Часть 1. Всё сломано

Прощание

Знаете, вас бы не позвали на похороны Лии Монтгомери. Церемония прощания прошла в маленькой церквушке, более чем скромно и в кругу только самых близких.

Лия была женой профессора Филиппе Берди всего лишь год, но её похоронили в его семейном склепе. День прощания выдался мрачным и серым. Из-за вьюги всё скрывалось в снежном вихре. Ветер пронизывал насквозь и задувал свечи. Никто не был готов к жуткому холоду снаружи и горечи, леденящей душу, внутри. Все думали лишь: «Зачем маленькой Лие такой огромный гроб?» И эти странные мысли о понятном и мирском нравились людям. Это отвлекало от самого страшного, от мыслей о собственной смерти.

Филиппе думал: «Раз уж места хватило бы нам двоим – почему бы и мне не лечь рядом с женой?»

Тело выдали только через две недели после смерти. К этому времени весь запас слёз иссяк. Никто не плакал и не устраивал истерик. Горе казалось таким выматывающим, иссушающим. Держаться Филиппе помогала лишь возможность в любой момент уйти вслед за женой, туда, в чёрное небытие, из которого нет возврата. У него есть выбор.

Вместо хора наняли дуэт. Девушка проникновенно пела The Band Perry – If I Die Young. Голос её не дрожал, несмотря на явно опрометчивое решение надеть пальтишко не по погоде. Скрипач замёрз так, что пальцы с трудом сжимали смычок. Игра получилась нервной, неровной.

Каждый вспоминал о своих трагедиях. Хлоя, например, о том, как сестра выбрала эту песню, ещё задолго до своей смерти.

* * *

В тот день Лия вернулась домой после похорон лучшей подруги.

– Они не выполнили её просьбу, они не стали! – в голосе девушки было много боли, но злости больше во сто крат.

Насмотревшись, как это делают в фильмах, Лия снесла всё со стола. Резко, обеими руками, но получилось не столь эффектно, сколь громко, неуместно и наигранно. Это разозлило её ещё больше. Она беспомощно взревела и закашлялась:

– Последней волей Роуз было, чтобы на похоронах не плакали, а танцевали и включили правильную музыку. Она мечтала уйти под ту самую песню. Понимаешь? А её бабушка всё испортила! Но ты ведь сделаешь это для меня? Когда умру, поставят, что я попрошу? Пообещай!

Хлоя тогда согласилась, не стала переубеждать, что младшенькой уготована долгая жизнь, а лишь крепко обняла. Лия заплакала, но уже от облегчения: её наконец-то услышали.

* * *

«Видишь, сестрёнка, я сдержала своё обещание», – думала Хлоя, вспоминая тот день.

После выступления священнослужитель степенно произнёс прощальную речь. Внимательно слушали только дети Хлои, для которых смерть была диковинным явлением, никак не связанным с ними или жизнью в целом. Простите им это. Малышам всего три года, но вели они себя хорошо: не баловались и стояли ровно, выпрямив спину, как их учила бабушка. Софи робко взяла брата за руку, Филиппе почувствовал тепло.

«А у меня руки всегда были холодными, а сердце горячим», – услышал он голос Лии, своей мёртвой жены.

Профессор зажмурился. Он больше не мог смотреть на закрытый гроб, представлять, что там лежит его единственная любовь. Мужчина мечтал: «Вот стоит лишь открыть глаза, и всё окажется сном. Раз, два, три. Пожалуйста! Я буду лучше, прощу всем долги, стану помогать животным. Сделаю всё! Ну же, что там ещё нужно пообещать?!»

Но чуда не произошло. Филиппе нехотя огляделся вокруг. Смотреть на сестру жены было почти невыносимо. Лия и Хлоя слишком похожи: такие же тёмно-русые волосы, карие глаза, пушистые ресницы, пухлые губы. Вот только у Хлои уже появились морщинки, которые выдавали возраст.

«Такой ты могла стать через пять лет, если бы только была жива, – он посмотрел на племянников, которых одели слишком тепло. Близнецы походили на маленьких плюшевых мишек. – Такими могли быть наши дети, если б только…»

Поодаль стояли лучшие друзья, с которыми они вместе преподавали в университете. Филиппе услышал комментарии мёртвой жены: «Смотри, Марго похожа на панду и неспроста вцепилась в Ричарда так крепко. Эти двое что-то от нас скрывают. – Лия переключилась на Тима: – Даже на похоронах умудряется выглядеть как фотомодель. Как думаешь, он приударит за певицей?»

Когда спросили, не подготовил ли кто-нибудь поминальную речь, все промолчали. Даже Тим, который всегда находил нужные слова, и тот предпочёл воздержаться. Холод сковывал не только тела, но и души. Силы были на исходе. Филиппе шепнул сестре: «Пусть отнесут в склеп. Отпустите тело». Так и сказал: «отпустите» вместо «опустите». Душу отпускать не собирался, да и в склепе не опускают гроб. Сам, не извинившись, вышел на улицу. Захотелось курить, и воспоминание пришло как по заказу.

* * *

Это случилось в день похорон родителей. Все разошлись, и Филиппе курил прямо на кухне. Кто ему запретит? Мать? Отец? Пусть для начала воскреснут. Бабушка, которая неожиданно проснулась среди ночи, не напугала его, но забрала сигарету. Он ждал нагоняя, готовясь отстаивать свои права на взрослую жизнь.

«Не кури постоянно, – бабушка затянулась. – Не носи с собой этой гадости, не захламляй лёгкие, но на моих похоронах разрешаю выкурить даже две».

Тогда Филиппе заплакал как ребёнок, надрывно и чисто. Понял, чтобы стать взрослым, ему нужно ещё подрасти. После похорон бабушки выкурил целую пачку. Его потом долго мутило с непривычки – к табаку он больше и не думал прикасаться. До сегодняшнего дня.

* * *

Чувство вины сдавило грудь: лёгкие, казалось, перестали слушаться. Филиппе пытался сосредоточиться на дыхании, но становилось только хуже. Сердце же, напротив, билось слишком быстро. Здравствуй, паническая атака, первая в череде грядущих. В его голове крутилось навязчивое: «Её нет, её нет и не будет». Резкий порыв ветра был похож на пощёчину, возвращающую в реальность. Снег всё ещё шёл, но теперь хлопья падали медленно, безмятежно. Где-то вдали, около могил, стояла девушка. Худая, во всём чёрном, лицо спрятано за вуалью. Филиппе поёжился: «Может, это смерть пришла посмотреть, какую красоту забрала? Или уже за мной?» Его отпустило. Дыхание вернулось в норму, приступа будто и не было вовсе. Тень показалась знакомой. Он хотел помахать ей, но не успел.

* * *

– Филиппе, – отвлекла Софи, – ваши друзья уезжают сегодня на конференцию, поэтому будут только родственники. Карла и Хлоя вместе с Питером уже поехали ко мне. Не волнуйся, я всё подготовила.

– Зачем я им? – Филиппе задавал вопрос больше самому себе. – Не понимаю, почему они всё ещё хотят меня видеть?

– Ты расскажешь, как любил её, – объяснила сестра, когда они уже сели в его машину. – Все поделятся, как им больно, и станет легче. Именно так и бывает, неужели ты забыл?

– Рассказать? Разве это можно рассказать?! – взорвался Берди. – Софи, лучше бы им оставить меня в покое. Я видел, как она страдала, мучилась, ей было так больно, её глаза… – у него выступили слёзы, но говорить брат стал ещё жёстче и быстрее: – Она держала меня за руку до последнего вздоха. Жизнь уходила из неё, но единственное, что я мог сделать – просто быть рядом. И ничего больше. Лучше бы я умер вместо неё или вместе с ней!

Софи не отвечала, и он продолжил:

– А ты хочешь, чтобы я говорил о любви?! Разве они хотят услышать, что она умерла из-за какого-то идиота, который, видите ли, любил её, пожалейте и его заодно. Ему ведь тоже ой как нелегко. Это всё бред! – он ударил по рулю, и сработал гудок.

Стайка птиц взметнулась в небо. Софи тоже вздрогнула, потом нахмурилась.

– Останови машину, я поведу, – приказала она, но первой выходить не стала. Вдруг брат уедет без неё?

– С какой стати? – запротестовал Филиппе.

Софи толкнула его в плечо, и по взгляду было понятно: шутить она не намерена.

– Права-то у тебя хоть есть?

– Уже три года, – сестра снова больно его ударила. – Мало ли что ты не хочешь. Делай, как я говорю, – появились властные нотки, совсем как у мамы.

– И когда ты так выросла? – недоумённо шептал профессор, пока они менялись местами.

Машина плавно тронулась с места. Тишина была такой гнетущей, что он не выдержал и сорвался:

– Куда мы едем? Мы проехали поворот. Я же говорил, ничего ты не умеешь!

Филиппе злился: «Хочу в наш бар, выпить, а не заблудиться в лесу. Хотя, если мы потеряемся и умрём, я быстрее попаду к Лие».

– Заткнись! – прошипела Софи. – Знаешь, то, что ты старше и умнее, не даёт тебе права издеваться надо мной. Мы едем из города, а вот вернёмся ли, зависит от тебя.

– В этом какой-то сакральный смысл? – возмутился брат. – Один из ритуалов? Как справиться с болью за десять шагов? Опять твоя идиотская психология, социология или другая псевдонаука? Хочешь отвезти меня в домик родителей, чтобы я вспомнил, как и тебе когда-то было плохо?

Он угадал и бил по самому больному, ведь изначально план был именно таким. Софи на секунду побледнела, а потом её обожгло изнутри. Она резко нажала на тормоза. Их сильно тряхнуло. Филиппе не успел ничего сказать, а сестра уже прибавила газу. Стрелка спидометра двигалась быстро, перескакивая отметки. Деревья замелькали, а потом и вовсе начали сливаться в одну сплошную. Мужчина вцепился в сиденье, голова закружилась.

Филиппе никому не говорил, что купил большой и надёжный автомобиль не для того, чтобы гонять и красоваться, а лишь в целях безопасности. Если попадёт в аварию, будет больше шансов выжить. У других меньше, а у него больше – плевал он на них. Берди не хотел умереть, как родители, в искорёженной консервной банке, из-за какой-то нелепой случайности.

Сейчас он думал: «Неужели настолько важно, как я уйду? Пусть себе гонит со всей дури. Но, если её не остановить, она тоже умрёт». Воздуха снова не хватало. Адреналин. Не то чувство лёгкого страха, которое испытываешь, катаясь на аттракционах, а дыхание смерти. Рубашка неприятно прилипла к телу. Сердце сжимали невидимые стальные прутья, и оно начало трепыхаться, как бабочка, быстро, хаотично.

– Всё ещё хочешь умереть? – Софи выглядела безумной.

– Уж точно не так, – побледнел Филиппе.

– Тогда как? – она немного отпустила педаль. Девушка не боялась скорости. Потерять брата – только это пугало. Если оставить всё как есть, старуха с косой очень скоро появится вновь.

– Останови, – попросил он скорее жалобно, чем требовательно, – прошу тебя. Останови! Мы же разобьёмся!

Софи его слышала. О да, она прекрасно его слышала. Но вжала педаль ещё сильнее. Их тряхнуло на кочке. Казалось, ещё чуть-чуть и они вылетят на обочину.

– Давай вместе? – предложила Софи. – Питеру будет меньше забот: ему помогут, утешат, соберут денег. Как нам тогда, помнишь?

– Ты чокнутая! – испуганно выкрикнул брат. – Это не шутки! Не игра! С чего ты решила, будто я хочу умереть?

– У меня есть доступ к твоим расходам. Я наведалась в аптеку, но дёрганый старикашка не хотел говорить, что именно ты купил. Тогда пришлось рассказать, как мой брат потерял жену. Пригрозила, что если ты умрёшь от их лекарства, я вернусь, но уже вместе с копами. Так откуда у тебя рецепт на снотворное? – машина ревела поворот за поворотом. Софи сбавляла скорость рядом с редкими встречными и снова давила на газ, когда впереди была лишь пустынная прямая.

– Чего ты хочешь от меня? – злился Филиппе. – Неужели непонятно? Я не сплю после того, что видел и пережил.

– Ох, братец, как же я тебя ненавижу, – голос её стал жёстким, незнакомым. – Ты мой самый близкий человек, как я без тебя?

– Но как же Питер? Ты же любишь его? – это не подействовало. Филиппе старался говорить как можно спокойнее: – Хорошо, я останусь.

Он чувствовал себя сапёром: но какой провод резать и поможет ли? «Нет, никакая это не терапия. Она настроена решительно. Раз спасти не получается, мы разобьёмся. Мы и правда сейчас разобьёмся!»

– Поклянись честью Лии, – выдвинула своё условие Софи.

– Почему не твоим здоровьем или памятью матери? – брат пытался отшутиться, перевести тему.

– Жена была тебе ближе всех, – она снова попала в цель.

– Клянусь, клянусь честью Лии, я не покончу с собой. Я останусь, пожалуйста, остановись! – умолял Филиппе.

Он решился открыть глаза. Где-то впереди мелькнула тень. И вот вдалеке стоит Лия в малахитовом платье, как в самых банальных ужастиках, – красивая и живая.

– Стой! Тормози! – закричал брат. – Мы же убьём её!

Скрип тормозов стал самым прекрасным звуком. Берди был так собран и напряжён, казалось, даже не моргнул. В ушах зазвенело, голову закружило: «Лия… Ты жива, Лия? Чёрт, где эта проклятая ручка!» Наконец открыл дверь, но ноги не слушались, и он выпал на дорогу.

– Филиппе? – позвала Софи.

– Всё в порядке, я в порядке, – поспешно заверил брат. Мужчина медленно поднялся и обошёл машину, аккуратно опираясь на неё руками.

Профессор осознавал, что ему всё привиделось и Лии здесь нет. В паре сантиметров от капота сидела грязная собака, смотрела на него огромными карими глазами. Не убежала, не испугалась огромного куска металла, который летел на неё с бешеной скоростью.

Филиппе огляделся вокруг – никого. Только лохматое животное, само как призрак. Небольшая, похожая на болонку. Шерсть, видимо, белая, но под таким слоем грязи не разобрать. Он сел рядом, она не стала огрызаться, не отстранилась, а, наоборот – прижалась к нему.

– Мы никого не убили? – крикнула Софи. – Филиппе? Филиппе! – но ответа не было, и ей пришлось, превозмогая боль, выйти из машины.

– Возьмём её с собой! – брат пытался перекричать звон в ушах.

– Ты не ударился? – девушка внимательно осмотрела его голову, но не нашла никаких повреждений.

– Разве ты не видишь, как она смотрит? – Берди продолжил уже тише: – Это сучка или кобель?

– Может, она живёт где-то поблизости? – предположила Софи оглядываясь.

– Она ведь дрожит от холода, – заметил Филиппе, сестра молчала. – Да как ты можешь быть такой чёрствой? Она же умрёт здесь!

Софи вздрогнула: «Сам намеревался умереть, но почему-то решил спасать других. Но он прав: если оставить её здесь, малышка погибнет».

– Ну здравствуй, – ласково обратилась она к собаке.

Та, конечно, ничего не ответила, даже не тявкнула. Тогда девушка присела на корточки и присмотрелась. Издалека незаметно, но малышка была слишком худа, шерсть скрывала впалые бока.

– Ты пойдёшь с нами? Мы накормим тебя и себя заодно, – Софи поняла, что и сама сильно проголодалась. В последние дни она так погрузилась в расследование, подготовку к похоронам, проверку своих догадок о суицидальных мыслях брата, что на еду не оставалось ни времени, ни сил.

Девушка заметила потрёпанный ошейник, впившийся в шею, и как можно аккуратнее сняла его. На обратной стороне была нечёткая надпись – «Тесси» или «Лесси».

– Ну что, Тесси, пойдём домой.

Собака в ответ кивнула или просто устала держать голову. Филиппе подхватил её и понёс в машину – собака была лёгкой, почти невесомой. «Поблизости нет домов, кругом лес. Сколько же она пробыла здесь? – он расстелил своё пальто на заднем сиденье и бережно уложил на него Тесси. – Нельзя рассказывать о видениях и голосах. Нельзя сейчас, нельзя…»

– А если она болеет бешенством, укусит тебя и придётся ставить уколы? – волновалась Софи, пока заводила машину. – Ты хоть представляешь, как страшно умереть от асфиксии?

– Значит, не судьба, – а сам подумал: «Или как раз судьба».

Софи больше не гнала и заехала за кормом. Она переживала, как оставит Филиппе одного, пока пойдёт в магазин. Но брат уснул, крепко прижимая к себе собаку.

Папочка, приди и спаси нас!

– Мне точно нужно идти? – спросил Филиппе, когда они приехали к Софи домой. Он хотел напиться и уснуть, желательно не просыпаясь. Вот только его, как и Гамлета, мучил один и тот же вопрос: «Какие сны приснятся в смертном сне?»

– Давай пока оставим её в гараже или подвале? Собака будет отвлекать или испортит новую мебель. Запачкает или, хуже того, погрызёт, – Софи прищурилась и недовольно посмотрела на брата, а потом на Тесси. Малышка хотела попросить не оставлять её одну, но на лай по-прежнему не хватало сил, и она лишь грустно вздохнула. Устоять было невозможно.

– Я возмещу, если что-то пойдёт не так, – предложил Филиппе.

– Договорились, – смягчилась Софи. – Только первым делом помой её. Эти грязные лапы не будут ходить по моему чистому паркету и уж тем более не коснутся ковра в гостиной.

Профессор был рад возможности немного прийти в себя и отвлечься, пока остальные накрывают на стол. Поставил собаку в большую ванну и ласково погладил, начал бережно поливать Тесси из душа. Эти простые действия успокаивали. Он не переоделся. Рукава пиджака намокли, вода и грязь попали на брюки. Филиппе хотел поскорее навсегда избавиться от свадебного костюма: «Я был так счастлив, надевая его в тот день. Почему я выбрал его сегодня? Порадовать её? Вот идиот».

– У вас там всё в порядке? Или мне помочь? – поинтересовалась Софи, но заходить не стала.

– Ничего не нужно, мы сами, – отозвался Филиппе. Тесси задрожала из-за того, что он повысил голос. Мужчина обнял её и вспомнил их с женой давний ночной разговор по душам.

* * *

– Давай заведём кошку? – предложила Лия.

– Собаку? Детей? – шутливо отозвался он.

– Каким отцом ты собираешься стать? Я хочу прожить это по-настоящему, понимаешь? – спросила она серьёзно. – Быть рядом с ребёнком, воспитывать и принимать. Не беспокоиться, что он рушит мою карьеру. Стать ему другом. Не спихивать на нянек без крайней нужды. Не для галочки. Не хочу потом обнаружить, что совсем не знаю его. Прочувствовать каждый момент становления, направлять, оберегать и отпустить с лёгким сердцем, когда придёт время.

– Я хочу так же, – Филиппе обнял жену. – Только прошу, давай у нас будет один ребёнок? Ты сама знаешь: любовь родителей не всегда делится поровну. А может, и никогда.

* * *

«У нас уже не будет детей, – думал профессор сейчас, – ни одного, ни даже двух. Ни одного. Никогда».

Стало адски холодно, и он услышал: «Папочка, спаси нас!»

Собака тявкнула и вывела его из транса. Филиппе накинул на мокрую Тесси большое полотенце, та не сдвинулась с места, пока её не вытерли насухо. Потом попыталась отряхнуться, но только вяло повела ушами и медленно вышла из ванной, тихонько цокая когтями.

Софи перехватила брата в коридоре – мокрого, грязного и взъерошенного. Молча отвела его в спальню, выдала чистую одежду: длинную чёрную водолазку и старые потёртые джинсы Питера. «Филиппе теперь напоминает Стива Джобса, не хватает только очков и седины. Хотя… – приглядевшись, она увидела парочку серебристых прядей. – Как я раньше не заметила? Не заметила, что брат за эти две недели постарел на годы».