Способность принять неприемлемое казалась ему разновидностью стоицизма. Той силой, которая притупляла его чувства к людям. Он ощущал это равнодушие, ощущал свое коварство, способность сосредотачиваться на сиюминутном. Все это его пугало. Он не мог бороться с этим напрямую, он не мог решить, что должен чувствовать, а что нет, но он, по крайней мере, мог действовать. Он мог не вести себя так, как требовали его чувства. Его бесили собственные реакции и ощущения.
Они принадлежали зверю.