розе несут к хлысту.
 
 
Наверное, у всех у нас
Есть свой лимит для слёз и боли.
Я баба-воин поневоле,
А тело всё несётся в пляс.
 

28 июля 2017

Питер

 
Питер – скрипучая половица.
Город-морщина на детские лица.
Недоевропа и недостолица.
Недо северный полюс.
Город – «с „Сапсана“ и сразу напиться».
Водкой согреться, потом помолиться.
Ветер с морозом слезят роговицу.
Как же без селфи для сторис.
Снежная буря – красивая птица.
Кружит и кружит, несёт небылицы.
Мы с тобой счастливы и краснолицы.
Гоним румянец до шеи.
Мы в феврале, по московской традиции,
Едем до Питера с бортпроводницей.
Больше селёдки и больше горчицы.
Чтоб стало теплее, теплее…
 

25 февраля 2018

Сапсан

 
Даже Питер с тобой пропитался Францией.
Я не знаю, как с вами смогу расстаться.
Я то плачу навзрыд, то начну смеяться.
Каждый день поперёк и вдоль.
 
 
Ты наполнил всё смыслом, помог не сбиться.
Ты мой компас, мой спутник, моя жар-птица.
Если я захочу вдруг ещё влюбиться,
Это будет опять с тобой.
 
 
Я не знаю, что дальше – ты вечный странник.
У тебя для меня есть и кнут, и пряник.
Во мне столько слёз, октябрей и паник,
Дождь внутри бьёт по мостовой.
 
 
Дождь внутри у меня и дожди снаружи,
Чайки в небе курсорами молча кружат,
Питер в окнах кончается, носят ужин
По дороге с конечной Москвой.
 

РЕЙС ОТМЕНЁН

 
Она гремела браслетами. На рассвете
Вставала тихо, варила с корицей кофе.
Она жила строго по Гринвичу в этом лете.
Снимала себя на плёнку всё чаще в профиль.
 
 
Она выбирала платья, скупала туфли.
Всё думала и ждала, ждала и тлела.
Она и не вспомнит, когда же глаза потухли.
Когда она стала моно и а капелла.
 
 
Она выясняла, ну как же могло случиться,
Что все его поезда, все самолёты
Несутся сквозь город её в свою столицу.
Встречают багаж уже не с её прилёта.
 
 
Она гремела браслетами. В чемодане
Вечернее платье помято бутылкой виски.
Хоть, может, и не убьёт, но сильно ранит,
Что нет больше даты рейсов в их переписке.
 

16 апреля 2018

«Покурить кубинские, заливать их кофе…»

 
Покурить кубинские, заливать их кофе.
Мы смеялись в сторону, улыбались в профиль.
Мы безумно молоды и безумно здешние.
Ты не любишь города, говоришь падежнее.
 
 
Приглашаешь в плаванье, чуть не в Средиземное.
Я всё то же странное и слегла богемное.
У тебя ведь ямочки и глаза кошачьи.
Для меня плацкарты тоже что-то значили.
 
 
У тебя по чашечке из любого города.
Приглашай же в гости, если нет и повода,
На вискарь и херес, и на чай-спасение.
Где там твоя девочка будет в воскресенье?