все те истории – простой сюжет, никаких лишних деталей, часто без имен действующих лиц – в этом и заключалась их особая прелесть. Никто не говорил: «Эй, постойте-ка! Что значит, картина открылась?» или «Какого черта они (он, она, оно) это делают?» – мы были детьми, и каждый сам домысливал свой вариант неповторимой Истории. Может, потому они и обладали столь великой, почти магически притягательной силой. Силой нашего собственного воображения.
В то замешанное на атеизме время еще не издавалось книг с романами ужасов, а фильмы вроде «Вия» появлялись с ненавязчивой частотой кометы Галлея. В те дни нас зачаровывали вечерние рассказы, когда в комнате гаснет свет, а в небе мерцающим бисером высыпают звезды – этот устный детский фольклор, темная квинтэссенция ребяческих грез. Их магнетизм испытал каждый, кто хоть раз был ребенком. И годы спустя странный порыв вернуться назад, в ту детскую постель, хотя бы на миг снова превратиться в маленького слушателя, пускай это и случается все реже, принуждает неугомонного барабанщика внутри, сбившись с ритма, сделать на два удара больше – даже у тех из нас, у кого калькулятор давно заменил мозги, а «Мастер карт» – способность мечтать.