РоссиИ посвящается

Хвала вам, покорители мечты,

Творцы отваги и суровой сказки!

В честь вас скрипят могучие кресты

На берегах оскаленной Аляски.

С. Марков. «Предки»

Часть 1 Отравленная любовь

Глава 1

Надвигалась ночь. Солнце садилось за горизонт, затянутый полчищем туч, и будто тонуло в адовой топи. Где-то у реки звучали грустные переборы кавакиньо¹, в которые вплетались тоскливые ноты беримбау².

– Ваша светлость, сеньор де Аргуэлло, люди Сан-Ардо никогда не забудут, что вы сделали для них.

– А я, как Иисус, смог допустить это,– капитан устало посмотрел на сидевшего перед ним Лопеса и язвительно улыбнулся.

– Вы крепко самолюбивы,– покачал головой трактирщик и заботливо подлил капитану душистого вина.

– Есть такой грех… – дон надкусил яблоко.

– Как говорится,– Лопес осекся, понимая, что в своей хмельной откровенности идет на краю дозволенного, но под требовательным взором офицера продолжил: – Как говорится в народе: каков корень – такой и плод. Батюшка ваш тоже, точно неприступный бастион… Не случайно же его кличут не только Святым, но и Железным Доном…

Луис усмехнулся: трактирщик был прав, только он, конечно, трусил и оттого не сказал крепче.

– Да… Эти скоты успели много здесь наломать дров,– капитан выпустил в потолок облачко дыма и задумчиво поглядел на мерцающий кончик сигары.

Трактирщик согласно затряс головой, болезненно придерживаясь рукой за изуродованную щеку.

– Это не жизнь, сеньор, а горящая земля под ногами… Но что нам делать, ваша светлость? Разве овца способна спорить с волком?

– Встать! Прежде всего встать с колен и драться, если в дом лезет зверь. Ведь ты здесь не один, Лопес…

Наступило молчание. Трактирщик пару раз вздохнул и с недоверием к тому, что жить можно как-то иначе, по-смотрел из-под бровей на капитана – человека, спасшего жизнь их пуэбло. Он долго и внимательно, точно хотел понять скрытый секрет, разглядывал его руки, лицо, шпагу… Затем шепнул сдавленным голосом:

– Я понимаю вас, сеньор де Аргуэлло, в жизни наступает момент, когда пропадает страх, но…

– Что «но»?

– Зверь зверю рознь… – Лопес перекрестился и потупил глаза.– Простите, ваша светлость, но моя таверна не церковь для исповедей.

– Ну вот что… – дон Луис пристально посмотрел на трактирщика, и того передернуло от горячего взгляда черных, что кофе, глаз.– ОН был здесь?

– Нет, нет,– втягивая голову в плечи, совсем тихо пролепетал Лопес.– Я даже не знаю, о чем вы говорите, сеньор…

– Зачем врешь? Ты разочаровал меня, старик. Я думал, мы как пальцы на одной руке, сжатые в кулак против зла, а ты…

– Прошу вас, дон Луис! – взмолился Лопес.– Не просите от меня так много… Боже мой, за что вы так пытаете меня? И что хотите доказать?

– Только то, что я доказал себе в очередной раз,—Луис грустно усмехнулся и затушил сигару.– У меня нет настоящих союзников и друзей… Ладно, это был всего лишь экзамен для вас всех… И вы его не сдали. Но в следующий раз оценок не будет. Мой эскадрон просто проедет мимо.

– Только не это, только не это, ваша светлость!

Трактирщик мгновенно припал к руке капитана.

– Тогда какого беса вы все молчите?! Я опросил каждого, и каждый словно без языка. Вы должны стать мужчинами, наконец! Женщин из вас, один черт, не получится. Проще всего твердить: ничего не вижу, ничего не слышу, не говорю… Так здесь пропадали люди до прихода бандейры, Анжело? Ты понял меня?

– Может быть, сеньор… может быть… Пощадите, я хочу жить. Это дело правосудия и церкви… У меня ничего нет, кроме впечатлений…

– А убийства в Сан-Лукас, в Санта-Инез, в Пасо-Роб-лес, в Чуаларе, черт возьми, не прибавили тебе впечатлений? Нет, Лопес, это дело и твое и мое, а не только правосудия. Оно верит в случайность этой крови только из-за лени и страха, списывая всё на смуту в стране. Но ты ведь знаешь, старик, что это не так… Что это дело рук…

– Санта-Мария! – трактирщик обхватил голову руками. С его лица начала сбегать краска, оно приобретало восковой сероватый оттенок. Колени мелко задрожали. И он шепотом, в котором звучал предельный ужас, сказал:

– Заклинаю вас ранами Господними! Зачем вы произносите ЕГО имя?

– Что же в сем дурного?

– Как что? Или вы жаждете, чтобы сюда явился его призрак? – Лопес зашептал молитву, когда через порог на веранду шагнул Аракая.

– Что тебе? – Луис вскинул строгие глаза на сержанта.

– Есть дело, команданте! – сбивчиво протараторил Винсенте, склоняясь к уху капитана.– В Сан-Ардо, похоже, нашелся один смельчак, который готов развязать язык…

– Deo gratis!³ Кто он?

– Слепой.

– Боже, гончар Рипозо… – вырвалось из груди трактирщика.– Я так и знал!

Луис нетерпеливо перекинул ногу.

– Слава Христу, что в этой дыре еще не все мужчины стали вязать чулки. Зови же скорей! Где он?

– Сейчас подойдет, ваша милость,– глаза сержанта вдруг заблестели.– Вот… – он положил два кожаных мешочка перед капитаном.

– Что это?

– Грабленое добро, ваша светлость, найденное в поясах мародеров.

Луис без особого интереса расшнуровал один: он был полон явно крадеными безделушками из серебра и золота, причем у большинства из них рубины и сапфиры покрупнее были выдраны «с мясом», впрочем, как и коронки, выломанные у жертв вместе с костью.

– Хорошо, оставьте, сержант. Разберусь. Всё?

Вместо ответа Винсенте лукаво улыбнулся:

– Вас просят на выход, сеньор.

– Кто?

– Та самая пташка, команданте, голос у которой, как ручей озера Буэна Виста.

«Черт, опять она со своей любовью, ведьма… От такой скорее повесишься»,– подумал Луис, нехотя поднялся и вышел.

Глава 2

Оставшись вдвоем с лавочником, Винсенте не замедлил бросить себе в желудок жареного цыпленка, выпить кружку вина и разжиться сигарой.

– Это тебе чаевые, амиго,– прихватывая со стола пару яблок, скупо звякнул монетой довольный сержант.

– Всего два сенса? – Лопес возмущенно приподнял брови.

– Перестань орать как мышь, рожающая ежа,– сержант грозно надулся.

– Помилуйте, уважаемый! Но какие же это чаевые?

– А ты, дурак, всё разом-то не трать! Ну-ну! Не таращь на меня свои наглые глаза, плут… Ты и так с любого сможешь снять сапоги на ходу… Радуйся, что остался жив… Ты вообще должен по гроб жизни бесплатно кормить королевских драгун, так-то! Мы в вашей деревне потеряли семь человек!

В это время на веранде заслышался голос капитана; сержант, погрозив кулаком хромоногому Лопесу, поспешил навстречу своему командиру.

* * *

– Калифорния… – слепой Рипозо растянул спаленные солнцем губы.– Ставлю свой гончарный станок против твоего коня под седлом, капитан… Это край духов и убийц,– он провел иссушенной глиной и водой ладонью по морщинистому лбу, поправляя черную повязку на глазах.– Что, разве не так?

Голос старика резанул слух. Он напоминал глухие удары бубна, в который бросили горсть речной гальки.

– Да, трупов хватает,– кивнул Луис и брезгливо поморщился, когда индеец вновь улыбнулся, на ощупь похлопав его по щеке, как умную собаку.

– Вот-вот, сынок. Целые лиги савана для гробов, вот метка этих гор. Уж мне-то ты можешь верить. Жутью здесь веет… и слугами Омолу⁴.– Он помолчал, будто прислушиваясь к голосу предков, а затем продолжил, развалившись на стуле: – Это теперь я, распухший от пива и тулапая⁵, никому не нужный бродяга, а раньше…

– Эй-эй,– запротестовал Луис.– Давай не будем ворошить старое. Знаешь, если б я был на двадцать лет моложе, то с удовольствием слушал бы твои истории… Я и так верю, что раньше ты был лихой воин, имел много жен и делал лучшие в округе горшки.

– Не в округе, а на всем побережье, сынок,– поднимая палец, многозначительно поправил слепой.– Ладно, я понял тебя… Ты хочешь услышать от меня о Vacero… я прав? Знаю, знаю, что прав… но ты уже, похоже, убедился, что в Сан-Ардо найти болтливого дурака не так уж и просто. Тем более из индейцев. Ты только не торопи меня, белый,– слепой обнажил остатки зубов, пытаясь изобразить добродушную улыбку.– Это до гринго⁶ туго доходит, о чем речь. До гринго, но не до индейца.

– Верно, папаша, верно. Но ты, похоже, уже собирался поведать мне свою историю о… Vacero.

– Кое-что о нем,– вновь поправил краснокожий.—Хотя, конечно, история эта длинная, как хвост Пернатого Змея. Я расскажу тебе всё без утайки, но на своих условиях, согласен?

– Что он сказал? – де Аргуэлло, теряясь от наглости бродяги, посмотрел на сержанта.

– Послышалось, команданте, такое не говорят.

– Нет, нет, белый. Уши тебя не обманывают… Но если тебе не нравится, я могу встать и уйти…

– Черт с тобой. Какие условия? Только быстрее!

Индеец самым серьезным образом поправил древнюю шляпу на голове, что-то шепнул своему талисману, висевшему на темной морщинистой груди, и спокойно продолжил:

– Ты купишь мне пива и табаку, сколько я захочу, немного тортильи, мяса и дашь несколько песо⁷, чтобы слепой Рипозо продержался на плаву какое-то время.

Луис с минутным колебанием расстался с десятью песо.

Ушлый старик, попробовав каждую монету на клык, сунул их в кошель за поясом и крикнул:

– Лопес, черного пива! Разве ты найдешь, хромоногий, лучший бычий пузырь,– он похлопал себя по голому грязному животу,– чтобы перелить столь драгоценную влагу? А ты не смочишь глотку со мной, сынок? – краснокожий тряхнул длинными седыми космами. Черная повязка уставилась на Луиса.

– Нет, Рипозо,– капитан нетерпеливо посмотрел на слепого, потом на притихшего рядом сержанта. Винсенте хмурился. Его приводила в бешенство наглость краснокожего. Если б не терпеливость команданте, которая путала все карты, он бы дано уже выпнул под зад это вонючее пугало. Испанское имя – Рипозо – вот что, по мнению Аракаи, было единственно стоящим в этом бродяге.

– Так, значит, не пьете? – усмехнулся старик, бисерные и костяные украшения трякнули на его шее.– А я вот никогда, сынок, не отказываюсь ни от еды, ни от питья, так как неизвестно, когда духи улыбнутся мне, и я сумею набить брюхо в следующий раз.

В это время Лопес принес миску с горячими лепешками в топленом масле дендэ, истекающий жиром кусок мяса, немного каруру⁸, перец и две добрых кружки пива, искрящихся пенными шапками.

Краснокожий на миг замер, сморщив лицо, которое приобрело сходство со сжатой в кулак рукой в потертой кожаной перчатке. Но склонился к тарелке, принюхался, после чего с довольной ухмылкой навалился на еду.

Луис старался не смотреть на это раздражающее зрелище, предпочитая глядеть на быстро меркнущее небо. Прикончив последнюю лепешку и запив ее основательно пивом, Рипозо вытер жирные руки о свисающие на грудь пряди волос и сыто рыгнул. Затем совсем как койот облизал губы, сплюнул под ноги и начал:

– Это было четыре зимы назад… Тогда мы рыли шурфы и добывали глину у горы Желтая Женщина – гринго ее называют Пайн. Отвалы на реке Салинас иссякли, и поэтому гончары перебрались туда… Славная там была глина, нежная, без зерна, как кожа молодой бабы… Там мы простояли весь месяц Ягод… Наши повозки были полны, когда появился ОН.