© Дана Делон, 2020

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2023

© Magdalena Wasiczek / Trevillion Images

* * *

Hey, there’s nothing left to say

The world is on fire and I love you,

I love you.

Hey, some things never change.

The world is on fire and I love you,

I love you…

Моему Артуру.

Глава 1

Луи

В моем окружении чаще всего встречались два типа людей. Первые – равнодушные. Им было все равно, что происходило в моей жизни, они плевать хотели на мои проблемы, горести, невзгоды. Они никогда не протянули бы руку помощи, потому что слишком черствы, холодны и безразличны. Предметом их мыслей, интересов и занятий всегда являлись они сами.

Мне нравился такой тип людей только по одной причине: они не учили жить, не лезли со своими нравоучениями и правилами. Для них я просто-напросто не существовал, поэтому они смотрели сквозь меня. А еще рядом с ними было очень одиноко. Так и хотелось крикнуть: «Эй, гляньте, я здесь! Я запутался, и мне нужна помощь». Но в ответ они сказали бы, что все запутались, всем нужна помощь, поэтому, будь добр, разгребай свое дерьмо сам. Не можешь? Тогда сдохни. Сдохни в собственном дерьме! И даже это их не тронуло бы, ведь им все равно. Их нельзя было попросить принять меня таким, какой я есть, ведь невозможно принять то, что для тебя не существует. Меня нет. И на этом точка.

Для второго типа людей я никогда не был достаточно хорош. Они думали, что лучше всех знают, как жить правильно. Они лезли без спроса в мою жизнь и без всякого стеснения критиковали. Даже если я просто дышал, в их понимании это должно было делаться иначе. Косые взгляды, поджатые губы и тихий шепот: «Что можно ждать от сына двух торчков?» Такие люди всегда готовы были помочь и направить меня на путь истинный, но ведь я сам был слишком глуп, чтобы воспользоваться их добротой. По их версии, разумеется. Для них был приемлем только тот вариант, в результате которого я обязательно должен был измениться. Принимать меня тем, кем я был, они бы точно не стали. Я же неправильный. Они бы рады скроить меня по своему подобию, только я из второсортного, испорченного материала. Постепенно понимая свое поражение, они переходили в первую категорию – безразличных.

Среди всего этого равнодушия и презрительной критики у меня были Адель и Артур. Невероятные друзья, которые заменили мне не только близких, но и весь мир, став моей личной галактикой.

Последние несколько лет мы проводили летние каникулы в доме на юге Франции. Это стало нашей традицией. Я жил и считал дни, месяцы, недели до того момента, когда вновь смогу увидеть своих друзей и обрести семью. Мы все с нетерпением ждали этого времени, чтобы снова побыть счастливыми и беззаботными.

Трех одиноких молодых людей смогла связать настоящая, истинная, подлинная, всепрощающая дружба.

Адель

Пять месяцев назад

Больше всего на свете я ненавижу, когда мной пытаются манипулировать родители. Анна и Жан-Поль де Флориан – мои мама и папа – мастера этого дела. Чаще всего они сравнивают. Мама делает это менее умело, чем папа. Более резко и всегда в негативном ключе: «Когда я была в твоем возрасте, я была лучше, умнее, серьезнее, ответственнее и никогда себе такого не позволяла». Так и хочется, бывает, крикнуть, что я не она.

Или же мама начинает рассказывать про идеальных дочек своих подруг: наверное, тем самым она пытается достучаться до моей совести, но, увы, я давно поняла, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду достаточно хороша для них. С папой дело обстоит сложнее: он политик, поэтому более хитер и всегда, наоборот, возвышал меня над остальными – мол, я самая лучшая, умная и далее по списку. Этакая идеализация меня в моих же глазах. Когда я была поменьше, я изо всех сил старалась соответствовать этому идеалу. Быть самой лучшей всегда и во всем ради него. И меня так пугала перспектива разочаровать своего родителя, упасть с воздвигнутого пьедестала, что я переступала через себя, свои интересы, мечты, желания ради его похвалы. В какой-то момент я поняла, что его одобрение для меня – как та морковка на веревочке перед ослиным носом.

Глупое животное видит предмет своей мечты, уже предвкушает, как с хрустом откусит, как смачно будет жевать, наслаждаясь вкусом. Но, увы, у наездника другие планы: он не хочет, чтобы морковка была съедена, он лишь хочет, чтобы осел шел в нужном ему направлении. Самое страшное происходит, когда осел отказывается идти, ему уже не нужны все морковки мира. Он устал от вечного вранья и чувства разочарования. В этот момент наездник показывает свое истинное лицо: он начинает указывать, заставлять, использовать свою власть. Но он даже не представляет, насколько свободнее ты себя ощущаешь, сказав наконец заветное: «Нет, я не буду больше твоей куклой, не хочу твоей похвалы, и вообще засунь свою долбаную морковку себе в зад – я выросла из этих глупых манипуляций. Я больше ни за что на свете вновь не поставлю себя в то жалкое положение, я больше не буду добиваться твоего одобрения, а пьедестал самой лучшей сожгу и уничтожу собственноручно».

Я со злостью застегиваю чемодан, который мне велели распаковать, и проверяю время: ровно 16:00. Мой поезд отправляется в пять часов, а мне еще нужно доехать до Лионского вокзала. Меня в очередной раз заперли в комнате. Видите ли, моим родителям не нравится место, где я планирую провести лето. Папочка, мечтающий о посте президента, и мамочка, которая бегает за ним собачонкой, считают, что для их дочери неприемлемо проводить каникулы с двумя парнями, которые старше ее на четыре года. И я бы могла все списать на родительскую заботу, но здесь абсолютно другой случай.

– Ты не поедешь в дом этого наркомана! – грозно приказывает папа, как только дело близится к лету.

Ему неважно, что Луи не притрагивается даже к травке, да что там говорить, он практически не пьет. Но папе все равно, он судит его по родителям. Как и большинство людей нашего круга. Но чего они не знают, так это того, что Луи в сто раз лучше их богатеньких, избалованных, холеных деток. Он настоящий, искренний, у него есть сердце, что так редко встречается в нашей гнилой среде. Доброе, понимающее и сострадающее.

– Что у тебя с этим боксером?! – частенько вопит мама, имея в виду моего второго друга Артура.

Про него отец даже не говорит, одного взгляда хватает, чтобы понять: он считает ниже своего достоинства даже произносить его имя. Ведь такие, как Артур, нам не ровня. Он бедный парень из гетто^[1], который не окончил школу, решив собственными кулаками пробить себе лучшую жизнь в прямом смысле этого слова.

– У всех, кто занимается боксом профессионально, насквозь пробита голова. Они же тупые. Что может быть у тебя общего с таким парнем? – Вопль номер два, принадлежащий моей мамочке.

Что я нашла в нем? Мужественность, честность, сильный характер, прямоту суждений и… я нашла в нем столько всего, мама, что не описать словами. Нечто такое, чего ты наверняка никогда и не знала. Ведь в твоем мире управляют здравый смысл и выгода.

Что может у меня быть с ним общего? Ничего. Мы две противоположности, познающие друг через друга что-то новое и необъяснимое. И конечно, я не могу озвучить все это вслух, ведь им неважно, что я чувствую. Гораздо значительнее то, какая тень на мою репутацию падает из-за этой дружбы. А репутация в нашей семье – нечто настолько сакральное и неприкосновенное, что они готовы запереть меня в комнате до конца лета, лишь бы я вновь не уехала.

Как же я сейчас ненавижу родителей и то окружение, мнения которого они так боятся! Кучка лживых снобов, узко мыслящих зазнаек с грандиозными амбициями и чувством собственной важности.

Три года назад родители сплавили меня на юг Франции к моей бывшей няне Розе. У отца были серьезные собрания и куча дел, возиться с моими подростковыми бунтами никто не хотел. Вникать в то, что Роза – экономка в доме Луи, никто не стал, вникать в список друзей Кантеля и подавно. В противном случае в будущем у них не было бы сюрприза в лице этих двух парней. То лето было лучшим в моей жизни, я наконец нашла настоящих друзей. Нет, я обрела семью. Мы договорились сделать это нашей традицией, всегда проводить лето вместе. Отдыхать от сложного мира, забывать на время о проблемах, сосредоточившись на лучшем. А лучшим была наша дружба, как бы мои родители ни пытались смешать ее с грязью: задавать нелепые вопросы о том, что нас троих связывает, намекать на идиотские вещи. Наша дружба светлая, добрая, честная. И я ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах, в угоду ни одному человеку на этой земле не перестану с ними дружить.

Нервно переминаюсь с ноги на ногу, ведь каждое лето одно и то же: родители пытаются остановить меня. Крича об имидже семьи и о тени, которую я бросаю на них. Но в этом году все зашло слишком далеко: меня закрыли в собственной комнате, и я не представляю, что мне делать. На часах уже 16:15. Нервно кусаю губу и растерянно оглядываю комнату… У меня забрали телефон и ноутбук, я не могу предупредить парней, рассказать им, как со мной поступили. На глазах выступают слезы, но вдруг я слышу легкий скрежет, а затем вижу светлую макушку. Мой брат Марсель аккуратно открывает дверь моей комнаты, стараясь не скрипеть. Прикладывает палец к губам в немой просьбе о тишине. На цыпочках подходит ближе и шепчет:

– Выходи с черного хода, на углу тебя ждет такси. – Он сует мне в руку несколько купюр и просит поторопиться.

Меня не надо просить дважды, я быстро обнимаю его и тихо произношу:

– Спасибо.

Мой младший братик – единственный из всей родни, кого я считаю своей семьей. Его голубые глаза поглядывают на меня с легкой усмешкой, он берет меня за руку и выводит из комнаты.

– Беги, Адель, – тихо напутствует он, – отличных тебе каникул!

Я целую его в щеки, прощаюсь и тихонечко мчусь к черному ходу. На часах 16:18, а это значит, что у меня все еще есть возможность успеть на поезд. «Ты мой маленький ангел-хранитель», – думаю я о Марселе, когда успеваю впрыгнуть в вагон ровно в 17:00. И знаю, что через четыре часа на юге Франции меня встретят два других ангела-хранителя. Луи и Артур. Моя семья.

Артур

Наши дни

Сквозь сон до меня доносятся хлопки окон и дверей – я оставил окна открытыми нараспашку, и теперь в моей комнате бушует сквозняк. По телу бегут мурашки от холода, но мне так отчаянно хочется спать, что я ныряю с головой под одеяло и, вновь обретая тепло, проваливаюсь в забытье. Я снова вижу ее глаза, они темно-карие, почти черные, зрачок сливается с радужкой, отчего взгляд кажется глубоким и проникновенным. Они такие большие, задумчивые, мне всегда казалось, что она видит меня насквозь. Вот и сейчас она смотрит прямо внутрь меня и беззвучно зовет: «Артур». Я не слышу ее голоса, я лишь вижу, как полные потрескавшиеся губы произносят мое имя. Сердце сжимается. Я хочу открыть глаза и прекратить эту пытку, созданную моим же сознанием, но не могу себя заставить. Я не могу перестать смотреть на нее, мне хочется протянуть руку, дотронуться до ее лица, нежно погладить по каштановым волосам, обнять и сказать ей, что я рядом. Но она всего лишь мне снится. Три месяца назад я забыл, что такое крепкий полноценный сон. Последнее время я лишь пребываю в бредовом состоянии, когда не могу уснуть, но усталость берет свое и погружает мозг в некую прострацию. Голова кипит, мне не хватает воздуха под одеялом, но, как только я начинаю его приоткрывать, неприятный холодный ветер бьет в лицо, отчего я окончательно перестаю хотеть спать. Окончательно теряю Адель и ее проникновенный взгляд.

Повышенная тревожность, как сказал мне психолог в тюрьме, в которой я пробыл три месяца за нападение. Меня выпустили вчера, выдали справку о судимости и пожизненный запрет на приближение к Адель де Флориан. Девушке, которая снится мне каждую ночь. Документы лежат на кухонном столе. Они реальны. Так же как и мое пребывание в местах лишения свободы. Мне иногда кажется, что я сплю и дикая реальность вокруг является лишь плодом моей больной фантазии.

Все произошло чересчур быстро, моя жизнь слишком стремительно пошла под откос. Так резко, что у меня даже не было возможности очнуться и осознать происходящее. Но пустота внутри меня реальна, так же как и все мои проблемы. Есть те, что видны окружающим: например, мне двадцать три года, я бывший перспективный боксер, который мечтал однажды стать абсолютным чемпионом мира. Я не окончил школу, не поступил в университет, я потратил всю свою юность на тренировки. Сейчас же у меня судимость, моя спортивная карьера пошла под откос, но все, что я умею, – это лишь махать кулаками.

Бокс – очень жестокий спорт, ты очень тяжело карабкаешься вверх, а затем в одну секунду оказываешься на самом дне. И вот тебе все приходится начать сначала. Загвоздка лишь в том, что я не знаю, как начать… Есть и те проблемы, что мучают мою душу. Например, вопрос, который сжимает все внутри меня и разрывает нутро пополам. Как жить с сознанием, что не можешь подойти к человеку, которого любишь? Это гораздо страшнее судимости и несбывшейся спортивной карьеры.

Резко встаю с постели и быстрыми шагами направляюсь в крошечную ванную. Открываю кран и слышу, как шумят старые трубы. А после жду, чтобы вода стала достаточно холодной, и подсовываю под струю лицо. Мне нужно остыть, прийти в себя, собраться. Нельзя раскисать, нельзя мириться с проигрышем. Нужно бороться из последних сил.

Слышу тихий, осторожный стук в дверь.

– Сынок, все хорошо? – спрашивает мама, не в силах скрыть волнения в голосе.

Все хуже не бывает, и я не знаю, как найти выход… Я не знаю, как жить в ладу с собственной совестью. Но я молча вытираю лицо и, собравшись с мыслями, открываю дверь. Мама смотрит мне в глаза, и я знаю, что она видит, насколько я потерян. Я стараюсь ободряюще улыбнуться, но чувствую, что выходит крайне неправдоподобно.

– Я приготовила завтрак, но не смогу с тобой посидеть, у меня смена в магазине. – Она приподнимает руку и нежно поглаживает меня по щеке. – Я так рада, что ты дома, – поломанным голосом произносит она и тут же отворачивается, стараясь скрыть слезы.

Я ловлю ее руку, целую, а после притягиваю к себе и обнимаю.

– Я тоже очень рад, – тихо говорю я, поглаживая ее по спине.

Я никогда не знал своего отца, у меня всю жизнь была только невероятно любящая мама. И меня съедает совесть за то, что я позволил ей пережить. Она целует меня в щеку прямо как маленького ребенка, последний раз проводит рукой по волосам и с грустной улыбкой выходит из квартиры. Я всегда мечтал, чтобы она смотрела на меня с гордостью. Мечтал помочь ей выпутаться из бедности, сверхурочной работы и той жизни, которую она влачит. Но все мои мечты пошли прахом.

Есть совершенно не хочется, но я заставляю себя проглотить омлет, который мне приготовили с любовью. На сегодня у меня весьма простой план: найти работу. Я планировал обойти все спортивные залы, предлагая свои услуги. Возможно, помимо судимости, работодатели обратят внимание на мои боксерские данные. Костяшки моих пальцев покрыты корочкой – так бывает, когда разбиваешь их в кровь. Это, конечно, уменьшит шансы, но попробовать стоит. Нельзя сидеть на месте и ждать, когда все наладится, так как ничего не наладится само по себе. Выглядываю в окно: на улице серость и полнейшее уныние. Я так надеялся, что это место больше никогда не будет моим домом. Но у судьбы свои планы.

Здесь ничего не меняется. Шампиньи-сюр-Марн – пригород Парижа. Преступное гетто. Бетонные муравейники, серые безжизненные коробки, здесь чувствуешь себя угнетенным. В то время как молодежь из более обеспеченных семей сидит на террасах парижских кафе, подрастающее поколение в гетто сбивается в банды. Проституция, оборот наркотиков, воровство, убийства, нападения. В месте, откуда я родом, нет сказок о розовых пони, добрых принцах и прекрасных принцессах. Есть лишь отвратительная реальность людей, где ради денег готовы на все.