Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Орехова

© Белла Арфуди, 2025

© Оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Сердцам, что бьются чаще в горах

 
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я посвящаю снова стих небрежный.
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной;
От юных лет к тебе мечты мои
Прикованы судьбою неизбежной,
На севере – в стране тебе чужой
Я сердцем твой – всегда и всюду твой…
 

М. Ю. Лермонтов

Кадр 1. Когда я стал Иваном

– Как тебя зовут? – спросила меня белокурая девочка, с которой мы уже второй день играли в догонялки, но до сих пор не познакомились.

Я назвал ей свое имя. Ее большие голубые и почти прозрачные глаза сощурились. Губы скривились, не доведя попытку произнести непонятные звуки до конца. Из ее груди вырвался легкий вздох.

– А как это по-русски? Как тебя зовут на русском?

Я знал, что покраснел, но моя смуглая кожа никогда меня не выдавала. Не имея понятия, как мое имя звучало бы «на русском», я назвался Иваном. Это имя точно было русским.

– Иван.

– Ванька, значит, – звонко сказала она и шлепнула меня по руке. – Теперь твоя очередь водить.

Хохоча, она убежала, оранжевое закатное солнце освещало ее удалявшуюся фигуру. Я пустился следом, перекатывая на языке новое имя.

Это был день, когда я стал Иваном.

Это был день, когда во мне что-то надломилось.

Я родился темным зимним днем в ауле, где никто не имел точного адреса. В советских паспортах местных жителей просто значилось «село Н.». Видимо, называть улицы в месте, где каждый приходился друг другу родственником, не было необходимости. Зачем Магомеду знать улицу, на которой живет его четвероюродный брат, если он может сразу указать на дом? В этом ауле я жил до восемнадцати лет, пока не уехал учиться в большой город. Белокурая девочка, ставшая моей подельницей по играм на короткие две недели, была внучкой нашего муллы. Его сын умудрился жениться на русской, что подорвало авторитет муллы среди односельчан на долгие годы. Девочка не появлялась ни до, ни после того лета, но благодаря ей я испытал первое чувство стыда – стыда за то, кто я есть.

Как я выгляжу.

Как меня зовут.

На каком языке я говорю.

И что я способен натворить.

Девочку звали Асей. Ее лицо сплошь покрывали веснушки, а волосы были совершенно белые – это очень выделяло ее среди детей, живших в нашем ауле, чернобровых и смуглолицых. Она приехала словно профессор, желающий понаблюдать за жизнью зверей, которых он изучает. Ее мать была такая же белокурая и с веснушками и бесконечно всем улыбалась, хотя держалась отстраненно. Казалось, что к мулле приехала не невестка, а строгая комиссия из Москвы, которая проверяет, не слишком ли он усердствует в своих религиозных делах.

Ася, в отличие от матери, местных не чуралась, но что говорят – не понимала. У нас в ауле до сих пор многие не особо хорошо знают русский – слишком мало практики. Ася приспособилась бегать к соседям, единственным, кто хоть как-то мог с ней общаться, и вдобавок каждый раз ее там угощали то халвой, то вареньем. Там же она нашла и меня. Зыркнула в мою сторону, взяла за руку и сказала: «Давай дружить?» И мы начали дружить. Если так можно было назвать мое служение этой маленькой разбойнице, из-за которой за две недели мы получили множество взбучек от моих и ее родных. То она таскала сметану из дома, чтобы покормить бездомных котов; то рвала цветы с клумб местных кумушек; то пыталась усесться на барашка, отставшего от стада. Ей в голову приходили миллион неожиданных идей, и в каждом случае обязательно требовалась моя помощь. Очарованный ею и тем, что из всей местной детворы она выбрала именно меня, я даже не думал с ней спорить. Нужно отвлечь барана? Хорошо. Принести еще сметаны для котенка? Уже бегу с блюдцем, стараясь не разлить ее. Ася лишь смеялась и придумывала нам новые приключения.

Заставить ее хоть немного усидеть на одном месте могла лишь моя мама. Она рассказывала о мудрой Шахерезаде, много ночей подряд водившей за нос жестокого султана, и Ася замирала в благословенной тишине.

– Что было дальше? – не унималась Ася, когда мама заканчивала одну историю, пытаясь следовать заповедям Шахерезады и не выдавать все за один вечер.

– Это ты узнаешь уже завтра, – отвечала мама, раскатывая тугое тесто для лепешек.

Ася надувалась, как шар, смешно выпячивая нижнюю губу. Сложив руки на груди и насупив брови, она отказывалась покидать жарко натопленную кухню. Мама закатывала глаза, обращаясь к Всевышнему, засовывала в печь очередной противень с тестом, начиненным зеленью и сыром. Затем вытирала руки о передник и продолжала рассказ.

Одну из историй мы просили повторять снова и снова, в ней говорилось про шута султана, который подавился от смеха рыбьей косточкой. Не желая оказаться виновными в смерти любимца султана, горожане передавали мертвое тело друг другу, делая вид, что шут еще жив, мол, просто приболел или дремлет.

– Почему они не бросили его на улице? – спросила Ася.

Мама пожала плечами:

– Наверное, боялись соседей. Они могли сказать потом, что видели, как шут зашел в такой-то дом, но не вышел из него.

– Может, он вышел, когда все уже спали.

– Как ты это докажешь? – спросил я, представляя, что из меня вышел бы отличный сыщик. Как из фильма, который я видел по телевизору, еле-еле ловившему два-три канала.

– Это ты докажи, что было не так. – Ася ткнула розовым пальчиком прямо мне между ребер.

Мы начали с ней перекидываться предположениями о том, как можно было бы скрыть смерть шута, пока мама не устала от нас и не прогнала кухонной тряпкой.

– Идите отсюда, – махала она на нас. – Играйте во дворе.