И когда пришло Божество

и положило на свои золотые весы

души, взывающие справа

и души, взывающие слева,

то увидело, что вес их равен,

и задумалось, что решить.

Но тут отделилась душа женщины слева

и перепрыгнула на правую чашу весов, говоря:

«Вы убили моего возлюбленного, а я убью вас!»

И Божество исполнило закон.

«Легенды цивилизаций»

Книга I «О любви, что меняет миры».

Глава I

Сидя на зелёной траве, под раскидистым деревом, я наблюдал за оленями, внезапно вышедшими на поляну. Самец, три самки и два подростка-оленёнка.

Редкая удача увидеть их выпала мне сегодня, поэтому я не двигался, чтобы не спугнуть этих благородных животных. Разглядывая гармоничные тела оленей, я удивлялся их математической красоте. Ведь в них всё было так, как надо. Каждая часть тела на месте и выполняет какую-то функцию. Даже белое пятно под хвостом – для того, чтобы сородичи не потеряли из вида в густом лесу. Какие гладкие шкуры, подвижные, чуткие уши, крепкие копыта. Божественная красота! Не то, что люди.

Казалось, что все животные на земле созданы какими-то высшими существами, каждый из которых был гениален. И эта команда работала без перерыва, чтобы создать каждую букашку, лягушку, белку или медведя. Могу себе представить, как они радовались, изобретя фасеточные глаза стрекозы или смазку для крыльев саранчи, которую не в состоянии создать ни одна химическая лаборатория мира.

А человека создал какой-то злой гений, да ещё и с хорошо развитым чувством юмора.

Черного юмора.

Правда, этот шутник подарил человеку нечто такое, чего была лишена остальная живая природа, а именно – способность мыслить, что ещё больше усугубляет проблему.

Этот, так называемый, Бог, наверняка был двоечником и сумел только скопировать некоторые части животных, чтобы наградить человечество нелепыми дополнениями, которые не несли никакой смысловой нагрузки, как тот же белый «платочек», под хвостом оленя.

Я с полным правом могу утверждать, что человечество создал Дьявол, потому что такого сборища монстров нет и в самой преисподней!

Вот так думал я, глядя на семейство оленей.

В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на экран, звонила Лиза. Не ответить было нельзя, и с глубоким вздохом я нажал кнопку:

– Да, слушаю, Лиза.

Услышав мой голос, олени, глухо застучав копытами по траве, дружно сорвались с полянки. И через секунду только качающиеся ветви кустов говорили о том, что здесь были эти прекрасные животные.

– Ты где, дорогой? Мы опоздаем на службу! -Ах, да, чёрт! Совсем забыл, сегодня же воскресенье!

– Не чертыхайся! Как тебе не стыдно. Да, и солар не забудь! Я жду тебя в кафе, – она положила трубку.

Я проверил, знак солара лежал в кармане рубашки. Это был религиозный символ Богочеловека, пришедшего когда-то на Землю, чтобы спасти погрязшее в грехах человечество и изменить его лицо.

Каждый верующий обязан был носить этот знак. А так, как веровали все, то и знак носили все. Но я не любил быть, как все, поэтому солар, похожий на солнце с двенадцатью загнутыми по часовой стрелке лучами, носил в кармане, надевая только на службу в церковь.

Если бы церковь этому не придавала так много значения, я бы и носил солар с удовольствием, но любое принуждение было не по мне. Уж такой характер! Иногда это мне здорово мешало, потому что я видел покушение на свою свободу даже там, где этого не было и в помине. И это заставляло меня делать всё наоборот.

Надев солар, я отправился к выходу из заповедника, где на стоянке ждала моя чёрная быстрая «Легенда». Я предпочитал её классические линии всем этим футуристическим «Оозам», «Джарвилям» и «Азираксам». Лизе тоже нравилась моя машина, и мы частенько после рабочего дня ездили вдвоём на речную излучину, чтобы насладиться прохладой и шумом воды.

Вдали раздался первый звук церковного колокола, и я сорвался с места, а за мной ещё несколько припозднившихся любителей природы. Наша кавалькада въехала на площадь, где уже не было свободных мест и пришлось поездить по параллельным улочкам, забитым машинами, чтобы припарковаться.

Лиза ждала в открытом кафе, под полосатым тентом, колышущимся от лёгкого ветра и укоризненно посмотрела на меня, протягивая стакан, с уже наполовину выдохшимся шипучим мистом. В результате, мы были последними, за кем закрылись тяжелые двери храма и нам достались места на задней скамье, откуда ничего не было видно.

Служба началась. Раздались торжественные звуки органа и все присутствующие встали и запели гимн. «О Солнечный Бог, спустившийся с небес, чтобы снять грехи с наших душ и очистить мир от скверны!» Тонкие голоса певчих врезались в уши, а у меня не шли из головы олени. Грациозные самки с большими выразительными глазами, опушенными длинными ресницами. Маленькие пятнистые подростки, весело гоняющиеся друг за другом по полянке.

Я взглянул на Лизу. Я любил её, но её глаза трудно сравнить с глазами оленихи. Их почти не видно за мягкими наростами, окружающими лицо и спадающими складками на грудь. Она носила большой солар на длинной цепочке, потому что иначе бы он исчез среди собравшейся на груди плоти.

Но характер у неё просто золотой, да и выглядела она не в пример лучше её сестёр или кузин, некоторые из которых были ещё и пятнисты, или покрыты бородавками. А старшая сестра Лизы имела неподъёмный хвост, который мешал ей передвигаться. Она была не замужем, и теперь Лиза должна ждать, пока Сесиль не выйдет замуж. Вся родня и даже я искали ей жениха, но пока безуспешно.

Поэтому, пока мы не могли пожениться, Лиза продолжала жить в своей семье, а я жил один, потому что между членами моей семьи, никогда не было близких отношений. Каждый стремился выделиться среди остальных родственников, при этом, не посвящая в свои дела и не доверяя друг другу.

Я никогда не видел любви от матери, которая держала себя сухо и отстраненно, всякий раз презрительно отталкивая меня, когда я пытался обнять её или похвалиться успехами. Отец, по-видимому, не хотел уступать ей в «силе характера» и ему это удалось. Поэтому мои братья выросли высокомерными, недружелюбными и эгоистичными. На их фоне я отличался удивительно мягким характером, но научился довольно искусно скрывать свои чувства.

Только Лиза могла понять меня. Я никогда не знакомил её со своей семьёй, боясь расстроить её чувствительную и ранимую натуру.

Гимн завершился. Лиза повернулась ко мне. На её лице блестели слёзы радости и умиления. Она свято верила, что скоро грядёт второе пришествие Богочеловека Аамана, который откроет человечеству всю правду и сделает мир счастливым. Все преобразятся и станут похожи на Аамана, чей облик был абсолютно гармоничен. На его теле не было ничего лишнего. Ни наросты, ни гребни, ни раздутые или неестественно вытянутые конечности не безобразили его.

Но всё же он был, не простой человек, а осенённый Духом Святым, который есть абсолютное знание.

В священных книгах говорилось, что Ааман в силах дать каждому божественный облик, одним мановением руки. Это то, чего были лишены жители Земли и то чего они страстно желали.

Земляне почитали Аамана и верили, что только усердные молитвы смогут привлечь его благосклонное внимание на погрязшее в уродствах человечество.

Священник в золотой, как солнце ризе и высокой тиаре, увенчанной соларом, пригласил всех присутствующих занять свои места. Все шумно сели. Лиза взяла меня за руку своими тёплыми пальцами и замерла. Я знал, каким счастьем было для неё посещать службу. Она с нетерпением, как ребёнок, ждала целую неделю, когда снова выслушает красивую сказку об Аамане, о его доброте, кротости и его славных деяниях.

Одна из её любимых историй о том, как он превратил девушку Ладину, которая почти не могла передвигаться из-за своих окаменелых наростов (по классификации Института Человеческих Существ, я бы отнёс её к «хитинопокровным») в подобие себя, а потом забрал её с собой, ибо девушка «прозрела».

Вот это место в Священной Книге всегда вызывало у меня массу вопросов.

Она прозрела, потому что с неё спал панцирь, который раньше мешал ей видеть?

Или потому что Ааман обладал какой-то невиданного типа энергией, способной перерождать тела?

И что в данном контексте означает слово «прозревать»? В физическом или метафизическом смысле? Может она потеряла зрение от несчастного случая или просто ничего не понимала?

Понятие слепоты, как признака болезни на Земле приемлемо только для животных. Люди такой слепотой не страдают.

Но так как Ладина не была животным, следовательно, ей мешал смотреть панцирь, закрывающий обзор. Но достаточно ли было Ааману только того, что панцирь снят, чтобы взять девушку с собой?

В общем, вопросов было больше, чем ответов.

Пока я рассуждал, священник закончил свою проповедь. Сидевшая прямо передо мной фигура с мощным горбом, слегка отодвинулась и стала видна маска на лице священника, изображавшая Аамана. Клянусь, если бы я не знал, что это обычная священническая маска, которую одевают на все службы, то мог подумать, что это сам Ааман спустился с небес!

В этом была некая магия.

Когда в конце службы каждый подходил к священнику, чтобы взять плоский хлебец, с одной стороны изображавший солар, а с другой стороны лицо Аамана, чтобы принять в себя его образ и стать его подобием, я даже чувствовал, как будто моё лицо слегка видоизменяется.

Но на выходе, взглянув в специально там висящее зеркало, я увидел тот же растянутый, чуть не до ушей клюв, спускающийся уступами от макушки и прикрывающий выпуклые глаза, похожие на глаза моей мамы.

Выходящие из храма люди верили, что если не будут грешить, и усердно молиться, то однажды преобразятся на зависть остальным.

Не могу сказать, что я совсем не верил в Аамана, с молоком матери я впитал в себя его образ. После обязательного грандиозного воскресного скандала, наша семья всегда отправлялась в ближайший храм, чтобы сидеть там, на проповеди с умильными лицами, блаженные улыбки с которых исчезали, как только все выходили на улицу.

Одно время я свято верил в его существование и то, что он слышит и видит меня. После уроков я приходил в храм и долго стоял там, положив руки на ладони искусно вырезанной фигуры Аамана, и просил, просил, просил, чтобы он сделал меня таким же, как он.

Этого не произошло, и в один день я больше не пошёл в церковь, но не потому, что разочаровался. Я понял, что сам должен найти к нему путь. И когда немного повзрослел, решил, что этот путь лежит через науку. Только наука может подтвердить или опровергнуть любую теорию, и, следовательно, способна доказать существование Аамана, хотя в глубине души я чувствовал его присутствие, но чувство нельзя взять за доказательство. А если его правда существует, то я обязательно доберусь до неё.

Я не говорю, что религия и наука идут в разные стороны, скорее разными путями в одну сторону. И те, и другие ищут «Преображения».

Поэтому пока церковь собирает адептов и возносит молитвы, целая сеть институтов по всему миру работает над этим, отбирая у добровольцев, имеющих в своём теле, хоть что-то отдаленно напоминающее Аамана, генетический материал, и комбинируя его так и этак.

Одно время учёные полагали, что смогут решить эту проблему путём простой селекции. Но по прошествии многих лет, результаты оказались неутешительными.

– Ты знаешь, кого я сегодня видел? – спросил я Лизу, когда мы снова уселись на открытой веранде кафе и заказали свежий мист.

– Расскажи!

– Семью оленей. Большого самца, трёх самок и двух очаровательных малышей на резвых копытцах!

– Ох, и везучий ты Генри! Вечно тебе удается увидеть то, чего никто не видит! – она шутливо толкнула меня в бок, потом пристально взглянув, достала платок и принялась оттирать какое-то пятнышко с моего клюва.

– Хочешь, мы поедем с тобой на неделе на ту поляну, вдруг они снова придут?

Тут я увидел своего друга и коллегу, который шёл под ручку с женой от храма. Я помахал ему рукой.

– Эй, Олаф! Берта! Идите к нам, сюда!

Они подошли. Берта приветливо улыбалась, благо Бог ей дал очень красивые губы. Это была гордость Берты и предмет бесконечной зависти окружающих. Она даже сдавала свои генетические образцы в наш институт, где все трудятся над проектом «Суперчеловек».

Я работаю на кафедре «Гребешковых и Клюворотых» и мой отдел производит классификацию и исследует генетические мутации вышеупомянутых людских подвидов без малого двенадцать лет. И могу по секрету сказать, что все государственные субсидии, которые каждый год даются правительством под наши научные программы, ушли коту под хвост.

Сведения, накопленные всеми институтами мира, работающими по аналогичным направлениям, составили обширнейшую базу данных. Лучшие программисты работали над поиском алгоритма, способного упорядочить пёстрое разнообразие уродов, а проект «Суперчеловек» должен помочь стать миру счастливым.

Мы засиделись в кафе до поздней ночи. Небо покрылось звёздами, и наши дамы стали поеживаться от холода. Я всегда удивлялся, почему Лиза мёрзнет? Ведь у неё много лишней кожи, которая, казалось бы, должна сохранять тепло.

Олаф – славный парень и даже любит пошутить, только по его лицу никогда не видно, смеётся он или нет. Его рот выглядит, как костяная решётка, сквозь которую он говорит, и довольно ловко пьёт и ест, просовывая тонкий, гибкий язык через щели.

Руки Олафа представляют собой нечто похожее на клешни рака. Правда, я тоже не мог похвастать красотой рук. Они растут очень высоко и непропорционально длинны, а моя чрезмерно увеличенная грудная клетка бочкообразно выдаётся вперёд. Впрочем, это такая же семейная особенность, как клешни Олафа или выгнутые назад колени Берты.

С Олафом меня связывает многолетняя дружба. Сначала мы учились в одной школе, потом в университете, а теперь вместе работаем. Наши рабочие места находятся рядом, и с ним легко, потому что за долгие годы мы научились понимать друг друга без лишних слов.

Тепло распрощавшись с семейными друзьями, мы с Лизой отправились по домам. Счастливчики! Они могли день и ночь проводить друг с другом!

Отец Лизы, как всегда дежурил в дверях, ожидая дочь и куря длинную трубку, отмахивая дым большой плоской рукой. Хоть в Лизиной семье ко мне и относились неплохо, всё же полагалось соблюдать приличия, чтобы избежать пересудов. Сдав с рук в руки мою невесту, я сел в «Легенду» и поехал по освещённым фонарями улицам, куда глядят глаза.