Пролог

Очнулась она почти сразу и первое, что увидела – это человека со шрамом на лице, сидевшего на карточках у её ног. Его глаза, глядевшие исподлобья, шарили по пространству, потрескавшиеся губы кривились в злобной усмешке. Локти его лежали на коленях, в вытянутой правой руке мужчины тускло поблескивал нож.

Женя знала, что над её головой ещё один человек. Тот, кто прижимал тряпку к её лицу. Долговязый. Она осторожно скосила глаза влево и увидела его. Он стоял каменным изваянием и сквозь кусты напряжённо смотрел в ту сторону, откуда доносились едва различимые голоса. Вперемежку с этими голосами слышался шум приближающейся электрички.

"Надо закричать!, – подумала Женя, – надо немедленно закричать. Вот сейчас! Чтобы кто-нибудь услышал!".

Но медлила, упуская драгоценные секунды. Медлила, понимая, что как только она закричит, Шрам, как она мысленно окрестила изуродованного мужчину, вонзит в неё нож.

Тускло поблескивающая сталь притягивала её взгляд, гипнотизировала, пугала своей выразительной прямотой назначения.

Чёрт! Он так и так её зарежет, чего же она молчит?

Женя прикрыла глаза. Чувствуя, как дрожат её веки, она испугалась, что эти мужчины поймут, что она в сознании. Только бы не выдать себя.

Но ведь всё ещё может обойтись? Если она прямо сейчас закричит и резко вскочит, если она толкнёт ногой этого страшного, неприятного человека… Да, точно! Надо всё сделать быстро и последовательно: пнуть, закричать, вскочить на ноги и бежать. Именно в этом порядке. А, может быть, сначала закричать? Стоп! Зачем она рассуждает? Зачем теряет время? Хорошо, насчёт три. Раз, два, три!..

На «три» сердце больно сжалось, и по всему телу пробежала судорога животного страха.

Женя сжала челюсти так сильно, что горло свело рвотным спазмом. Это помогло на секунду унять судорогу. Затем она резко подтянула правую ногу к животу и со всей силы пнула в белое пятно лица. Шрам взмахнул руками и, не удержавшись в неудобной позиции, полетел спиной на землю.

– Помогите! – закричала девушка и сразу же поняла, что вряд ли её кто-то услышал, потому что голос впервые в жизни подвёл её – крик вышел слабым, сдавленным и потонул в шуме стучащих колёс электрички, которая именно в эти секунды катилась по рельсам мимо ручья и мимо страшного логова этих людей, надёжно спрятанного кустами.

«Надо было чуть раньше, дура!», – пронеслась в голове злая мысль.

Женя даже не успела вскочить на ноги, потому что не учла второго – Долговязого. И тот оказался проворнее – упал на неё всем телом в тот момент, когда девушка, уперевшись локтями в сырую землю, попыталась подняться. Восьмидесятикилограммовая туша пригвоздила её к земле. И второй крик «помогите» так и остался в горле, потому что тяжёлая, грязная рука Долговязого со шлепком упала на рот Жени. Это слово, эта мольба о помощи ударилась об ладонь, скомкалась и превратилась в мычание.

– Ах ты, тварь малолетняя! – прорычал Шрам, вставая на ноги. – Я тебя щас научу, как старших уважать. – Он сделал шаг, грубо оттолкнул Долговязого и, схватив Женю за волосы, с силой ударил её в лицо кулаком. От боли брызнули слёзы из глаз. Женя вскрикнула, Шрам дёрнул её за волосы и сунул лезвие ей под нос. Обдавая густым запахом перегара, он прорычал:

– Смотри сюда, тварь! Ещё раз заорёшь, я тебе всё лицо изрежу, поняла? Я спрашиваю, поняла меня?

– Да, – всхлипнула Женя.

Шрам скосил злые глаза на Долговязого и прошипел:

– Че-то не работает твоя смесь, химик ты гребаный.

– Да нормально раньше было, всё работало, – просипел Долговязый, вращая тупыми, растерянными глазами.

– Фьсе работало, – передразнил Шрам, кривя губы. – Давай тряпку. Завяжем ей хайло, пока она своим рёвом всю округу не собрала.

Стоя на коленях, Долговязый принялся шарить по карманам безразмерной чёрной куртки, наконец, извлёк грязный платок и подал Шраму. Тот развернул его и выругался – тряпка была слишком короткой. Долговязый спохватился, вспомнил, что на шее у него шарф – стянул его, протянул напарнику. Тот скомкал тряпку, сунул её Жене в рот, затем обмотал шарфом её лицо и крепко затянул его концы на затылке так, что остались видны только испуганные заплаканные глаза.

Сквозь слёзы Женя увидела силуэт третьего человека, который появился внезапно за спиной Шрама. Внутри проснулась надежда на спасение; девушка зажмурила глаза, чтобы выдавить слёзы и чтобы прояснился взгляд. Но открыв их, она издала тихий стон. За спиной мужика маячила полупрозрачная, бледная девушка с до боли знакомым лицом. Оксана. Та самая одноклассница, умершая два года назад от тяжёлой болезни. Та, о ком все время твердил Ким.

Глаза призрака выражали терпеливое ожидание, синюшные губы кривились в ободряющей улыбке.

Не поможет, – догадалась Женя, – Ждёт, когда всё закончится…

Глава 1

Впервые Ким начал слышать ИХ двадцать девятого ноября, когда с другом Валеркой отмечал своё восемнадцатилетие. На Валеркиной хате были ещё девчонки, но они не привыкшие к алкоголю и плоским шуткам друга, быстренько собрались и, прощебетав что – то про «ой, мне надо за младшим братом в садик» и «а мне ещё дома нужно прибирать, а то родители прибьют», свалили в закат.

Ким, не выпуская из рук бутылку пива, махнул рукой и уставился в телефон. Валерка бросился за птичками, не пожелавшими скрасить мужское одиночество, как он выразился, и принялся упрашивать их остаться. Кривлялся, заламывал руки якобы в мольбе, но всё без толку. Девчонки отказались от сомнительного предложения и ушли. Друг поскучнел, помаялся на диване, потом запустил «плойку», надел наушники и принялся расстреливать зелёных зомби. Ким ушёл на кухню, поставил пиво на стол, хмуро взглянул в окно.

Короткий зимний день догорел за серой многоэтажкой, фонари своим скучным светом безразлично освещали дорогу, по которой торопились люди, катились автомобили, хаотично ездили курьеры на мопедах.

Ким вздохнул, сделал глоток противной тёплой жидкости, поморщился, глядя на сумерки, тенями лежавшие на стенах квартиры. Краем глаза он уловил движение слева, повернул голову. За столом сидел парень, стриженный под "ёжик". На вид ему было лет тридцать. Тёмные глаза светились тёплым огоньком, на бледных губах застыла слабая улыбка.

– Ушли девчонки? – спросил он с лёгкой хрипотцой в голосе. Голос его прозвучал глухо словно из подземелья и никак не вязался с этим тёплым огоньком в глазах.

Ким взглянул в комнату, словно желая убедиться – ушли ли, и кивнул:

– Ага.

Бледный свет из комнаты ложился на стёртый коричневый линолиум на полу кухни и пытался добраться до ног незнакомца, но ничего не выходило. Ноги парня прятал вечерний сумрак.

– А что так? – иронично спросил он.

Ким поморщился, неожиданно разозлившись на себя, на Валерку, на этот глупый испорченный день.

– Да фиг их знает! – в сердцах крикнул он. – Вроде как – по дому дела… Я думаю, наврали. Просто Валерка спугнул их своими тупыми шутками. Идиот.

– Испортил тебе праздник?

– Да нет, – Ким помотал головой. – Не в этом дело. Просто понимаешь, он всегда так. Что-нибудь ляпнет…

Парень жестом остановил Кима и хрипло сказал:

– Погоди. Дай-ка хлебнуть. В горле пересохло. – С этими словами он протянул узкую ладонь к бутылке.

– А? Да, держи. – Ким протянул ему пиво, отпустил и с заторможенным удивлением проследил, как бутылка медленно упала на пол. Мягко тюкнулась об линолеум, выплёскивая из горлышка пену. Сразу пахнуло тёплым, хлебным.

Пойло вонючее, – брезгливо подумал Ким. На автомате он протянул руку, поднял бутылку и со стуком поставил её на стол. Пена продолжала стекать по стеклу на клеёнчатую скатерть.

Парень, сидевший напротив именинника, не двигался, смотрел также тепло и с лёгкой улыбкой.

– Ну короче, – продолжил Ким, вытирая руку о джинсы. – Думали, нормально с девчонками отметим, так он стал чудить. Лизке сказал, что у неё жопа толстая, ну это та – которая высокая. А вторая, Вера, ей вообще ляпнул, мол, на ночь останешься? Ну дурак, не? – Он вопросительно взглянул на собеседника, тот кивнул, соглашаясь. Посмеиваясь, незнакомец, мотнул головой в сторону комнаты и небрежно попросил:

– Выключи свет в комнате. В темноте как-то лучше…

Ким кивнул и, не прерывая рассказа, двинулся в комнату чтобы выключить свет. Попутно он продолжал рассказывать незнакомцу про Валерку:

– Ага, со мной-то он нормальный. Но когда идём гулять с ним, так он…

Преодолев дверной проём, Ким оборвал свой монолог на полуслове. В голове резко просветлело, как это бывает, когда выспавшись, просыпаешься в одну секунду. Стоп, а это кто вообще? Обернулся.

За столом никого не было. Лишь зелёная бутылка из-под пива глядела тусклым бликом как глазом. По скатерти стекала пена и капала на залитый пивом пол.

Ким задумчиво почесал голову, затем включил свет на кухне, прошёл по узкому коридору, заглянул в ванную комнату. Никого. Проверил входную дверь – заперто.

Сел рядом с Валеркой, отчаянно матерящимся на зелёных уродцев с автоматами в когтистых руках:

– Уроды, ща я вас всех перемочу!.. Вот вам, вот вам!.. Будешь играть?

– Не хочу, – мотнул головой Ким.

Сидел. Косился на кухню, тёр глаза. Посчитал, что просто перепил. Хотя пива выпил – одну «нольпяшку» – как тут перепьёшь?

Раньше ОНИ с ним на контакт не шли. Раньше просто стояли и смотрели.

Настроение вконец испортилось. Атмосфера в квартире друга стала невыносимо тягостной, словно электрический свет стал физически ощутимым и стал давить на виски.

– Пойду я…

Ким встал с дивана, задумчиво глянул в телефон. Валерка стянул один наушник с уха.

– Завязывай, братан, – нахмурился он. – Оставайся, мать же на смене.

– Не, пойду…

Перед выходом он обернулся к Валерке и сказал:

– Братан, будь осторожен. Ну я так… На всякий случай говорю.

Валерка рассмеялся, не придав значения его словам. Обнял Кима и закрыл дверь.

Ким шёл домой и перемалывал в голове разговор с призраком. За кем он пришёл? За Валеркой? За его матерью? Не сказал, не намекнул, сидел, слушал с тоскливым удовольствием. Свет просил выключить.

Валерка отлично играл в волейбол. Высокий, спортивный, но девчонки почему-то боялись его. Было в нем что–то отталкивающее. На Валеркин вопрос «Ну почему так?», – Ким смеялся и говорил, что он – нормальный парень. Ну идиот с девчонками. Со многими бывает. А так нормальный.

***

Третьего декабря, через четыре дня после празднования дня рождения Кима, Валерка возвращался с матча. Он был в приподнятом настроении, поскольку его команда выиграла чемпионат города, и когда трое парней окликнули его, подошёл к ним с видом победителя, с видом человека, которому сегодня покорилось значимое, весомое. И когда они спросили его: «Закурить не найдётся?», – он ответил им с лёгкой усмешкой: «Не курю, и вам не советую».

А нельзя советовать выпившим, злым, замерзающим. Если бы он ответил простое «нет» и, развернувшись, ушёл бы, может быть, ничего бы и не случилось. Если бы он проигнорировал их просьбу и быстро прошёл мимо, может быть, они разозлились, но не стали бы его догонять. Хмурые, злые, усиленно соображающие, где достать на сигареты и на бутылку. Но он улыбнулся им прямо в их мрачные лица и посмел высказать свою точку зрения, дать свой совет, который им был совершенно не нужен.

«Ты охренел, что ли, советы советовать, чёрт?», – грубо спросил один из них.

Вот в эту секунду Валерке бы развернуться и уйти, вот в это мгновение понять бы их состояние, их настроение, вот сейчас бы подумать, прежде чем сказать что – то на прощание. Но он открыл рот и возмущённо воскликнул:

«Сам ты чёрт!»

Налетели так, как будто давно этого ждали. Как будто что – то невидимое, злое, страшное подчинило себе эти три тёмные души и бросило их на этого по-детски беспечного парня. Били со всей ненавистью к этой юной улыбке, к этим светлым глазам, не замутнённым ничем, к этим ещё нежным, не испорченным работой рукам, к этим ногам в кроссовках. Топтали Валеркино лицо, ломали руки, ломали молодость, юность, силу, саму жизнь.

В какой-то момент Валерка изловчился и укусил за ногу одного из них, за что получил страшный, решающий удар в голову и потерял сознание.

Прохожие шарахались, не желая связываться, не желая быть свидетелями, стараясь не видеть этих лиц, не пытаясь запомнить, как выглядят эти люди. Бежали вперёд, тащили за поводки своих тявкающих собачек, тянули любопытных детей. Не мешали, зная, что это не их дело и это их не касается. Не мешали так же преступно и равнодушно, как порой не мешают умирать человеку, лежащему на тротуаре многолюдной улицы.