— Идиот, — обреченно заключила жена, проводив мужа взглядом, как провожают взглядом пригородные электрички, которые везут всегда к чему-то унылому и сто раз виденному.
Как будто каждый молочай — это одиночная камера для тех, кто бездарно прожил свою жизнь. Попросту отсиделся в теплой норке, доставшейся по наследству, и ничего после себя не оставил, а если и оставил, то такое, что лучше бы и не оставлял. Вот его и замуровали. А нечего все просирать.
Ведь если ты просто несчастный русский, ты спокойно сознаешь свое несчастье, а если ты с приветом — ты всему радуешься, не понимая даже, что несчастен вдвойне: обычным человеческим несчастьем и несчастьем своего привета.