Парадная дверь скрипнула, и послышались голоса: помощницы Верочки и молодой женщины:

– Здравствуйте. Я на прием к Глафире. Записывалась на два часа двадцать минут, – неуверенно и тихо проговорила пришедшая женщина.

– Здравствуйте. Да, конечно. Глафира ждет вас. Снимайте обувь и проходите.

По мягкому ковру, расстилающемуся вдоль коридора, неуверенными, робкими шагами пришедшая женщина настигла завешенного бахромой дверного проема в темную комнату, и остановилась.

– Входите, не бойтесь, – кричал ей голос помощницы.

Женщина шагнула и нырнула в пространство, в котором не было ни единого источника света, кроме исходящего от круглого непонятного цвета шара. Шар казался ей то бирюзовым, то совершенно белым, то голубым, то розоватым. Он освещал силуэт женщины, сидящей спиной за столом, – гадалки.

– Проходи, садись. Чего стоишь? – сказала томным и пугающим голосом гадалка.

Женщина обошла ее и села напротив. Гадалка подняла на нее резкий и сверлящий взгляд. Ее черные глаза были четко подведены черным карандашом; накладные черные ресницы неестественно свисали над этими двумя роковыми глазами. Во всем ее образе, начиная с тех самых накладных ресниц, было что-то напыщенное, напоминающее скорее клоунаду: это и парик, это и платье, это и шар, над которым сухие с торчащими венами длинные руки гадалки что-то вытворяли. В самой комнате было душно – и женщина чувствовала, как