Предисловие

Ночь. Спят добрые люди. Спят и недобрые. Спит муж, слегка похрапывая. Не может заснуть Ариша, заливает подушку солёными потоками, пытается разобраться в себе. Пытается понять, что с жизнью сделала, почему всё пошло не туда.

Когда большинство молодых людей, красивых, уже успешных, умных, уверенных в себе, готовятся вступить в жизнь, самостоятельную и многообещающую, они смело делают первый шаг.

А сзади крепкий тыл – любящие родители, готовые поддержать и помочь.

У всех так?

Конечно, нет. Есть другие. И они могли бы рассказать, как у них было. Как больно и обидно было.

Аришка кувырнулась ещё на старте. И встать не могла долго-долго.

Виноват кто-то? Нет. Это её жизнь. Особенная. У всех особенная. Ей досталась такая.

Виновата она? Вряд ли. Как могла, так и жила. Иногда лезла в омут почти сознательно, но там всего лишь хотела спрятаться. Лучшего места не находила.

А что дальше? Внезапно поняла другое.

После смерти не будет того ада, который стал общим представлением. Не будет Господь мучить людей. И бесам не отдаст на растерзание. Хватит, поиздевались уже.

А люди, как раненые солдаты с поля боя, будут возвращаться к Нему, и в руках нести свою измученную душу, как драгоценный дар, который каждому был дан на время. И осознание того, как они этот дар сохранили, что они сделали со своей душой, тот контраст между Божественным замыслом и собственным творчеством, станут той самой болью или радостью. Вечной. Потому что у каждого был шанс. И не каждый облажался.

Половина жизни позади. Надо-надо хоть что-то успеть. Но уже ясно, что у неё не получается. Всё, что бы не делала – сплошные нули. И понимает, что только Господь может поставить перед её нулями единицу. А, может, и не поставит. Его воля. И что тогда?

А ей нужно хоть теперь стартануть. Когда другие уже далеко впереди. Всё равно.

Начать жить… Как? С чего? Может, с рассказа как всё было. Кому? Мужу не смогла. Матери… Но ведь Аришкина жизнь и так перед её глазами.

Только вот беда – мать сама изранена. И старт её был не успешнее, чем у дочери. Лишь по времени гораздо раньше. Что ей рассказывать? Вряд ли кому-то из них будет приятно или полезно. Не надо…

Тогда всему свету.

На что Аришка надеется? А вот на что…

Она помнит про камень, который отвергли строители. И он самый сделался главою угла. И в этом надежда для всех отверженных.

Уважаемый читатель, мой рассказ основан на реальных событиях. То, что касается меня – правда. Но далеко не полная. Что смогла…

То, что касается других людей – по-разному. Не каждому понравится то, что я без его ведома о нём написала, поэтому действовала осторожно.

Есть близкие и дорогие мне люди, они будут следовать вместе со мной по страницам моего повествования.

Есть те, которых создало моё воображение. Пришлось пойти на эту, неприятную для меня меру, так как, даже из малого количества знакомых, которых я посвятила в свои планы, нашлись такие, которые потребовали, чтобы их не было в произведении. Вот и выкручивалась.

Большинство имён изменила. Но не все.

И если вдруг кто-то когда-нибудь спросит, правда ли то, о чём я написала, отвечу: «Ну, конечно же, нет. Где-то что-то действительно имело место, но и своему воображению я дала разгуляться».

Тем более, что воображению в любом случае надо дать волю о ком бы я ни писала, ведь не настолько же моя память хороша, чтобы вспомнить всё.

Глава 1

Спать ложились рано, экономили электричество. Бабушкина пенсия – всего 48 рублей. Это её ещё, спасибо, недавно удвоили. При таком малом бюджете приходилось пореже ходить в магазин. Но бабушка, не привыкшая к тратам, нередко и эту сумму умудрялась не всю израсходовать, но на «чёрный день» не откладывала, а старалась кому-нибудь остаточек отдать. «Бери, бери, тебе нужнее. Куда мне? Вон, новую пензию уже почтальонша скоро принесёт».

Но свет тратить без особой надобности не следовало. Поэтому, как только управлялись с делами, лезли на печь. Ступеньки лесенкой, нижняя – самая широкая, на ней и посидеть можно вместо табуретки. Дети, бывало, за вечер не раз лазили вверх-вниз. И улягутся уж, бабушку поджидая, попутно рассматривая на потолке и стенах разные пятнышки – картинки. Потом игры затеют. Бабушка кричит:

– Тише вы, печку провалите!

«Печку провалим! – смешно и немного страшно, – полетим с кирпичами прямо в котлы!» Но смех смехом, а нельзя печку проваливать. Как без печки?

Наконец, бабушка выключает свет. Дети поспешно отодвигаются друг от друга.

Аришка с Андреем, всё делившие между собой только пополам, давно уже разделили и бабушку. Лечь она должна между ними. Тонкими пальчиками на ощупь проверили лицо. Бабушка «смотреть» должна вверх, потому что, если она наклонит голову в сторону к одному из внуков, получится, что от другого отвернётся, а это уже неправильно. Разобрали по бабушкиной руке и притихли.

– Ну, чаво вам рассказать?

– Что-нибудь.

Диапазон тем неширок, но не беда, можно слушать одно и то же.

Вот, например, сказка про воров, которые утянули поросёнка. Она настолько бабушке наскучила, что, рассказывая её, она редко оставалась в бодрствовании. И внукам приходилось то и дело будить бабушку и подсказывать ей слова, на которых она засыпала. Ребятишек же сказка каждый раз радовала юморными приключениями неудачников и справедливой и доброй концовкой. И оттого, что каждое слово этого произведения они знали уже лучше бабушки, поправляя её, если вдруг её полусонная речь свернёт не туда, сказка становилась им всё родней.

Совсем по-другому звучали бабушкины рассказы о Боге. Здесь она сама увлекалась, вспоминая дорогие сердцу подробности. Жаль только, что подчас недоставало ей этих подробностей. Нужных книг не было, храмы далеко. Спасибо, дочь Варвара выручает, привозит время от времени переписанные на листочках тексты молитв. И с дочерью бабушка их тут же учит наизусть, так как сама почти неграмотная. Варвара уедет, обидно бывает забыть что-то и беспомощно смотреть на непонятные крючки. Но, впрочем, к ней часто заглядывают и заходят, так что спросить есть у кого. Вон и Аришка скоро зачитает. Эта девка молодец, понятливая.

Но сегодня мысли бабушки заняты другим.

– Мамка ваша опять учудила.

Детские маленькие сердечки болезненно сжались, как бывало всегда, когда ругали или не одобряли их мамку. И совсем другое дело, если над мамкиными поступками смеялись и восхищались их остроумием. Только вот дело в том, что так по-разному часто относились к одной и той же мамкиной проделке. Всё зависело от рассказчика. Бабушка Варвара матюкалась и орала. Бабушка печалилась и вздыхала. Бабушку было жалко. Инка Талалаева рассказывала так, что Аришка с Андреем покатывались со смеху и желали повторить мамкины подвиги.

– А что она сделала?

– Да шла она с Инкой Талалаевой мимо Быковых. Маня выскочила, стала на них ругаться. Что ей не понравилось? Не знаю. Те идут, и Маня за ними бежит, ругается. Им бы промолчать, а ваша мамка обернулась и …

Бабушка повторила мамкины слова.

Аришка притихла. Что тут скажешь.

– А Инка? – мамину молоденькую и немного бесшабашную подругу звали по имени и на ты.

– А Инка что? Хохочет, небось. Разве от Инки чего доброго дождёшься?

В отличии от бабушки, детям стало легче, что мамка не одна вела себя «вот так».

– А тёть Маня? – Аришке хотелось, чтобы каким-нибудь чудесным образом все в конце помирились.

– А что тёть Маня? Ругалась. Что ей ещё делать? Не драться же.

О, это было бы совсем скверно. Аришка нелегко переживала свои ошибки и ошибки родных. В центре груди словно залёг тяжёлый камушек. Ей хотелось услышать от бабушки, что всё не так уж и плохо, что все в конце концов поговорят, поймут друг друга и помирятся. Но выразить словами свои чувства не могла. Да и стеснялась показывать их открыто. Поэтому промолчала. А бабушка уже начала вечерние молитвы. Она их чаще пела. А Аришка и Андрей подпевали тонкими голосами.

Через какое-то время правнуки замолчали, засопели, уснули. Но бабушке не спится. Наработалась за день. Гудят ноги, ноет спина, но сна нет. Тихо встаёт, стараясь не разбудить правнуков. А, впрочем, их разбудить не так-то просто. Особенно Андрея.

Зажигает лампаду перед иконой и становится на колени.

Икона большая, старинная. Сын Пётр привёз её из какого-то монастыря. Отправили его учиться на художника в Москву, вот он оттуда и привёз её своей верующей матери. А когда вырос, возмужал, не раз и не два сам перед иконой топотал и произносил страшные слова, глубоко раня материнское сердце.

– Прости, Пресвятая Матушка Богородица, – вглядывалась в тёмный лик старенькая женщина.

И на неё в ответ смотрели скорбные глаза Царицы Небесной, держащей на руках своего Божественного Сына.