Редактор Андрей Тихомиров

ISBN 978-5-4485-6993-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Теоретические основы миграции народов

Сравнительная лингвистика и построение языковой генеалогической классификации очень важно для понимания вопросов этногенеза (происхождении народов). В разработке этих проблем, кроме антропологов, этнографов и лингвистов, участвуют ученые многих других специальностей, в том числе историки, изучающие письменные памятники, географы и археологи, предметом исследования которых являются остатки хозяйственной и культурной деятельности древних народов.

В период позднего, или верхнего, палеолита (древнего каменного века), длившегося несколько десятков тысяч лет и закончившегося приблизительно 16—15 тысячелетий назад, люди современного вида уже прочно освоили значительную часть Азии (за исключением крайнего севера и высокогорных областей), всю Африку и почти всю Европу, кроме северных районов, еще покрытых тогда ледниками. В ту же эпоху происходило заселение Австралии со стороны Индонезии, а также Америки, куда первые люди проникли из Северо-Восточной Азии через Берингов пролив, ранее здесь находился на его месте перешеек, также есть данные о том, что Южная Америка была заселена со стороны Антарктиды, ранее здесь могли находиться также острова или узкие островные перешейки. Согласно гипотезе «первобытной языковой непрерывности», предложенной советским этнографом С. П. Толстовым, человечество говорило на заре своей истории на многочисленных языках, по-видимому, постепенно переходивших один в другой на смежных территориях и составлявших в целом как бы единую непрерывную сеть («языковую непрерывность»).

Косвенным подтверждением гипотезы С. П. Толстова служит то, что следы древней языковой дробности в некоторых странах сохранялись до недавнего времени. В Австралии, например, существовало несколько сотен языков, между которыми нелегко было провести четкие границы. Н. Н. Миклухо-Маклай отмечал, что у папуасов Новой Гвинеи почти каждая деревня имела свой особый язык. Различия между языками соседних групп папуасов были очень невелики. Однако языки более отдаленных групп уже стали значительно отличаться друг от друга. С. П. Толстов считает, что языковые семьи могли складываться в процессе постепенной концентрации отдельных языков небольших коллективов, их стягивания в более крупные группы, заселявшие значительные области земного шара. Другие советские и зарубежные лингвисты предполагают, что языковые семьи возникали обычно в процессе самостоятельного разделения одного языка-основы при расселении его носителей или в процессе ассимиляции при взаимодействии его с другими языками, что приводило к образованию внутри языка-основы местных диалектов, которые в дальнейшем могли становиться самостоятельными языками.

Очень важен для проблем этногенеза вопрос о времени образования языковых семей. Некоторые советские исследователи – археологи и этнографы – допускают, что формирование этих семей могло начаться уже в конце позднего палеолита или в мезолите (среднем каменном веке), за 13—7 тыс. лет до наших дней. В эту эпоху в процессе расселения человечества группы родственных языков, а возможно, языки отдельных наиболее крупных этнических общностей могли распространяться на очень обширных территориях.

Датский лингвист X. Педерсен в свое время выдвинул гипотезу о генетической связи языков нескольких крупнейших семей, которые считались неродственными. Он назвал эти языки «ностратическими» (от лат. noster – наш). Исследования советского лингвиста В. М. Иллич-Свитыча показали научную обоснованность объединения индоевропейских, семито-хамитских, уральских, алтайских и некоторых языков в большую ностратическую макросемью языков. Эта макросемья сложилась в верхнем палеолите на территории Юго-Западной Азии и примыкающих к ней областей. При отступлении последнего вюрмского оледенения и климатического потепления в мезолите ностратические племена расселялись по обширной территории Азии и Европы; они оттеснили, а частично ассимилировали племена, которые обитали там ранее. В этом историческом процессе ностратические племена образовали ряд обособленных ареалов, где началось формирование особых языковых семей. Самая крупная из них индоевропейская языковая общность начала формироваться на территории Южного Урала, а далее в «Большой степи» – от Алтая до Причерноморья.

В качестве археологических культур, которые могли быть соотнесены с областью общеиндоевропейского культурного комплекса, учёные называют халафскую, убейдскую, чатал-хююкскую культуры в Юго-Западной Азии и куро-араксинскую в Закавказье. Вторичной промежуточной прародиной индоевропейцев, по мнению этих ученых, явилось Северное Причерноморье, где их расселение датируется III тысячелетием до н. э. К югу от ареала индоевропейской семьи, возможно, сформировалось ядро семито-хамитской (афразийской) языковой семьи. Севернее индоевропейцев жили, по-видимому, носители картвельского праязыка, восточнее – дравидийского праязыка. Прародина уральских (финно-угорских и самодийских) тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков находилась, вероятно, на северо-восточной периферии. К этой ностратической макросемье языков относятся индоевропейская, семито-хамитская, или афразийская, картвельская, уральская, дравидийская, тюркская, монгольская, тунгусо-маньчжурская, чукотско-камчатская и, возможно, эскимосо-алеутская языковые семьи. На языках этой огромной макро-семьи теперь говорит свыше 2/3 всего населения мира.

Распространение ностратических языков шло, вероятно, как путем расселения древних людей современного вида, так и путем контактов между их различными племенными группами. Есть основание предполагать, что на юго-востоке Азии примерно в то же время складывалась другая древняя языковая макросемья (или ствол) – тихоокеанская, дифференциация которой привела к развитию китайско-тибетских, австроазиатских и австронезийских языков. Другие ученые (в их числе многие советские языковеды) считали, что наиболее вероятным временем образования языковых семей являются более поздние периоды истории, соответствующие неолиту (новокаменному веку) и бронзовому веку археологической периодизации (8—2 тыс. до н. э.). Образование древнейших языковых семей в это время было связано с выделением подвижных, преимущественно скотоводческих племен и их интенсивными переселениями, которые усиливали процессы языковой дифференциации и ассимиляции. Следует, впрочем, отметить, что реальные различия между обеими точками зрения не столь уж велики, так как образование разных языковых семей происходило неодновременно и представляло собой очень длительный процесс.

Раньше других сложились, вероятно, этнические общности, говорящие на языках, которые сохраняются в настоящее время у малых народов, живущих на периферии первобытной ойкумены – территории суши, заселенной людьми (греч. «эйкео» – населять). Эти языки отличаются большим разнообразием фонетического состава и грамматики, нередко образуя между собой незаметные переходы, восходящие, быть может, к эпохе первобытной лингвистической непрерывности. К таким языкам, очень трудно поддающимся генеологической классификации, принадлежат уже известные нам языки американских индейцев, «палеоазиатов Сибири», австралийцев, папуасов Новой Гвинеи, бушменов и готтентотов, некоторых народов Западной Африки.

Первобытное человечество, расселяясь с запада (Африки) на восток (Аравийский полуостров) и осваивая в глубинах Азии новые земли, еще в древнекаменном веке распалось на две группы популяций: черных и белых. Это было связано с уменьшением количества меланина, пигментов коричневого и чёрного цветов. Миграционные потоки были различны, в зависимости от климатических и географических условий местности. К примеру, западная часть современной России могла служить миграционными путями африканцев, которые направлялись к северу, где 100 – 70 тысяч лет назад был совсем другой климат – тёплый и благоприятный для проживания, район современного Северного Ледовитого океана. За прошедшее время археологам удалось обнаружить остатки свыше сотни жилищ древнекаменного века, располагавшихся в поселениях Европы и Северной Азии, например район Костенок в современной Воронежской области России. Конечно, наиболее изучены поселения позднего палеолита в интервале 30—12 тыс. лет до нашей эры. Они размещались в долинах больших и малых рек, таких, как Днепр и его притоки Десна, Сейм, Рось. Ныне остатки этих поселений залегают в толще первой и второй надпойменных террас на высоте от 5—10 до 30 и даже более метров над уровнем реки. Но в позднем палеолите уровень вод был значительно выше, и жилища стояли на самом берегу. При выборе места для поселения решающую роль наряду с близостью питьевой воды играло также соседство охотничьих угодий. Серьезное значение имели и месторождения кремня, использовавшегося для изготовления орудий, правда, кремень в полуобработанном виде можно было принести издалека. Поселение обычно устраивалось на мысовидном участке берега реки или склона балки, с которого легче скатывалась дождевая и снеговая вода. От двух до десяти жилищ (смотря по размеру) вместе с их хозяйственным окружением занимали площадь, в среднем не превышавшую 2000 кв. м. Судя по раскопкам, жилища одного поселения чаще всего были однотипными, но величина их варьировала в зависимости от числа обитателей. Основными типами их были округлое, диаметром до 5—7 м, жилище удлиненной формы и небольшое полу земляночное. Поселения, состоявшие из округлых жилищ, были самыми распространенными. Округлое жилище условно называют «костяным», так как при его сооружении использовались черепа, бивни, нижние челюсти, лопатки, тазовые и крупные трубчатые кости мамонта. И, несмотря на то, что от жердевой основы ничего не сохраняется, по положению костей в развалившемся и засыпанном землей жилище удается довольно точно судить о его форме и величине.

Широкое распространение получили в позднем палеолите и полуземляночные жилища, разнообразные по очертаниям, глубине и конструкции. Одно из них, раскопанное на поселении Костенки I в селе Костенках имело в длину 3,8 м, в ширину более 2 м и в глубину 0,7— 1 м. Это жилище состояло из двух камер, в каждую из которых вел отдельный вход. На полу сохранились небольшой очаг и обычные остатки обитания. В суглинке, заполнявшем полуземлянку, встретились лопатки, тазовые и трубчатые кости мамонта, под которыми, по большей части с наклоном к центру, залегали 22 бивня. По-видимому, кости и бивни входили в конструкцию перекрытия, однако о его особенностях судить пока трудно. Вероятнее всего, бивни служили для обрешетки деревянного каркаса или для прижимания к нему шкур животных.

Очень своеобразно само поселение Костенки I. Его площадка длиной 36 м и шириной до 16—17 м была окружена крупными ямами. Некоторые из них – остатки полуземлянок, но большая часть служила кладовыми для запасов мяса и костей. Вся поверхность площадки изрыта ямами меньших размеров и неглубокими ложбинами, а по ее центральной оси тянулась цепочка очагов. Повсюду, особенно вблизи очагов, найдено множество кремневых и костяных изделий, обломков костей животных, кусочков костного угля, фрагментов произведений первобытного искусства. Но здесь ширина площадки слишком велика, чтобы над нею могло быть сооружено перекрытие. Можно говорить об особенности поселения Костенки – его спланированности. Если обычно жилища в подобных поселениях располагаются в беспорядке или вдоль реки, а также склона оврага, то здесь полуземлянки и ямы-кладовые находятся независимо от характера рельефа. В поселении от окружающего пространства люди отгораживали овальный участок – сосредоточение хозяйственной и социальной жизни общины. В мировой истории поселение Костенки I и близкие к нему известны ныне как первые образцы сознательной «градостроительной» деятельности человека.

Костёнковские стоянки (данные Википедии) – Костёнковско-борщёвский комплекс стоянок каменного века – палеолитические стоянки древнего человека, обнаруженные в районе сёл Костёнки и Борщёво в Хохольском районе Воронежской области. Памятники ориньякской культуры сосредоточены здесь на очень небольшой территории: 26 стоянок разного времени… Здесь представлены различные расы, согласно находкам черепов. В 1950-е годы в течение трёх полевых сезонов в Костёнках открыли четыре верхнепалеолитических погребения. В 1983 году была сделана ещё одна находка. Таким образом, о населении Среднего Дона учёные судят по находкам из пяти погребений: молодого мужчины из Костёнок-14, пожилого мужчины из Костёнок-2 (стоянка Замятнина), двух детей из Костёнок-15 (Городцовская стоянка) и Костёнок-18, новорожденного мальчика из Костёнок-12. Погребения Костёнки-2 и Костёнки-15 относятся к костёнковско-городцовской культуре, погребение Костёнки-18 (21020 ± 180 л. н.) принадлежит костёнковско-авдеевской культуре. Погребение Костёнки-14 с Маркиной горы относится к неизвестной культурной традиции. Человеческие останки со стоянки Костёнки-14 (37 тыс. л. н.) по антропологическим показателям напоминают современных папуасов. Их отличал невысокий рост (160 см), узкое лицо, широкий нос, прогнатизм. Однако позднее население стоянки имеет уже кроманьоидный облик. Скелет из Маркиной Горы (Костёнки 14), датированный возрастом 37 тыс. лет, был исследован на митохондриальную и Y-хромосомную ДНК. У него обнаружилась митохондриальная гаплогруппа U2 (сейчас эта гаплогруппа распространена в основном в Северной Индии и Прикамье) и Y-хромосомная гаплогруппа C1b. У образца Костёнки 12, датированного возрастом 32 тыс. лет, определена Y-хромосомная гаплогруппа CT и митохондриальная гаплогруппа U2. В. П. Якимов обнаруживал сходство метрических данных и контуров мозгового отдела черепа Костёнки-15 с черепом Пршедмости II из Моравии. Для черепа Костёнки-2 Г. Ф. Дебец отмечал дисгармоническое сочетание длинного черепа и широкого лица. Длинные кости до сих были практически не изучены, так как не извлечены из монолита. Архаическими особенностями обладает плохо сохранившийся детский череп Костёнки-18. Посткраниальный скелет новорожденного мальчика из погребения на стоянке Костёнки-12, открытого М. В. Аниковичем в 1983 году отличался от скелетов современных новорожденных значительно более высоким значением локте-плечевого указателя. Г. Ф. Дебец считал, что черепа из Костёнок относятся к трём расам – собственно кроманьонской (Костёнки-2 и Костёнки-18), брно-пршедмостской (Костёнки-15) и гримальдийской (Костёнки-14) и что эти находки отражают участие в формировании верхнепалеолитического населения Русской равнины древних форм современных рас. В. В. Бунак считал череп Костёнки-14 и черепа «негроидов» Гримальди резко уклоняющимися формами. Маленький объём мозговой капсулы черепа из Костёнок-14 говорит об инородности данной находки среди других верхнепалеолитических неоантропов. Особенности телосложения человека из Костёнок-14 прямо противоположны и особенностям человека из Сунгиря, отличающегося брахиморфией, большим ростом, большим условным показателем объёма и высоким отношением массы тела к его поверхности. Возможно, находка человека на Маркиной горе представляет собой свидетельство раннего проникновения на Русскую равнину представителя популяции, не приспособленной к жизни даже в условиях потепления. Предположительный возраст ископаемых останков относится к периоду, когда в этих краях господствовала приледниковая тундра. До последнего времени считалось, что нижние слои датируются 32 тыс. лет до нашего времени. Палеомагнитное и радиоуглеродное исследование найденного в этих слоях вулканического пепла позволяет предположить, что он был занесён после катастрофического извержения на Флегрейских полях 39600 лет назад. Таким образом, возраст древнейшего слоя стоянки может составлять 40—42 тысяч лет. Приблизительное время появления в Европе современного человека (кроманьонца) – 45 тысяч лет назад. Согласно данным палеомагнитного анализа на Костёнках-12 в отложениях, залегающих непосредственно под пеплом, фиксируется палеомагнитный экскурс Лашамп – Каргаполово, возраст которого колеблется в пределах 38—45 тысяч лет назад.

Костяное жилище (вид спереди), Сергин В., Жилища древнекаменного века, с. 151

Костяное жилище (вид сзади), Сергин В., Жилища древнекаменного века, с. 153