От автора

Тридцать три сетевых рассказа. Каждый – маленький срез жизни, одна картинка из миллиарда историй постсоветского общества. Как и в русский алфавит, в книгу прокрались несколько «недобукв»: твёрдый и мягкий знаки, «и краткое». Но не только: весёлыми и полуреальными, а то и вовсе фантастическими, подчас хулиганскими, – такими оказались некоторые страницы моего сборника.

Тридцать три рассказа за десять лет. Все они выкладывались в Интернете, на различных литературных площадках. Неоднократные перепосты (копирование текстов читателями в блоги, форумы, размещение в сетевых библиотеках и т. д.) как автора меня удивили, потому что я никогда не писал ради того, чтобы стать писателем.

Кстати, рассказ «А хули?», по свидетельствам очевидцев, вслух зачитывал редактор одного крупного питерского издательства, громко при этом смеясь и приговаривая: «Вот она, б…., русская литература!».

Для меня всегда было важно донести до читателя идею, которая и мне самому не давала покоя. И не просто дать пищу для размышлений, а ткнуть носом в прописную истину, которую все знают, но никто всерьёз не воспринимает. Удалось ли мне это, решать тебе, читатель!

А хули?

Счастливый ли я человек? Не знаю. Но мне постоянно и просто катастрофически везёт. Во всём. Хотя так было не всегда.

Началось это не так давно, лет семь назад. Я тогда учился в десятом классе, отметками не блистал, внешностью тоже. Короче, был середнячком. Серым. Совсем незаметным. Не выдающимся. Меня даже друзья так звали: Серый.

Люди смотрели на меня и через секунду забывали. Точно так, как забывают о коврике у дверей, едва на него взглянув.

По мнению учителей, максимум, что мне светило, – стать дворником. Их очень удивляло, если я тянул руку, готовый ответить. К счастью, такое случалось редко. Раз в полугодие, а то и в год.

Родители тоже разочаровались во мне, и всё своё внимание переключили на младшего брата. Парень был просто идеален. Староста, отличник, спортсмен, поэт и любимец девчонок не только своего, даже старших классов!

Надо ли говорить, что среди девчонок популярностью я не пользовался. Абсолютно. На мои редкие попытки пригласить хоть кого-нибудь в кино юные «прелестницы» отвечали по-разному. Нормальные утверждали, что сейчас не могут, но, может быть, потом… (Врали!) А злюки без прелюдий посылали в известном направлении. В любом случае итог был одинаковым.

Дворовые ребята тоже меня недолюбливали. «Какой-то он никакой», – говорили они. Жизнь представлялась монотонным серым полотном.

Но потом всё изменилось.

Тогда, в 1996 году, и случилось чудо из чудес: на меня обратила внимание девушка! Красивая. Умная. Смешливая и обаятельная. Я был неопытен и зажат. Но мне повезло: болтала всё время только она. Сама предлагала, куда ехать, где лучше выпить, где уединиться.

И в постели она всё сделала сама. Одноклассники почернели от зависти. Ещё бы! Даже самым продвинутым приходилось перепихиваться с прыщавыми щеголихами или вонючими шлюхами. А зажатым ботаникам и того хуже: дрочить, фантазируя о моей женщине.

Я стал смелее. Шпана предпочла со мной не связываться.

С учёбой тоже наладилось. Почему-то хорошие оценки стали даваться легко и непринуждённо, учителя хвалили меня.

Потом вообще попёрло: золотая медаль в школе, поступление в престижный вуз, поездка в Штаты по обмену. После универа, который я закончил за три года, приняли на работу в крупную компанию. Быстро там продвинулся до зама. От женщин не было отбоя, даже не напрягался.

А хули? Ведь тогда, в 1996 году, мой отец стал губернатором.

2003

Баха и весна

Баха лежит на крыше. Нога на ногу. Левую руку – под голову, в правой – карандаш. Баха грызёт карандаш и мечтательно смотрит на синее-синее небо. По небу плывут облачка. Чтобы проследить за их движением, надо смотреть на небо. Крыша уже за утро нагрета: яростно весеннее солнце. Несмотря на прохладный ветер, Бахе тепло. Баха улыбается.

Пришла весна. Текут ручейки растаявшего снега. Ощущение, что пахнет свежестью. Тут Баха понимает: зимой не пахнет ничем. Весной, даже если ещё холодно, на улицах перво-наперво появляются запахи. И это здорово!

Баха вспоминает, как они с пацанами всегда мечтали, чтобы поскорее высохло футбольное поле. И выскакивали потом туда с мячом, радостно гомоня, разбивались на две команды. Выбирали двух капитанов, а капитаны – себе игроков. Играли дотемна, даже позже, пока обеспокоенные родители не начинали кричать в окна, зовя сыновей. Баха улыбается. Он вспоминает те астрономические счета, с которыми заканчивались матчи: 108:102 например, хотя играть хотели до ста.

Тут Бахе приходит в голову мысль. Он садится и на клочке бумаги пишет: «Весна пришла! Как много в этом звуке!».

Где-то это уже было… И звук тут совсем не один. Зачеркивая написанное, выводит почти то же самое: «Весна пришла! Как много в этих словах!».

«Ерунда какая-то», – думает Баха и снова всё зачеркивает. Ложится на крышу, продолжая грызть карандаш.

Весной девчонки оголяют коленки. Поздней весной начинается летняя рыбалка, открываются веранды в кафе. Весной пахнет новой жизнью, и всё начинается сначала. Весной у каждого появляется новый шанс.

«А-а-а! Супер!», – Баха, не в силах сдержать восторг, вскакивает.

Пританцовывая, начинает петь:

– Весна пришла! Как много в этих словах! Футбол, рыбалка, девчонки, сирень! У детей скоро каникулы! А! Весна! Прекрасна! Жизнь! Прекрасна! Йоу!

Вдруг Баха останавливается, достаёт сигарету и ложится. Облака никуда не делись, всё так же плывут. И небо – синее-синее – никуда не делось. По-весеннему яркое – глазам больно. И весна…

Баха глубоко затягивается и улыбается небу. Потом чуть поворачивает голову, жмурит глаза, обласканные теплом и светом, улыбается солнцу.

– Бахыт Талгатович! Мы вас обыскались!

Баха возвращается на землю и слезящимися глазами смотрит на Кристину, свою секретаршу.

– Кристин, а ты в курсе? Весна пришла!

– Да, Бахыт Талгатович, – улыбается Кристина. – В курсе. А вы в курсе, что вас в приёмной уже человек двадцать дожидаются?

– Теперь в курсе, – вздыхает Бахыт Талгатович.

Он с трудом встаёт, берёт с крыши пиджак, на котором лежал, и тяжёлой походкой направляется к лестнице.

Кристина смотрит ему вслед и качает головой: «Седьмой десяток старику, а всё туда же!».

2007

Блядство

Змеи. Повсюду гремучие змеи. Их шипение давит, заставляет вибрировать мозг. Змеи.

– Вы совершенно правы, Александр Дмитриевич! Рассматриваемая вами концепция нового формата радиостанции… – продолжает вещать раскатистый голос Анжелы Викторовны.

– В свете последних исследований аудитории… – не унимается арт-директор Александр Дмитриевич.

– Недостаток духовности… Классика…

– …сказалась активизация конкурентов…

– Мало о какой радиостанции можно сказать, что она имеет чётко выраженный формат… – поддакивает директор по рекламе Шумов.

Заткнитесь. У меня похмелье. И только попробуйте у меня что-либо спросить.

– А что думает Вадик?

Все они пи….сы. И программист Вадик – тоже.

– Думаю, это оживит наш эфир… – что-то бурчу я.

Вадик тоже так думает, оказывается. А-а-а, как раскалывается голова!..

Интересно, что сейчас лучше выпить: 100 грамм ледяной водки, банку холодного пива или 50 грамм коньячка? Я вчера много выпил, даже по моим меркам много. И ночь выдалась та ещё. И какой мудак догадался устроить собрание в субботу в девять утра?! Собрали всех, включая начальника охраны и программиста. Офигеть.

– Большинство слушателей нашей радиостанции – это молодые люди от двадцати до сорока лет, – жизнерадостно говорит Лилька из маркетингового.

Ну, врёт же! Откуда вообще эти данные?! Исследования? Свежо предание… Но нет, все одобрительно кивают. «От двадцати до сорока», какая сверхточность! Краем глаза вижу, как сник начальник охраны, бывший мент. В музыке и радио он разбирается, как я в ядерной физике. Представляю себе, что вместо кофе в чашке пиво; мой взор затуманивается. Да, это пиво, можно пить. Беру кружку в руки, отпиваю и мысленно матерюсь. Горячее пиво со вкусом кофе.

– Таким образом, рост доли аудитории составит… – заканчивает Лилька.

– А что вы думаете на этот счёт, Павел Сергеевич? – крайне заинтересованно спрашивает Анжела Викторовна.

Ну вот, приехали. Дошла очередь и до начальника охраны. Он багровеет лицом и выдавливает одно предложение:

– Целиком и полностью поддерживаю.

Анжела удовлетворённо хмыкает и переводит взгляд на меня. Я долго не могу сосредоточиться на её физиономии. Кажется, она перебарщивает с макияжем. С таким слоем штукатурки на лице быть замом?.. Определённо, в этой конторе надо что-то менять…

…На секунду задержав на мне взгляд, Анжела утыкается в ежедневник. Я шмыгаю носом и подвожу итоги:

– Короче, всё понятно. Работать никто не хочет. Наша радиостанция на фиг никому не нужна, слушают ее только дебилы, случайно на неё настроившиеся. Работают здесь одни мудаки, создающие иллюзию плодотворной деятельности. Персонал абсолютно нетрудоспособен. Вы все уволены, включая пи….са Вадика.

Тишина. Вадик краснеет. Анжела Викторовна, выпучив глаза, пытается понять, в чём подвох. Шокированный Александр Дмитриевич артистично «роняет» нижнюю челюсть.

Красота!..

* * *

– А что скажет Денис?

Бегло осматриваю комнату, краснею и начинаю что-то бубнить об оживлении эфира, прекрасной новой концепции радиостанции, восторженных слушателях, духовности…

Программист Вадик хихикает в кулачок.

Блядство.

2005

Вот счастье бы…

К старым порванным кроссовкам липнет грязь. Обволакивает, просачивается сквозь дыры. В кроссовках греется, сука. А хрена ли, другой обуви нет. Нужна работа. Встретил только что одноклассника.

– Как дела? – спрашивает.

– Нормально, – отвечаю, – институт закончил, работу ищу.

Осматривает меня сверху донизу, хмыкает:

– Ну, удачи в поисках.

Запрыгивает в свой «Ауди» и уезжает. Автомобиль не новый, но у меня и такого-то нет. Мне чего-нибудь попроще: кроссовки поменять на ботинки, например. Но и тут нужны деньги. Работу бы, хоть какую, но главное – по специальности. Приодеться, матери помочь. Вот счастье бы настало.

* * *

– Да вы чего, охренели, что ли? Я, б…., за вас это должен решать? Что? Да меня не волнует! Решайте!

Отключаюсь. Вот суки! Я, когда простым менеджером был, сам подобные вещи решал. Развели детский сад, чуть что – заму генерального звонить. П….ц.

Сажусь в свой «Мурано», звоню матери:

– Ну, что, мам, поехали твою новую квартиру смотреть? Ага, сейчас подъеду, спускайся.

Завожу машину, а сам думаю: «Как же я устал!». Как-то всё опротивело, до чёртиков. Надоело. Пустота какая-то. Работа, пьянки… Одиночество. Влюбиться бы. Семью создать. Уют, тепло. Вот счастье бы настало.

* * *

– Сегодня сибиряков надо встретить, накормить, устроить, в баню сводить. Программа стандартная, Миш.

– Саныч, я… Чёрт, не могу я сегодня. Пусть Кияшко встретит, растёт парень, думаю, сам справится.

– Кияшко? Не завалит? Ну, пусть Кияшко. А ты чего довольный такой? Влюбился, что ли?

Чувствую, как по лицу расплывается тупая улыбка:

– Ага, влюбился.

Саныч хмыкает:

– Хорошо, Миш, приятного вечера.

Срываюсь. Успеть забрать кольцо и цветы… Цветы не забыть! Хоть бы согласилась. Хоть бы. Вот счастье бы настало.

* * *

Лежу, смотрю телевизор. Она запрыгивает на меня, смотрит так загадочно. «Что такое?», – думаю.

– Миш! – голос срывается и становится совсем тихим. – Я беременна.

– Что? А-а-а!

– А-а-а! Дурак! – орёт она вместе со мной, когда я, обняв, заваливаю её на спину. Целую.

Я буду отцом! Родился бы сын. Вот счастье бы настало.

* * *

В кроватке заходится криком сын. А она болтает по телефону. Сука!

– Успокой сына, – говорю.

Негодующе сверкает глазами. «Я перезвоню», – в трубку. Недовольна. Ленивая тварь. Бросить бы. Но сын. Как я раньше не замечал? Истеричная, лживая, ленивая сука. Сутками сидит в чатах каких-то, на сайтах знакомств. Паролей везде наставила. Штирлиц прямо. А тупая какая: фанатка Димы Билана! Уйти бы. Вот счастье бы настало.

* * *

Кияшко всё-таки подсидел. Да все на откатах сидят в этой грёбаной компании, я один, что ли?!

Саныч еще, безгрешный наш:

– Миша, не будешь ты больше работать ни в этой, ни в любой другой подобной компании! Понял, мразь? Это я тебе обещаю.

Неделю без работы, а жена уже подаёт на развод. Квартиру банк забирает, в кредит покупал. И что дальше делать?

Счастлив ли я? Конечно. Я понимаю, что быть счастливым – нетрудно.

А вот сохранить то, что есть, – немного сложнее.

2008