Малышка

Последняя рейка послушно легла под нижний край туго натянутой бечевы и, прихваченная гвоздем, замерла на своем месте. Легонько пристукнув молотком по шляпке гвоздя, я отошёл от забора полюбоваться на дело своих рук. Красиво получилось! Пройтись олифой да потом слабым раствором морилки, и забор украсит нашу улицу.

Вот так уже нашу! А всего в начале марта купил я небольшой, по нашим городским меркам, домик в соседней деревне, и мы с женой принялись его обихаживать да благоустраивать. В жилье мы не нуждались : городская квартира вполне нас устраивала. Было в ней достаточно места и для нас, и для подрастающих детей. Но город есть город!

Не только суета и постоянный шум, а воздух, порой так пропитанный выбросами комбината, что першило в горле и щипало глаза, заставили нас задуматься о дачном домике и свежем деревенском воздухе. Я, было, упёрся: какой может быть свежий воздух в пятнадцати километрах от города? Однако поддавшись на уговоры супруги, съездил в гости к её тетке и удивился не только утренней прохладе, но и пронзительной чистоте неповторимых деревенских закатов. Так что загородное приобретение было просто кладом – к концу апреля с десяток грядок с разной зеленью требовали полива и прочего ухода. Поначалу деревенские откровенно косились в нашу сторону: выпендриваются городские богатеи! Потихоньку разузнав наши биографии, потеплели: здороваться стали, улыбались при встрече и даже приглашали на чай. Да и мы не скрывали своих сельских корней… Мне, выросшему в таком же селе, не чужды были никакие сельские инструменты, а если прибавить умелые руки, да к тому же растущие, откуда надо, не в тягость было наводить порядок на своем подворье. Супруга – селянка в пятом поколении, прекрасно знала все тонкости деревенского быта. И то, что у нас на двоих было пять высших образований, деревенские жители быстренько истолковали в свою пользу.

«Вот видишь, – говорили они своей ребятне, указывая на нас пальцем, – учись лучше! И у тебя будет такой красивый домик! И у тебя будет хорошая жена и автомобили, как у пришлых!»

Пришлыми нам предстояло быть долго. А пока все любопытствовали , почём такие гладкие да белые доски? А не будет холодно от этих пластиковых окон? И главное – сколько это стоит? Узнав цену, качали головами:

«– У вас, городских, заработки вон какие! Нам за вами не дотянуться!»

Мое изготовление забора прошло без многих советчиков. Несмотря на воскресный день, на улице почти не было народа. Только один раз сосед Дмитрий, которого все звали Митрий( да тут у всех были клички – «науличные» имена), так селяне звали – именовали друг друга. Я даже знал свою деревенскую кличку– «электрик», это в честь моей профессии на комбинате, там я работал главным энергетиком. Должность ответственная, хлопотная. Но, три зама и восемь инженеров – электриков, по числу цехов, прекрасно знали свою работу, и поэтому мои выходные редко прерывались звонками с комбината. Конечно, сам я часто звонил диспетчеру или инженеру дежурной смены, но больше для успокоения нервов. Из всех ведущих специалистов я был самый молодой. Пятый год, как на этом посту, хотя самому уже стукнуло тридцать шесть!

Так вот подошёл ко мне этот самый Митрич, потрогал пальцем гладкую белизну досок забора:

– Ты чевой – это, сосед, понавыдумывал? У нас отродясь никто заборов струганых не делал! Да кто в первое мая работу ладит? Бросай ты это дело – молотком на всю улицу стучать!

Не внял я его совету, и вот результат – новенький забор лёгкой вязью отгородил мою усадьбу от улицы.

– Наташка в колодец упала! Наташка в колодце утопла! – звонкие ребячьи голоса разбудили сонную тишину улицы. Я мгновенно обернулся на истошные мальчишечьи крики. Трёх сорванцов, играющих невдалеке, я заметил ещё в начале работы. Несмотря на начало последнего месяца весны, утро выдалось прохладное, и яркие курточки ребятни пятнами мелькали на улице. Синей курточки не было. Это я машинально отметил про себя, задыхаясь от быстрого бега. До деревенского колодца, что был метрах в двухстах от меня, я добежал быстро. Заглянул вниз. Метра четыре до воды, цепь размотана и остро кольнуло сердце – неподвижное синее пятно на поверхности воды. Далее я действовал, как автомат.

Перехватывая руками холодную цепь, лихорадочно ища ногами точки опоры на скользких бетонных кольцах колодца, спускался вниз. Когда до поверхности воды оставалось около метра, выпустил цепь из рук, скользнул вниз, стараясь не задеть медленно погружающуюся в воду курточку. Глубина была метра два , и я оттолкнувшись от дна, вынырнув, одновременно подхватив одной рукой ребёнка за курточку, а второй уцепившись за проволочное кольцо, подтянувшись, почти по пояс вылез из воды.

Дальше было легче. Ещё парочка подтягиваний, хорошо, что кольца были узкие, так мог опереться спиной и ногами, и я вышел весь из воды. Купание в ледяной воде колодца сделали мой ум ещё яснее. Подтянув девочку за воротник куртки вверх, положил её к себе на колени, перевернул её лицом вниз. Чуть отпустил свою ногу, и вода потекла у неё изо рта.

«Успела нахлебаться! Надо делать искусственное дыхание!» Как безвольную куклу перевернул её и дернул замок молнии. Ладонь не прослушивали биение сердца на холодном тельце. «Раз, два, три, четыре, – машинально считал я бережные толчки своей руки, – и вдох!» – зажав ей, нос вдохнул воздух в начинающиеся синеть губы.

«И ещё раз! Дыши, девочка! Дыши! Тебе жить, да жить!» – умолял я её. Где-то на пятом массаже сердечко отозвалось слабыми толчками, потом лихорадочно затрепетало, набирая темп. Судорожный вздох, перешедший в кашель, и я понял, что мне удалось вырвать девчонку из лап смерти.

– Мурзик! Дяденька, где Мурзик? – всхлипнула она.

И только тут я услышал жалобный писк, едва похожий на мяуканье котенка. Цепляясь острыми коготочками за выступ бетонного кольца, мокрый, дрожащий от холода комочек, полз к нам. Подхватил его рукой, сунул под штормовку.

Кружок света наверху потемнел и, прерывая голоса и горестные вопли женщин, ко мне вниз скатился голос:

– Эй, Николай! Ты там живой?! – Митрич, склонившись над колодцем, пытался рассмотреть, что там внизу.

– Живой! Мы тут все живые! – гулким эхом отозвался я.

– Цыц, вы, мокрые курицы! – прикрикнул он на женщин, – из-за вас не слышно мне ничего! Все они там живые! Не верещите! Сейчас мы вас вынимать будем!

– Сначала девочку! – я осторожно перебирал холодную цепь, поползшую вверх, – я её в ведро поставлю и привяжу к цепи. Осторожнее там!

Ведро, коснувшись моей ноги, замерло. Вылив воду, я поставил ноги девчонки в ведро:

– Наташа, ничего не бойся! Я сейчас тебя привяжу к цепи, и ведро вытянут наверх.

– Дяденька Коля, а я не боюсь! Вы только Мурзика вытащите, а то мальчишки его в колодец бросили!

– Хорошо, хорошо! Вот он, твой Мурзик! – я потрогал мокренький комочек, который пригрелся у меня на груди.

Выдернув брючный ремень, я прочно привязал девчонку к цепи.

– Давай, пошёл потихоньку.

Колодезный ворот заскрипел, и ведро, с грузом, покачиваясь, пошло вверх. Женщины запричитали, завопили хором, подхватили девочку, и ведро спустилось ко мне.

Цепь снова натянулась и медленно повлекла меня к солнцу.

Несколько рук подхватили меня, помогая вылезти, кто-то их женщин, сорвав с головы платок, вытирал мои волосы, кто-то пытался стряхнуть воду со спины моей штормовки.

– Держите вашего Мурзика,– я вынул запищавшего котенка из-за пазухи и, не обращая внимания на хлюпающую в ботинках воду, направился домой.

Бабка, живущая по соседству, оторвав руку от костыля, перекрестила меня.

Дома я быстро сбросил мокрую одежду, хлебнул глоток обжигающего коньяка – надо же было унять бьющую меня дрожь, включил обогреватель и, укутавшись в махровый халат, нежился в потоке теплого воздуха.

На торопливый стук в дверь откликнулся невразумительной фразой и замер от неожиданности.

В двери вошла, нет, скорее ворвалась «малышка»! – так я называл соседку по улице и как выяснилось, мать спасённой мной девочки.

Её я заприметил раньше, когда заходил в магазин. Особой нужды в покупках в местном магазине у нас не было: почти все мы завозили из города. Но порой что-то да не хватало. Так вот она работала там продавцом. Что это я: она, да она! Зовут её Людмила, и не такая она уж малышка! Просто при своём росте, едва дотягивающем до метра шестидесяти, она имела хорошо развитые бёдра и крупную грудь. Мое мужское начало сразу выделило её среди остальных женщин. Мы, мужчины, хорошо видим таких женщин – это и прекрасная мать, и хозяйка превосходная! Да и любовницы из них, при правильном обращении, первоклассные получаются. Вот так мгновенно оценив эту шуструю продавщицу, я вышел тогда из магазина. Да и не разглядывал я её особо, торопился по своим делам.

А сейчас она сама почти вбежала в мой дом.

– Николай Михайлович! Спасибо вам! Да если бы не вы! Да Наташка для меня всё! Она, моя единственная доченька, и если бы не вы! – она ещё что-то быстро говорила, глотая слова и размазывая по щекам слезы, – вот, возьмите, это вам, это всё, что у меня есть! Спасибо, спасибо вам! – она, упав на колени, совала мне какие-то смятые бумажки.

«Деньги!» – догадался я.

– Сейчас же прекратите! Встаньте с колен! И перестаньте совать мне деньги! – прикрикнул я, отводя её руку.

– Но у меня больше нет! А так хочу отблагодарить вас! Может, мне купить вам коньяк? – она с надеждой взглянула на меня.

– Послушайте, Людмила, вас ведь Людмилой зовут? – Она кивнула головой, – так вот, не нужно меня обижать, предлагая деньги и прочее! Я сделал то, что должен был! Я рад, что Наташа осталась живой!

– Да если бы не вы! Не было у меня сейчас моей доченьки! – слёзы катились по её щекам. Мне показалось, что она так и не вышла из истерики, сражённая страшным известием.

Откуда в глубине моего сознания возникла мысль, что нужно не сильно ударить её по щеке, что бы она пришла в чувство? Я сразу же прогнал эту мысль: бить женщину -это не по мне! А как привести её в чувство? Нужен шок, чуть меньший, но все же шок! И я выдал:

– Людмила, если хотите меня отблагодарить, давайте сделаем так: в следующую субботу я буду дома один. Приходите вечером, поговорим, выпьем хорошего вина… Если сочтёте нужным, то отблагодарите меня. Чисто по-женски отблагодарите… Не считайте меня наглецом, но вы можете отказаться от этого, мне и вашего спасибо хватит!

Она всхлипнула, замолчала и уставилась на меня своими большими глазами.

– Я.., я приду! Обязательно приду! Только могу поздно прийти! У меня смена до девяти, но я приду! Вы ждите! – и, закрыв лицо руками, стремительно вышла из комнаты.

Не, ну не болван же я! Вот так, запросто не подумав, пригласил женщину на свидание! Да ещё прямо сказал – займёмся любовью! Эти новомодное словечко «трахаться» мне не нравилось. Ладно, как говорится, слово не воробей, вылетит, не поймаешь.

Что там у меня? Жена? У неё смена в больнице , дома будет под вечер следующего дня, и то как пожелает приехать. Хороший ужин на двоих я организую, возьму в ресторане кое-что, да и так, нарезать, накрошить салатиков да закусок, это и сам могу. Вино? Возьму самого дорогого, такое в местном магазина не держат. Водка, коньяк? Это дома есть. Банька? Так все равно буду топить. Только позднее. А не придёт? Так пусть её! Сам поужинаю!

Вечером я закрыл дом, выгнал машину со двора и, заметив спешащего ко мне соседа, придержал дверцу машины:

– А ты, Михайлович, оказывается наш человек! Девчонку, выходит, в колодце ещё откачал! Сорванцы сознались: она упала в воду, руками замахала, закричала, а потом закашляла и затихла. Захлебнулась, бедняжка, значит! И вот что удумали эти стервецы! Котёнка у неё отобрали – подразнить хотели, да над колодцем держали. Они бросать -то его даже не думали! А он возьми да и цапни Вовку за палец! Тот от перепуга руку-то и разжал! Котёнок вниз, а она цепь ухватила и за ним! Цепь с ворота и размоталась, может её, ударила, синяк у неё темечке. Так может и продержалась немного на плаву, вот – захлебнулась! Ты, Михайлович, и здесь отличился! Спасателем могёшь работать! Дай, руку тебе пожму! Настоящий ты мужик! Хошь в огонь, хошь – в воду!

Митрич долго тряс мне руку, – молодец! – и до конца расчувствовавшись, вытер сухие глаза ладонью, развернувшись, побрёл к себе.

Неделя прошла привычно суетной. Однако настроение было приподнятым. Не скрою: очень часто я ловил себя на мысли, как там у нас всё получится? Но потом взял себя в руки: а вдруг она не придёт? Чего зря губу раскатывать! Да и совесть заворочалась, было: измена жене и всё такое. Но я её утихомирил быстро: мы, мужчины, в душе очень даже верные! Но душа глубоко внутри, а член снаружи! Да и к тому же – очень мне малышка нравилась! Прямо тянуло меня к ней!

В субботу, с утра, я завёз жену в больницу, она заступала на суточное дежурство, сам заехал на рынок, прикупил овощей, фруктов. Ну его этот ресторан! Положу зелень, фрукты, надо будет – ножом разрежем.

Баню истопил поздно – у малышки смена кончалась в двадцать один ноль-ноль. Помылся сам и даже стал укорять себя за это авантюрное свидание, но ноги сами вынесли во двор встречать её. На улице достаточно стемнело, и для начала мая было прохладно.

Женский силуэт я заметил издали.

Сердце дрогнуло и зачастило. Вечер обещал быть необычным.

Людмила почти бегом скользнула к калитке ограды и, поймав мою протянутую руку, послушно пошла следом.

– Добрый вечер! – поприветствовал я её, – наверное, с моей стороны было большой наглостью вот так пригласить вас на свидание! Давайте договоримся: вы можете уйти в любое время, когда пожелаете!

– Ой, да я за эту неделю так извелась вся! Всё, всё передумала и даже хотела написать вам письмо. Только вот слов для отказа я не находила. А все потому, что очень-очень ждала нашего свидания! Давайте не будем укорять друг друга! А то я подумаю, что вы шутите со мной!

– Да какие шутки! Я и сам очень ждал этой минуты! Вы для меня сегодня самая дорогая гостья! – мы прошли в гостиную. Так я называл самую большую комнату в доме. Вместо печки, важного и необходимого атрибута деревенского дома, я оборудовал камин. Зажжённые заранее берёзовые дрова горели ровно и спокойно, источая приятное тепло. Свет в комнате я не включал. Впрочем, с улицы его не было бы видно из-за тяжёлых портьер.

– Как у вас тут здорово! – восхитилась гостья.

– Людмила, раз мы решили провести этот вечер вместе, то давайте на «ты», – предложил я.

– Ой, давайте! Я где-то слышала, что люди, откушавшие за одним столом, могут говорить друг другу – ты. А у тебя такой роскошный ужин – она с восхищением обошла приготовленный мной стол.

– Так я старался! – мне стало легко и свободно, – приготовил не только ужин, но и баньку! Если пожелаешь, можешь смыть усталость после работы.

– Это так здорово! Только я не взяла халат!

– Вот тебе мой, – я протянул ей халат, – вот полотенце. Волосы просушишь феном.

– Так я могу и у огня, вон какое тепло от углей! Ты проводи меня.

– Конечно, конечно! – засуетился я, – идём.

Баня встретила запахом веника и пряным ароматом мяты. Я показал всё необходимое, пожелал легкого пара, ушёл. Выждав некоторое время, постучал в дверь предбанника и, извинившись, поинтересовался : всё ли в порядке.

– Не волнуйся! Я освоилась, и всё нашла! Скоро выйду.

– Тогда я буду ждать тебя дома, – мельком взглянув на аккуратно развешенную одежду, я вышел. Усмехнулся своей мысли: «Лучше было бы подождать здесь! Лишний раз полюбоваться такой роскошной фигуркой!».

Лукавил я тогда, ох, лукавил!

Миниатюрная видеокамера, да ещё подсветка, не вызывающая подозрения своим слабым светом, зорко смотрела на приготовленную мною кровать. Никаких крамольных мыслей в отношении Людмилы у меня не было. Просто лишний раз полюбоваться на наше действо, и всё. Да и хранить такой компромат, прежде всего на себя, не было никакого смысла. Записал, посмотрел, стёр.

– А вот и я! – моя гостья в халатике и огромном тюрбане шагнула через порог, – я там двери изнутри закрыла. Мы всегда так делаем. Мало ли что! Ещё какой незваный гость забредёт!

– Закрыла и закрыла, – согласился я, – вот фен, суши волосы.

Пока она приводила себя в порядок, я, налив стакан яблочного сока, протянул ей.

– Спасибочки! А минеральная вода есть? А то пить страсть, как хочется! Можно я положу ноги на табуреточку? – она показала на небольшую банкетку, обтянутую красным бархатом, – за день так набегаешься, ног не чуешь!

– Может, отдохнёшь? Вот приляг на диван, тебе будет удобно!

– Ой, да чего ты так засуетился? Что со мной будет? Немного посижу так, пока волосы высохнут!

– Договорились! Немного вина?

– Можно! У тебя какое?

– «Шато Лаффит». По-моему, с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

– Ого! Никогда такого не пробовала! У нас в магазине только молдавские, да краснодарские вина.

Вино, подсвеченное пламенем камина, горело рубином в тонких хрустальных бокалах.

– Какое вкусное вино! – она удобнее устроилась на диванчике, что стоял рядом с камином. Я, приподняв бокал, допил остатки вина. Её халат слегка распахнулся, обнажив нежно-белую ложбинку между грудей. Она, поймав мой взгляд, неторопливо поправила полу халата и чуть заметно улыбнувшись, провела по отвороту второй полы.

– «Поправила, называется! Ещё больше стало видно!»

– Николай, прошлый раз я, наговорила Бог знает что! Ты пойми, я не просто тебе благодарна – я по гроб жизни тебе обязана! Если бы не ты – не было бы у меня моей доченьки! Спасибо тебе огромное!

– Да, ладно! – мне снова стало неловко, – кстати, а с кем сейчас Наташа?

– Так я бабу Лену попросила, она с ней побудет, пока я не приду! – она звонко рассмеялась, – моя соседка чисто ведьма! Я ей говорю: «У нас ревизия, приду поздно, может даже к часу ночи. Ты, баб Лен, ложись на мою кровать и Наташку с собой уложи. Сказку её расскажешь, а я приду, на диванчике прилягу». А она знаешь, что в ответ?

– Что?

– Ты, Людмилка, хвостом перед приезжим сильно не крути! Мужик он, конечно, видный, сейчас таких почти нет, да не про твою он честь! Хотя за таким любая на край света пойдёт! Иди, девочка, иди! Да смотри, без глупостей! Ему дитя не надо, а тебе одной не поднять его на ноги!

Я поперхнулся вишнёвым соком:

– Какое дитя?! И что это баба Лена выдумала?!

– Да не переживай ты так! – Я защищена от беременности! Иди сюда! – она похлопала рукой рядом с собой, – у тебя покрепче вина, что- нибудь есть?

– Коньяк вот, водка в холодильнике.

– Давай коньяку выпьем немного! А то я ещё не совсем пришла в себя от всего происходящего.

Коньяк она выпила, словно это была минеральная вода – залпом и, не морщась, от обжигающей жидкости. Дождалась, пока я не выпил:

– Поцелуй меня!

Едва я успел отвести прядь волос с её лица, как она, прижавшись к моей груди, послушно подставила свои губы. Не знаю, после коньяка или после вишневого сока, но показались они мне нежнее и мягче самой спелой вишни!

Моя рука, ай молодец! Сразу нашла под её халатом упругую грудь. Жаль только, что была она скрыта чашечкой бюстгальтера.

– Сейчас, сейчас, – заторопила она себя, торопливо теребя пуговицы моей рубашки, – сейчас мы всё это снимем! Ты, мой миленький не думай, я, не какая ни будь шалава! Да я как увидела тебя первый раз в магазине, так сразу и ахнула: «Ой, пропала ты девонька! Совсем пропала!» А тут ещё девки, мои сменщицы, подкалывают: «Людка, а ведь он на тебя глаз положил!» Как дура стою, хлеб тебе подала, а про сдачу забыла! Хорошо, Светка тогда тебе отсчитала! – она бросила дергать мою последнюю пуговицу и резво сбросила с себя халат.

Красный бюстгальтер и красные плавки.

Вот деревенские дурочки – вычитали где-то, что мужики на красное ведутся! Да не быки мы, чтобы на красную тряпку кидаться! Хотя это так приятно, что думают, как тебе доставить большее удовольствие!

Я едва успел снять рубашку и сдернуть джинсы, как перед моими глазами в малиновом свете углей от камина, качнулись две полные груди. А вот и плавки остались болтаться на одной слегка полноватой, но довольно изящной женской ножке.

– Давай я! – она потянула вниз мои плавки, член, качнувшись у неё перед глазами, замер по стойке смирно, – какой роскошный у тебя мальчик!

Она быстро припала губами к головке члена, несколько раз торопливо поцеловала его и вдруг сразу целиком забрала её в рот. От неожиданности и теплой волны страсти я, прогнувшись, вставил ей в рот его до упора. Она чуть отстранилась, и несколько раз торопливо насадившись на него. Снова её губы скользнули по моей груди. Потянув