В образе России Михаил Берг прежде всего сосредоточивается (я здесь, конечно, вынужденно упрощаю гораздо более многогранную картину) на соединении нескольких черт, которые если не вовсе исключают, то, по крайней мере, глубоко подрывают друг друга. Это риторика национальной исключительности, государственного патриотизма («конформизма с патриотической начинкой»), с одной стороны, и неоимперскости, державности, с другой, помноженные на исключительно ритуальный и виртуальный характер публичной политики, едва ли не всей квазипубличной жизни в стране, в этой «как бы России» из одноименного эссе книги. Парадоксальным выглядит и точно отмеченное Бергом сочетание в российском человеке (точнее, в массе российских людей, в человеке как массе, в «большинстве», культивируемом властью против «меньшинства») комплекса превосходства над другими людьми и народами с раболепием перед собственной властью, которая – при всегдашнем брюзжании на нее и повсеместном ею недовольстве – все равно остается «своей».