Цикл «Маяк только один». Книга третья

Горизонт, 2025

© Борис Батыршин, 2025

* * *

Дурная голова ногам покоя не даёт.

Народная мудрость.

– Ты ведь меня знаешь, Абдулла. Я мзду не беру. Мне за державу обидно.

Из к\ф «Белое солнце пустыни».

 
«…А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
«Доброе дело! Хорошее дело!»
 

Эдуард Багрицкий.

Часть первая
«В нашу гавань заходили корабли…»

I

Смартфон музыкально тренькнул, и вместе с голосом в кабинет ворвалась какофония звуков – гул проезжающих автомобилей, нерусский людской гомон, и прочие шумы, обычные для большого города.

– Редакция? Это Черемисов, слышите меня?

– Рома? – сидящий в кресле мужчина выдохнул с видимым облегчением. – Наконец-то! Как ты, тёзка, жив, цел?

– Целёхонек, Роман Григорьич!

– Ну и хорошо. Мы уже вторые сутки не можем до тебя достучаться, с ума сходим… В мессенджерах не отвечаешь, в телеге и прочих соцсетях тоже, мы уж плохое подумали! Марьянка все глаза выплакала…

– Да жив я, жив, что мне сделается? А что не отвечал – не моя вина. Местные бармалеи сотовые вышки валят, связь никакая, спутниковый телефон на блокпосту отобрали…

– Кто отобрал, боевики?

– Нет, солдаты. Та ещё публика, ручонки загребущие – но хоть не шлёпнули… А смартфон с турецкой симкой, с которого я сейчас звоню, мне Мубарак дал.

– Мубарак? – в голосе собеседника мелькнуло удивление. – Который в Египте… был?

– Нет, мой помощник, сириец. Содрал, правда, полторы сотни евро, зато ловит и здесь, и в Ливане, и даже, если не врёт, на Кипре.

В реплике отвечавшего, нарочито-бодрой, угадывались нотки тревоги и крайней усталости.

– Ладно, включи в счёт, редакция оплатит. А помощник-то твой не того… не сдаст?

– Да ни в жисть! – смешок. – Дело в том, что он алавит, его, если что, бармалеи первым шлёпнут.

– Ну, тогда ничего… – говорящий откашлялся. – Слушай, Ром, ты бы валил оттуда, а? Президент Асад – в смысле, бывший, конечно, президент – ещё вчера в Москве объявился, да и тебе тоже не стоит там задерживаться. Куда угодно, на чём угодно, в Россию потом доберёшься, окольными путями, посодействуем… Репортажи твои, конечно, высший класс, но меня что-то не тянет писать на тебя некролог!

– И выплачивать компенсацию родственникам. – новый смешок, с ноткой ехидства. – Да ничего со мной не сделается, Роман Григорьич! А что валить – это правильно, я и сам собираюсь…

– Есть варианты?

– Два. Первый – морем на Кипр. Я договорился в порту со шкипером рыбацкого баркаса, он должен выйти в море через пару часов с тремя десятками беженцев на борту. Цена вопроса – три штуки баксов.

– Место в лодке из Туниса до Сицилии или Лампедузы тянет на две… – задумчиво произнёс собеседник. – Но всё равно, соглашайся, жизнь дороже.

– Вот и я так подумал. Судно, вроде, крепкое, не гондон надувной. Движок рабочий, тянет, я проверил, даже локатор есть!

– Да, помню, ты у нас яхтсмен. А на Кипр – куда именно? К туркам или грекам?

– Беженцы на баркасе почти все из сирийских христиан, у турок им делать нечего. Шкипер отвезёт их в порт Лимасол, это в южной части острова – говорит, часто сбывает там улов, проблем с высадкой на берег быть не должно.

– А второй вариант?

– Второй проще, но и рискованнее. Садимся сейчас с Мубараком в тачку и по приморскому шоссе, на юг. Через час с четвертью будем в Тартусе. А там наши.

– В Тартус, говоришь… – голос в смартфоне стал глуше, словно говоривший в задумчивости опустил смартфон. – До него вам ехать восемьдесят с лишком кэмэ, и шоссе наверняка перекрыто. Нарвётесь ведь!

– Есть такой момент. Но если проскочим – все проблемы разом снимутся.

Редакторский айфон умолк – впрочем, ненадолго.

– Хорошо, пробуем этот вариант. Имей в виду, на въезде в Тартус блокпосты, там до сих пор стоят бойцы республиканской гвардии, те, что не сбежали вслед за своим президентом. Они сейчас нервные, пальцы на спусковых крючках. Как увидят – разбираться, документов спрашивать не будут, влупят изо всех стволов, доказывай потом…

– Я в курсе, Роман Григорьич. Как-нибудь разберёмся. Мубарак, вон, договорится, не впервой. В президентской гвардии сплошь алавиты, его соплеменники…

– Ну, хорошо. – редактор повертел в пальцах карандаш, что-то обдумывая. – Кстати, о документах – у тебя с этим как?

– Порядок. Российский паспорт, аккредитация, всё как доктор прописал. Да, ещё корочка временного сотрудника Красного Креста – мне её в Алеппо сделали, на имя гражданина Мексики Рамона Меркадера. Для местных сойдёт.

– Остряк, чтоб тебя… – проворчал редактор. – Ничего поумнее не мог придумать?

– А что? – ответный смешок в микрофоне. – Это не я, а девчонка, из местных, в офисе Красного Креста, где мне аусвайс выписывали. Я только назвал фамилию – «Меркурьев», – а она и переспрашивает: «Меркудер», «Меркадер»? Ну, я и подумал – пусть будет так. А Рамона уже сам добавил, меня так в институте называли, привык. Да вы не волнуйтесь, Роман Григорьич, дело обычное, имена ещё и не так уродуют, когда заполняют бланки.

– Ладно, тебе виднее. – согласился редактор. Выходка сотрудника ему не понравилась, но вправлять шутнику мозги было некогда. – Поступим так: ты ищи машину и поезжай, а я свяжусь с военными – напрямую, через министерство обороны… Пусть дадут знать нашим в Тартусе, чтобы организовали встречу на броне. Как улажу всё – наберу. Лады?

– Лады, Роман Григорьич! – отвечавший повеселел. – Только связь – сами видите, могу не ответить.

– Ничего. Вы езжайте, а я всё сделаю. Ты, главное, того… поосторожнее, хорошо?

– Постараюсь. И вот ещё что: договоритесь, чтобы мне на базе связь обеспечили. Материалов – полный хард, а сети нет. Если договоритесь, я сразу перекину…

Договорить он не успел. Визг тормозов, матерный хрип, лязг, скрежет и отчётливо слышная на заднем плане дробь крупнокалиберного пулемёта – этот звук Роман Григорьевич Лосев, немало поработавший в разнообразных горячих точках прежде, чем усесться в редакторское кресло, узнал сразу.

Следующие два часа были наполнены звонками в Министерство обороны и непосредственно в Сирию, рюмками коньяка вперемешку с сердечными каплями, слезами красавицы-секретарши Марьяны и бесчисленными попытками выйти с на связь с пропавшим сотрудником. Увы, результата это не принесло, – как и всё прочее, происходившее в этот вечер в кабинете главного редактора одного из ведущих информационных агентств Российской Федерации.

* * *

Ду-ду-дут!

Ду-ду-дут!

Очередь хлестнула по асфальту перед самым бампером. Мубарак – он сидел за рулём, – ударил по тормозам, машину повело, и Роман не ожидавший ничего подобного, едва не впечатался носом в лобовое стекло. Из-за брошенного автобуса, приткнувшегося на обочине возле сгоревшей бензоколонки, лихо вылетел на дорогу джихад-мобиль. Тойотовский пикап, излюбленное транспортное средство арабских и африканских боевиков, развернулся с визгом шин и затормозил так резко, что пулемётчик, стоящий за треногой с ДШК, едва не вылетел из кузова на асфальт. Другой, высунувшись по пояс из окна салона, выставил перед собой «Клашников», но не стрелял – суетливо дёргал затвор, визжа что-то по-арабски. Мубарак, ругаясь по-арабски, выворачивал руль в попытке укрыться за автобусом. И не успел – пулемётчик вернулся на место и открыл огонь. Первая же очередь попала в цель – визг, скрежет разорванного металла, горячая струя обдала Романа слева, со стороны водительского сиденья. Он сжался, ожидая новой, уже точно смертельной очереди (дверь салона и истерзанный труп помощника – слабая защита от пуль калибра двенадцать и семь), но ДШК почему-то молчал. Роман поднял голову – пулемётчик терзал затвор, высунувшийся по пояс из окна араб орал на него, размахивая калашом. О своих жертвах оба забыли – во всяком случае, пока. Роман подтянул колени к груди, повернулся на сиденье и ударом обеих ног выбил водительскую дверь. Вытолкнул из машины труп помощника, – «извини брат, иначе никак…» – запрыгнул на его место и вдарил по газам.

Старенький «Фольксваген-Поло» не подвёл – резво взял с места и рванул, подняв тучу пыли из-под передних колёс. Пулемётчик уже справился с затвором и открыл огонь – тяжёлые пули с мерзким скрежетом рвали тонкий металл корпуса, пробивали сиденья, наполняя салон летящими клочьями ткани и синтетического наполнителя. Ветровое стекло рассыпалось мелким крошевом, горячий, пахнущий гарью и раскалённым песком воздух толкнул в лицо, и Роман сжался на водительском сиденье, ожидая смертельного удара в спину, в затылок, в крестец – всё равно куда, после попадания из крупняка люди не живут… При этом он не забывал швырять машину из стороны в сторону, сбивая пулемётчику прицел – и, то ли стрелок попался никудышный, то ли фортуна приняла на этот раз другую сторону, но очередь за очередью ложились по сторонам от творения немецкого автопрома, и лишь одиночные пули задевали цель. Сердце бешено отбивало секунду за секундой; пулемёт умолк, захлебнувшись патронной лентой, и Роман, наконец, рискнул обернуться и посмотреть назад.

«Джихад-мобиль» стоял, как и стоял, поперёк шоссе. Вылезший из машины боевик схватил за грудки своего неудачного соратника, то ли пытаясь оттащить того от пулемёта, то ли вымещая злобу за бездарно упущенную жертву. Погони, похоже, не намечалось. До блокпоста у въезда в город не больше пяти километров, а там засели местные самооборонцы, которым одинаково плевать и на президентских гвардейцев – и на боевиков из «Тахрир аш-Шам», и тех и других встретят пулемётными очередями. Другой вопрос, что и Роману туда соваться не стоит, разумнее будет бросить машину и по боковым улочкам, пешком, в порт. На часах – половина второго, баркас отходит через час, есть шанс успеть…

По сторонам от шоссе замелькали большей дома со следами пуль и осколков на фасадах. Роман загнал «Фольксваген» в переулок, заглушил мотор и без сил откинулся на спинку сиденья. Время, конечно, поджимает, но… выброшенный в кровь адреналин весь сгорел, оставив после себя ватную слабость и дрожь в руках. Прежде чем срываться и куда-то бежать, стоит перевести дух, немного подумать и попробовать связаться с редакцией.

Попытка результата не принесла. То ли захватившие город бармалеи довели до логического конца борьбу с сотовыми вышками, то ли в районе вырубилось электричество – на индикаторе сети не было ни одной ступеньки. Обидно, конечно, но отчаиваться рано – может, хоть в порту будет связь, или удастся договориться с каким-нибудь счастливым обладателем спутникового телефона? Жиденькая пачка баксов в кармане и пластиковые карты нескольких, по большей части, арабских банков, давали некоторую надежду на успех.

Дождавшись, когда трясучка в руках поутихнет, Роман решил произвести ревизию имущества. Опытный репортёр, он привык в своих командировках обходиться минимумом необходимого – особенно, когда ехал в такие вот даже не горячие, а раскалённые, пылающие точки. Маленький тактический рюкзак с парой смен белья, ноутбук, мощный повербанк, пакет с туалетными принадлежностями, персональная аптечка, швейцарский армейский нож-мультитул в боковом кармашке, фонарик – давно отработанный и неизменный от поездки к поездке набор, способный упростить жизнь почти при любом повороте событий.

Увы, не на этот раз. Две или три пули калибра двенадцать и семи десятых миллиметра прошили заднюю дверь и угодили прямиком в рюкзак, приведя большую часть его содержимого в полнейшую негодность. Из всего имущества сохранился только «Викторинкс» – Роман засунул его в карман, добавил половину упаковки промедола – всё, что осталось из распотрошённой прямым попаданием аптечки, – и оглядел салон. Зрелище было унылое – в машину угодило не меньше полутора десятков пуль, каким-то чудом не затронув крышку бардачка, а значит, и его содержимого тоже.

Так, что у нас там? Полулитровая пластиковая бутылка воды – то, что нужно! Роман опорожнил её одним духом – в такой ситуации он предпочёл бы энергетик, но спасибо и на том, пить хотелось невыносимо.

Что там ещё? Скомканный платок-куфия – полезная, даже необходимая вещь. Роман сразу намотал его на шею – пробираясь по городу лучше закрыть лицо, чтобы хоть издали сойти за местного жителя. Несколько туристических проспектов на арабском и английском он оставил без внимания. Вскрытая пачка влажных салфеток – в карман, вещь полезная… Повербанк, наполовину разряженный, но исправный… кнопочный телефон… так, работает, и симка есть, пригодится… а это что?

Пистолет. Компактный, поблёскивающий на гранях вытертым до белизны металлом, в кожаной открытой кобуре. Роман сразу опознал модель – итальянская «Беретта» довоенного, ещё тридцатых годов, выпуска. Не то, чтобы он так уж увлекался огнестрельным оружием – хотя представление имел, да и стрелял неплохо, – просто в своё время поинтересовался, что за пистолет в комедии «Бриллиантовая рука» передал главному герою милиционер. Этот самый ствол и лежал сейчас у него на ладони.

Ну, Мубарак, ну жук… где, интересно, он раздобыл эдакий раритет? Роман выщелкнул магазин, оттянул затвор – пусто, покойный был не слишком предусмотрителен – хотя чем бы помог ему лишний патрон в стволе против крупнокалиберного пулемёта?.. Всего патронов восемь – популярные некогда браунинговские 7,65 х 17 – и, в отличие от тех, что вручил Семёну Семёнычу Горбункову капитан Иван Михалыч, не холостые.

Больше боеприпасов, ни россыпью, ни в пачке, в бардачке не нашлось, как и запасного магазина, если он и был у покойника, то держал тот его при себе. Что ж, придётся довольствоваться тем, что есть… Роман прицепил кобуру на ремень, но потом, подумав, примотал её к лодыжке скотчем, обнаруженным тут же, в бардачке. Вытянул ногу – вроде, незаметно, и вытаскивать, если что легко. В своих многочисленных командировках он всеми силами избегал любого оружия. Опыт подсказывал, что ничего, кроме проблем, журналисту оно не принесёт, времена «лейки, блокнота и пулемёта» миновали безвозвратно. Но здесь, в городе, охваченном гражданской войной, должным образом оформленная аккредитация не значит ровным счётом ничего. Так что пусть будет, главное – не забыть избавиться от ствола до того, как он ступит на берег Кипра. Сотрудники эмигрантских служб Евросоюза вряд ли оценят такой багаж…

Ну что, пора? Роман охлопал карманы, переложил удостоверение Красного креста в нагрудный карман – чтобы при необходимости вытащить его медленно, двумя пальцами, и сразу задрать руки вверх, – российский паспорт и пачку купюр наоборот, запрятал поглубже, за пояс, под рубашку. Вылез из машины – и, озираясь, зашагал по переулку прочь от шоссе, стараясь держаться поближе к стенам домов. До порта, прикидывал он, можно добраться за полчаса быстрым шагом, и если отряды вооружённой оппозиции ещё не успели занять припортовые кварталы, то есть шанс успеть до отхода баркаса.

II

…Уходили мы из Крыма среди дыма и огня… – промурлыкал под нос Роман. Эта строка запомнилась Роману по известному советскому ещё фильму. Собственно, в фильме-то её не было, имелся только душераздирающий эпизод с плывущим за пароходом конём. Роман наткнулся как-то в Интернете на пост, где утверждалось, что создатели фильма вдохновились стихами поэта-эмигранта Николая Туроверова, заинтересовался, проверил – верно, есть такие стихи! А вот с чего они пришли ему в голову именно сейчас – это был вопрос. Хотя… почему бы и нет? Конь, правда, не плывёт в кильватерной струе, корма рыбацкой посудины ниже, чем у французского парохода, и сам он не стреляет с этой кормы в конскую голову, давясь от слёз, чтобы потом и себе пустить пулю в лоб… Зато остальное во многом похоже: забитый людьми пирс, крики, рыдания, стрельба, дымные столбы над городскими кварталами, длинные, тоскливые гудки, которыми обмениваются стоящие в гавани суда. Небо над головой – бездонное, пронзительно голубое, в точности как над Севастополем, куда Роман наведался этим летом во время отпуска. А ещё – ощущение подступившей беды, от которой только и остаётся драпать, сломя голову.

Конечно, ощущение это не сравнить с тем, что довело до суицида персонажа Высоцкого. Для Романа происходящее не более, чем эпизод его журналистской карьеры, материал для очередного репортажа – а вот для перепуганных, измученных людей, толпящихся на тесной палубе это катастрофа, потеря всего. На миг ему стало стыдно за то, что он стоит у фальшборта, отстранённо наблюдает за агонизирующим городом вместо того, чтобы бежать, помогать, вкалывать кому-то последние ампулы промедола. А ведь так нельзя, если воспринимать чужие беды так близко к сердцу, то придётся бросать профессию – слетишь с катушек и либо сопьёшься, либо забудешь о журналистской объективности и превратишься в примитивного агитатора.

Вот только строки полузабытого поэта никак не идут из головы – как и неясное ощущение совершённого предательства, после которого только и остаётся стреляться…

 
…Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной…
 

Баркас обогнул тяжело лежащий на поверхности бухты сухогруз, с кормы которого свешивался греческий флаг, и пошёл быстрее. Дизелёк под палубой стучал ровно, беженцы постепенно успокоились, уселись на палубу и потащили из сумок пластиковые бутылки с водой и нехитрую снедь. Женщина, судя по облику, из сирийских арабов, предложила Роману пшеничную лепёшку – на груди у неё он заметил позеленевший медный крестик непривычной формы. Он вспомнил слова шкипера – что он везёт на Кипр беженцев-христиан, чудом уцелевших после учинённой ИГИЛовцами десять лет назад резни – и вот теперь едва не ставших жертвами боевиков, чьи отряды свирепствуют сейчас в окрестностях Алеппо и Хомса. Вот для кого всё это подлинная трагедия – а для него так, рабочий эпизод, тема для поста в телеге или другой соцсети.

Кстати, о телеге… Роман извлёк из кармана смартфон. Дозвониться не удалось ни по одному из номеров, и тогда он набрал СМС-ку главному редактору. В нескольких словах информировал начальство, что до Тартуса добраться не вышло, а, значит, беспокоить военных смысла нет, что он сумел сесть на судно и, как только доберётся до цивилизации, сразу же выйдет на связь.

Смартфон пискнул, поверх текста завертелся бублик. Роман проверил заодно приложение-навигатор – и тут облом, «нет соединения с Интернетом». Он спрятал смартфон, подумав, что неплохо бы его подзарядить, облокотился на фальшборт и откусил кусок лепёшки. На ближайшие часов десять-двенадцать – или сколько там этому корыту ковылять до берегов Кипра? – от него больше ничего не зависело.