© Ава Сканич, 2019

ISBN 978-5-4496-8357-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

А

 
Азалии абрек аккомпанировал,
с азартом он аккорды акцентировал,
акцент в акустике – алхимик аллегорий:
абрек Азалию амурил априори. ¹
 
 
«Ах, Асмодей!» – Азалия в апломб, ^{2 3}
но, алкая, абрек айда её в альков… ^{4 5}
 

Б

Бандиты бросились за Бандерасом. Бандерас бухал бутсами по бетонке.

– Бежать, бежать, – бодро бормотал он.

Бандитская бомба бацнула его в бедро.

– Блин! – буркнул Бандерас.

Безумная Барбара бибикнула бумером: – Быстрей!

Благородный Бандерас блокировал бомбу, и болтыхнулся в бумер: – Бабла не будет.

Барбара брюзжала: – Брандахлыст, бабло на бочку! ⁶

Бандерас броском от борта бабахнул Барбару по башке:

– Бахалда! Барбара в барабаре! ^{7 8}

– Ах ты, балласт безнадобный!

– Безнадёжная баба, болтливая и безумная, – бурчал Бандерас.

– Брысь из бумера, – брызнула Барбара.

– Баста, – Бандерас брякнулся за борт.

Бандитская бомба бацнула его в бедро.

– Блин! – буркнул Бандерас, и бодро бухнул бутсой

по бетонке, – бандиты!

В

Верка верила в Васю. А Васька верил в вино.

– Ин вино веритас! – вопил он, возвращаясь вечером и вихляющим вьюном ввинчиваясь в ворота.

Верка вдумчиво внимала его воплям.

Васька весело выдувал ветры в варёнки. Верка, вздохнув, вставала и величественно волокла его в ванную. ⁹

– Верунчик, – верещал Василий, – возляг со мной!

Верка вздыхала вновь и всовывала Ваську в воздушную вспененность воды. Тот вольготно вытягивался и волосёнки взъерошивались на вздымающейся из воды Васькиной вершине.

Вымывши, Верка выкладывала Ваську на вытрезвление. Всхлипывала Верка и выстирывала Васькины варёнки.

А Васька всхрапывал и вальяжно выгибался, аки Всевышний на воздусях. ^{10 11}

Всевышний верил в Верку.

Верка верила в Васю.

А Васька верил в вино…

Г

Гайдук гробил город. ¹²

Город гундел, горбатился, гадал на гуще, гаерничал в газетах, но гайдук всё гарцевал по гатям, аки гидра. ^{13 14 15 16}

Гиль гоношилась: ^{17 18}

– На гафель! ¹⁹

А гильдия глодала город гламурно и глазетово, глумясь над глупыми. ^{20 21}

Гмара гнётом гноила гнев и горечь. ²²

Глодать-не переглодать…

Д

Димка дождался дела, добыл дорогой добротный дрюк. ²³

– Дорого дал! – долбил по доске дебелый дрозд. ²⁴

Димка дешевился. Дрозд дряпнулся на дрюк и дважды двинул по доске, дерзко добиваясь дырки.

– Дурак! – дразнил дрозда Димка.

Дрозд дотошно достучался до дырки.

– Да. Дёшево дал. Доволен – достойный дрюк!

Димка дурашливо двинул дрозда дрюком.

– Дорога догада, дёшева досада! – добил Димка.

Е

Ева аки евклаз в Евангелии. ²⁵

Евнух не еин: егози-елози, – не ездун, елей. ^{26 27}

Елоп её единственный в Едеме. ^{28 29}

Ё

Ёж, да ёрш – ёрник тож. ³⁰

Ж

Жук жужжал с жужелицей: ³¹

– Ж-ж-жесть! Жерех жаждет жилья – женился на жабе…

Жужелица жёстко жикнула:

– Жиган, жиголо! ^{32 33}

…Жара жгла железо.

Жук жарился на жатве, жужелица желчно жалила жеребёнка.

Жестокий жерех по жанру женитьбы жамкнул жабу в желе…

Жук, жестикулируя, живописал жужелице жильё жереха.

З

Заарканили зайца. Заарестовали и заклеймили на заклание. ³⁴

Запьянцовский зверь-зок заправился заливным и занялся запугиванием: ^{35 36}

– Заяц, а заяц, – зафаршируем, а затем с зубровкой, как зулусы, и закусим зюзиком! ³⁷

– Зануда, – заканючил заяц, – зверь заматерелый!

– Заткнись, заяц, – заорал зверь-зок, – замочу!

Занумерованный, замытаренный заяц звонко заныл. Зудел, зудел, и занудил зверя-зока, запойный зок засипел и зарубил затею: ³⁸

– Зайца заткнуть и в захолустье, затравил, заушник!

Заяц засмеялся и заторопился в зябь. ³⁹

Зарядил Змей-горыныча, и заслал на зока. Закусил зверь-зоком Змей-горыныч и зажировал…

Заяц-то зануда, зазноя, да не зюзя! ⁴⁰

И

Иван-да-Марья изволновалась по Иван-чаю:

– Извечный игрун, извратил идиллию, издеватель!

Изворотливый Иван-чай инспирировал изгнание.

Иван-да-Марья истошно изливала извечные иски:

– Испоганил, Иуда, икреннюю институтку!

Иван-чай изопрел в изгнании, истощился, изверг искус, и история изошла исходом: Иван-да Марья и Иван-чай изнежились в истоме над илистым истоком Истры.

Й

Йодом йоркшира йотили, йодоформом йодили, йоркнулся йорк! ^{41 42 43}

К

Клавишник Костя клёво колотил по клавиатуре.

– Какой кретин! – кисло кивала Клава, – кошки корчатся от Костиных клавиров. ⁴⁴

Костя кулаком крепко кокнул по казану:

– Клавка! Кинь Косте котлет!..

В кастрюле колобродила кислая капуста.

Костя клюкнул киселя.

Клава красиво красилась и клала на Костю кривые коленки.

Л

Лебедь летел в ласковой лазури.

Ливанул ливень.

Лебедь лоханулся и ляпнулся в лужу.

Лошадь ласково лягнула лебедя:

– Ленивец! – ляпнула лошадь, – лень летать!

Лебедь ластился к лошади с лямурным лепетом. ⁴⁵

Лошадь лениво лукавила.

Ливень лизал лоскутную леваду, лакируя листы в лиловый лоск. ^{46 47 48}

Лебедь и лошадь летали, лихо лавируя в летних лучах.

Либретто лебединой ласки льнуло к лошади. ⁴⁹

М

 
Мажор мангал мараковал, ^{50 51}
а марево Мореной мнилось, ^{52 53}
и над Марьяною махрилось,
и морок был как маски милость. ⁵⁴
 
 
Мажор с Марьяною марьяж ⁵⁵
промежевал, мельча мотнёю, ^{56 57 58}
и модерато мщенье мздою ^{59 60}
мажора мучило мудою… ⁶¹
 
 
Мажор ментальностью не мал, ⁶²
но мастерством он мухлевал. ⁶³
 

Н

 
На начале новой ночи
нудный Нудь нудил нудой:
– Ну же, ну же, нос накрой…
 
 
Неохотно нос накрывши,
Некто намекнул незлой:
– Ну же, Нудь, на ночь не ной!
 

О

Опытный оперативник Олег охламона Онуфрия охмурил на описи, и оприходовал опытный образец опия. ^{64 65 66 67 68}

– Образина, облапошил, – орал отвратительный отрок Онуфрий, – описаюсь опять! ^{69 70 71}

– Очень оригинально! – опешил Олег.

Охламон Онуфрий описался-таки от отвращения.

Оперативник Олег в отместку отправил отрока в отделение, и отпраздновал опиумной оргией обертоны организаторского опыта. ⁷²

П

 
Паршивый пёс, печеньем похрустев,
пел по пути приветливый припев:
– Привет, привет, приятно петь порой,
прочь прогоняя прозу и покой!
 
 
По полю пёс печально пробежал
(он по пути подругу провожал),
на полчаса припевчик приглушил,
а после петь погромче поспешил:
 
 
– Привет, привет, приятно петь порой,
прочь прогоняя прозу и покой!
…Паршивый пёс промок и подустал,
но песню петь пока не перестал!
 

Р

– Риск радует рыбу! – радостно ревел Рыба-кит.

– Радует? – разрыдалась рябая ряпушка, – размеры разные! ⁷³

Ряпушка робко рисковала, разворачиваясь рядом с разинутым рылом Рыбы-кита. ⁷⁴

Рыба-кит размахнулся на разбой и рявкнул на ряпушку:

– Риск роднит рыбу с рыбой!

И ряпушка растаяла:

– Рубаха-рыб Рыба-кит! ⁷⁵

С

Сорви-голова съёжился на сосновой скамейке. Смаковал сумрачный сон. ⁷⁶

Стихийные сполохи спорадически сплетались и стаивали. ^{77 78}

Сорви-голова сочинял стихи, сощурившись на сороку.

Сорока справила сорокалетие, старая стала, сороконожку не съест, но схулиганничать – сомневаться не станет.

– Сорока не сорокА, в сонете не строка, соловья сглазила, саквояж слямзила! – спел Сорви-голова скандальный стих. ^{79 80 81 82}

– Сатирик, спровоцируешь свару, – сверху свесилось свежепроснувшееся Солнце. ⁸³

– Свети, не свиристи, свеча, смолю сморчками я сейчас, – спел Сорви-голова. ^{84 85 86}

– Смолкни, смутьян, сожгу! – по-снобски сожалело Солнце.

– Сам, сам, сам-с-усам, а я солнце по сусалам! – спел снова Сорви-голова. ⁸⁷

– Смертник, – сожалела Сорока.

Солнце сверкнуло, и Сорви-голова сомлел во сне.

– Спи, спесивый, состаришься – седой станешь, смурной,…скучный, – сострадальчески сказало Солнце и стремглав схлынуло на стрежень своей страды. ^{88 89 90}

Т

Тверёзый телеграфист тискал таксу: ⁹¹

– Тьфу, токмо трачу треску, а тебе трынтрава, тютя!

Такса топорщилась, тюфяком тяжелела, тявкала, тявкала, и тяпнула телеграфиста.

– Тварь, в тырсик тебя, в тырсик, – тарантил тот. ^{92 93}

– Туесок тощий, таксу не ткнёшь, – трындел Таракан, тасуя тесьму. ^{94 95}

Телеграфист тяпнул терпентину и тюкнул тыкву. ^{96 97}

– Тупица! – тявкнула Такса.

– Ты! – тощий телеграфист турнул таксу в тырсик:

– Турнепсу, а не трески тебе, тать! ^{98 99}

Таракан ткнул тесьму в тушь:

– Тюбетейка-то толковая ткётся!

Телеграфист туркнулся на тюфяк и ну толочь тыкву: ¹⁰⁰

– Толоку-толоку травянистую таку, тыква таровата, ан тюря тощевата! ^{101 102 103}

Такса терзалась-трепетала в тырсике, да и тиканула. Таракан трепыхнулся, и треснул телеграфиста тесьмой:

– Такса тиканула!

Телеграфист в терцию тяпнул терпентину и творил тюрю: ¹⁰⁴

– Талабонь, талабонь, токмо тыкву ты не тронь, тюря да с тимьяном – трапеза! ^{105 106 107}