1

Весь путь до депо за мной тянулся удушливый шлейф: едкий запах топлива, прогорклой смазки, сгоревших проводов и прочих неизменных примет мира машин, в котором понятие “обслуживание” давно потеряло смысл. Этот запах вгрызался в ноздри, будто стая голодных насекомых, оседал на коже, застревал в горле, оставляя после себя металлический привкус. Он не исчезал – даже когда ветер из щели в бетонной стене пытался выдуть его прочь.

Каждый мой шаг отзывался глухим гулом, будто я пробуждал то, что давно спит. Тяжёлые ботинки лязгали по ржавому настилу, по пролётам лестниц, по гнилым металлическим плитам, будто били в набат. Стены вокруг – изъеденные временем, покрытые вспухшими потёками ржавчины – отдавали глухим эхом. Казалось, сама станция прислушивается, шепчет в ответ, скребётся изнутри.

Спуск тянулся вниз, как в подземный желудок древней машины – почти тридцать метров по узкой, ржавой лестнице, прерываемой короткими пролётами. Каждую площадку освещали редкие, тускло мигающие фонари, будто кто-то наверху всё ещё пытался убедить нас, что свет – это норма. Холодный металл ступеней скрипел под подошвами, а в воздухе все тот же едкий запах который никак не рассеивался.

В голове всё ещё звенело – похмелье, усталость и мысли, что всё уже решено за меня. Вчера вечером я закончил обучение. Последняя пустая речь наставника, в которой даже привычный его голос звучал как у бота, отработавшего тысячу таких смен.

А потом мне вручили распределение: депо номер шесть. Без поздравлений. Без прощаний. Без слов: «отдохни перед сменой». Всё произошло быстро – сухо, хрипло, как скрежет изношенной передачи в механизме. Один момент – ты ученик, следующий – винтик в системе.

Но депо номер шесть – это не просто место. Это узел дальнего следования, элитный сектор убежища 307, откуда формируется сопровождение грузовых вагонов на другой континент. Туда попадали единицы – те, кого считали надёжными, стойкими, проверенными.

Вагон с таким же номером 307. Тот самый. Один из немногих, который входит в состав огромного межконтинентального состава. Каждый такой состав формируется одновременно в нескольких убежищах, разбросанных по нашему континенту. Из каждого – всего по одному вагону. Потом их стыкуют – медленно, тщательно – и выпускают в путь: через затопленные тоннели, проржавевшие артерии старого мира, через развалины и дикие зоны, где ещё что-то живёт. Или притворяется мёртвым.

На том континенте – свои убежища, своя система. Каждый состав везёт туда провиант, редкие материалы, оборудование. А взамен – возвращается с тем, чего не достаёт здесь. Иногда – с чем-то более важным, чем просто ящики и канистры.

Это – единственная ниточка связи между континентами. Между мирами. Между «нами» и «ими». И чтобы она не оборвалась, каждому вагону нужна своя команда сопровождения – не просто охрана, а живая часть маршрута. Люди, что умеют решать проблемы на месте. Люди, которые не задают вопросов и умеют держать язык за зубами.

Когда я увидел своё имя рядом с «307» – не поверил. Подумал, ошибка. Шутка.

      Но нет. Это было на самом деле.

И тогда все, кто стоял рядом – мои ещё недавние товарищи, сжимавшие в руках свои конверты с распределением, – замерли. Кто-то молча читал свой приказ, кто-то до последнего надеялся на лучшее, а кто-то просто не верил глазам. Но когда прозвучало моё имя и рядом обозначили: «команда сопровождения, вагон 307», всё вокруг будто притихло.

Они смотрели молча, не говоря ни слова. Одни – с завистью, горькой и трудно скрываемой, другие – с настороженностью, словно на чужака, уже не из их круга. Некоторые отвели взгляд, будто не хотели признавать очевидное: я теперь другой. Уже не один из них. Не вместе.

Между нами словно выросла стена – невидимая, но ощутимая, такая же холодная и пустая, как гулкий тоннель за пределами убежища.

А я просто стоял, не в силах пошевелиться, с пересохшим горлом и мелкой дрожью в пальцах. Меня назначили в отряд сопровождения – элиту, ту самую, о которой говорили шёпотом. Это значит, что я увижу другие убежища, выйду за пределы подземелья, где родился, и, возможно, увижу мир – настоящий, дикий, живой.

Мне было страшно – до тошноты, до кома в горле, до сдавленного крика, который так и не сорвался с губ. Но где-то глубоко внутри всё равно тлело нечто сильное, упорное, то, что теперь уже невозможно было задушить.

Я оказался там, куда мечтают попасть многие, но не решаются признаться в этом даже себе.

– Мои поздравления, Кир! – лёгкий шлепок по плечу вывел меня из ступора. – Теперь ты элита! Это надо отметить. Эй, чего уставились?! А ну-ка, расступись – у нас тут один из сопровождения!

Это был Алекс – местная оторва, вечный нарушитель дисциплины. За всё время учёбы не припомню, чтобы у него был хотя бы один чистый балл. Наверное, и систему как-то умудрился обмануть, или она – его. Но он всегда знал, как выкрутиться, даже когда, казалось бы, вариантов не было. Он не придумывал – он импровизировал. И всё время выходил сухим.

Теперь он уже тащил меня куда-то, обняв за плечо, как старого боевого товарища. Перед нами толпа начала расступаться, а в его руке, как по волшебству, появилась металлическая фляжка. Я уже догадывался, что там было, но, честно говоря, мне было всё равно. До отбоя оставалось всего пару часов, и теперь этот отрезок времени принадлежал мне. Мне и полной, неприкрытой ответственности за то, кем я стал. Ученичество закончилось. Я стоял на ступени выше – на краю взрослого мира, в котором решают не оценки, а распределения.

Я получил направление туда, куда раньше боялся даже подумать. И имел полное право на пару часов отдыха – настоящего, впервые за шестнадцать лет жизни в этом бетонном логове под землёй. Столько времени ушло на подготовку. На ожидание. На страх. А теперь я – в отряде сопровождения.

Где Алекс достал самогон – до сих пор не знаю. Это было первое спиртное в моей жизни. Первая стопка. Первая настоящая встряска. Всё происходило прямо на глазах у остальных – тех, кто ещё вчера сидел рядом за партами. Учеников. А теперь – новоиспеченных взрослых.

Посвящение.

Я держался изо всех сил. Не для показухи – просто не мог иначе. Глотал одну за другой, как горькую правду, сквозь спазмы, сквозь жар и туман в голове. Чувствовал, как всё внутри выворачивается, как будто тело пыталось отказаться, сбросить с себя груз – отказаться от новой реальности, в которую меня теперь втащили. Один за другим те, кто примкнул к нашему «празднику», сдавались: кто-то уходил в сторону, кто-то – к стене, кто-то не успевал дойти до уборной. Их тошнило, они оседали на корточки, теряли лицо и сознание.

Я выстоял. Стал единственным, кто добрался до казармы сам – без поддержки, без рвоты, без посторонней помощи.

То самое место, куда направляли всех выпускников после распределения. Наш новый дом – временный, но обязательный. Пункт обитания. Плацдарм будущего. Так и значилось в протоколе: «Постинтеграционное общежитие, блок В, убежище №307».

Следующие шесть месяцев я проведу здесь. Под постоянным надзором. С графиком, нормами, с учётом ошибок и попыток. Полгода – чтобы доказать – я достоин звания полноценного гражданина. Не просто винтик. Не тень. Настоящий. Один из немногих, кто не сломался.

И этот путь начался с глотка самогона. С вонючей фляги. С боли в желудке. С гордости, которую потом никто и не вспомнит.

Наконец, до слуха донёсся первый звук – шипение, рваное и ритмичное, будто дыхание зверя. Я почти спустился. Оставалось всего несколько пролётов, и вот – глухой утробный гул, ритмичное пыхтение и постоянный стрёкот. Паровые машины уже работали на полную, не останавливаясь ни на миг. Это место не знало тишины.

«Все механизмы должны работать и приносить пользу» – эта фраза была вбита в меня с детства. Повторяли её в учебных блоках, печатали на стенах, шептали наставники. Теперь она звучала в голове сама по себе, как встроенный имплант, как сбой системы, не поддающийся перезаписи.

Депо номер шесть встретило меня облаком густого, маслянистого пара. Он полз из вентиляционных шахт и труб, оседал на лице и одежде, пах гарью, влажным железом и потом. Через эту мутную вуаль сновали люди – рабочие, кочегары, ремонтники. Кто-то тащил ящик, кто-то поднимал гвоздевой ключ, кто-то просто сидел на ящике и курил, глядя в пустоту. Они были частью системы. Каждый – деталь, как и я теперь.

Глаза жгло – от пара, от остаточного алкоголя, от недосыпа. В голове ныло и стучало, но я сделал шаг вперёд.

К своей новой работе.

К своей новой жизни.

На ближайшем ржавом щите значилось:

«Вагон-платформа №307. Стажер: назначен».