© А. Сизых, 2024

© А. Москвин, оформление, 2024

© Русский Гулливер, издание, 2024

© Центр современной литературы, 2024

«Кому стихов насыпать строчкой…»

 
Кому стихов насыпать строчкой?
Неспелых, терпких, но живых ─
В них, сладкий сок под оболочкой
И кислый, и не вкусный жмых.
Кому стихов? Бери бесплатно.
Прочту для всех, кому занятно ─
Учёным, книжникам, друзьям,
Знакомцам или незнакомцам,
Да хоть китайцам. Хоть японцам,
Чьи горы проросли из ям.
Стихов кому? Читал бы уркам,
Старателям упитым в хлам.
Слова считаю по окуркам,
Докуренным напополам
С фруктовым крепким самогоном,
Со смогом смыслов, дымом рифм.
И в каждом слове, беззаконно,
Над каждой буквой вьётся нимб.
Бери стихи, они святые,
Как ком родной земли в горсти.
А что не так в них запятые
Расставил, ты меня прости.
 

Мгновения

«Ветер-ткач сплетает судьбы Мира…»

 
Ветер-ткач сплетает судьбы Мира,
Нитку к нитке, золото и сталь.
Это сон Шекспира ─ слёзы Лира
И предательства вселенская печаль.
Вам нестрашно? И в уме ль вы, жены,
Что предали честь и дом отца?
Грех Иуды ─ сладкий яд измены,
Ждущего награды подлеца.
Лишь одна из трёх полна любовью,
Только ей дочерний ведом долг.
Лишь к её печальному надгробью
Принесёт цветы из рая Бог.
 

«Идёт война, где поколенье ZORRO…»

 
Идёт война, где поколенье ZORRO
Воюет с новым поколеньем ZARA.
Наш мир не знал подобного позора,
Такого подлого исподтишка удара.
Когда родителей предать готовы дети,
А брат, приняв за службу аду мзду,
С проклятьем Богу и всему на свете,
Плюёт на Вифлеемскую звезду.
Уподобляясь Ироду-уроду,
Иуде поклоняясь как царю,
Забыв своих – ни племени, ни роду,
Пьёт близких кровь подобно упырю.
Трус празднует исход, Зверь торжествует,
Паучье знамя подымает враг.
А тот, кто под собой страны не чует,
По моему, ублюдок и дурак.
 

«Кто любит войну? Кто в беде наслажденье имеет…»

 
Кто любит войну? Кто в беде наслажденье имеет?
Проклятое время, сводящее всё к одному,
Когда, даже сердце в горячей груди каменеет,
Когда, все решенья душа доверяет уму.
Что ждёт впереди? Иль победа над нами проблещет
И зыбкое счастье даровано будет в бою?
Иль вечная гибель страны и проклятие женщин,
Чьи пали сыны и мужья за Отчизну свою?
Нам, русская доля на всех и на каждого снова,
Поделена щедро, отсчитана веком и роком.
Оно – наше счастье любви, беспощадно сурово
Хранить от бесчестия Родину в мире жестоком.
 

«Осень осенит тебя дождём…»

 
Осень осенит тебя дождём,
Листопадом обожжёт дороги глину
И накинет плащ туманных дрём
На больную, сгорбленную спину.
А сама, в дырявом шушуне,
Побредёт как странница простая,
Провожая в серой вышине
Журавлей курлычущие стаи.
Запах плесени и дикая тоска ─
Станет воздух твёрдым и тяжёлым.
И уже зима, как смерть близка,
Мнится в снах деревьям полуголым.
 

«Звёзды горят словно в первые дни творенья…»

 
Звёзды горят словно в первые дни творенья.
Лето молится квасу и ест окрошку.
Вечер ярок и ясен, и даже зренье
К старикам возвращается понемножку.
Будет ночь над страною сегодня тёплой,
Но не душной, не липкой и не бессонной ─
Все ночные демоны над Европой.
А над нами, ангел парит с иконой
Богородицы девы святой и присной.
Охраняет родную Отчизну нашу,
Чтобы Лето Господнее, иконописно,
Расцветало ярче, теплей и краше.
 

«Лишь шаг навстречу истине и света…»

 
Лишь шаг навстречу истине и света,
Где горняя река с названьем Лета
Уносит к звёздам наши корабли.
Там, за порогами ревущего потока,
Вселенная как мачеха жестока
К тем путникам, что душ не сберегли.
 
 
Чужие звёзды им сияют льдисто.
Пустынно море космоса вокруг
И бурь магнитных вой, и пересвисты
Вселяют в них космический испуг.
 
 
Взрываются чужих миров планеты,
Где камень растекается как ртуть.
И только одичавшие кометы
Пропащих провожают в дальний путь.
 

«Никогда не будем мы счастливыми…»

 
Никогда не будем мы счастливыми.
Мир устроен грустно, господа!
Потому что мира под оливами,
Видимо, не будет никогда.
Человек не совместим с природою!
Что печально, да и хрен бы с ним.
Но, своей уродливой породою,
Он с самим собой не совместим.
 

«Одно и то же в расписанье года ─…»

 
Одно и то же в расписанье года ─
Как карт старинных ветхая колода.
Поэт, свои страданья подытожь!
Опять февраль, опять дурит погода
И через край уже чернила льются.
Что остаётся? Только улыбнуться!
А Пастернак и в феврале хорош.
 

Победа

 
кто может запретить любовь и свет бегущий сквозь тебя?
кто злобой вычеркнет из неба строчку-ласточку?
победа это то, что майским сердцем дня
                                      колотится в груди,
а ты, на лапку ей, привязываешь ленточку
и выпускаешь в небо навсегда.
и там, лишь мир и счастье впереди.
 

«Прощай, немытая Германия…»

 
Прощай, немытая Германия!
Иди, к войне себя готовь ─
Прошла в России евро-мания,
Избыта краткая любовь.
Учись теперь терпеть лишения ─
Поменьше есть, ходить пешком,
Обогревая помещения
Патриотическим душком.
 

Лето Господне 7530-ое

 
Алхимия июля такова:
Вари варенье, режь и ешь окрошку.
Гадай, предсказывай и пусть твои слова
Останутся в нас жить не понарошку,
А прорастут взаправду. Не по лжи
Мы будем жить, как, в общем-то, и жили,
Когда любили честно и дружили,
И жизнь свою «за други» положить
В любой момент всегда готовы были.
 

В начале

 
Рассвет разливал розоватый мускат
Из колб фонарей придорожных
На серый как скука и пыльный асфальт,
И ветви деревьев тревожных,
Волнуемых утренним ветром с реки.
Где, за долгожданным уловом,
На лодках обшарпанных шли рыбаки,
Как будто за пастырским словом,
Апостолы шли за прекрасным Христом,
Шагавшим по мраморным водам.
А всё, что случится когда-то потом,
Нисколько не важно речным мореходам.
 

Случайное

 
Тревожно моргает звезда, и сердце спешит троекратно.
Уже не вернуться назад и не повернуть жизнь обратно.
Скажи, всё что было давно, действительно быль или небыль,
Как книга или кино? Но, мечется звёздочка в небе
И грустно мерцает в ночи, как льдинка блестит на морозе.
А глупое сердце стучит безумною азбукой Морзе.
 

Слезница

 
Вот тебе денюшка, Ксенюшка.
Помолись за меня, дурака!
Всех грехов у меня три мешка,
Не отмоленных Богу пока.
На Васильевский остров пойду,
В тихий храм на Смоленском кладбище.
Отче Истинный, дай нам еду,
Ту, что сердце так трепетно ищет!
Пусть отмолит нас грешных и злых,
Недовольных, невольных и жадных,
Во владеньях твоих неземных,
От бесовских страстей беспощадных,
Эта женщина силой души.
Хайре, Ксения! Аве^[1], благая!
И моё, там, прощенье снищи,
Всем заблудшим спастись помогая.
 

«Я славлю Господа, что жизнь прожил средь тех…»

 
Я славлю Господа, что жизнь прожил средь тех,
Кто ставил слово выше цифр и чисел,
За то, что не ценил ни славу, ни успех
И никогда от власти не зависел.
Что не приняв на тело знак врага
(Возможно ленью или детским страхом),
Я не попался к чорту на рога,
Хотя и не пытался жить монахом.
 

«Русский дух. Остроги и Кремли…»

 
Русский дух. Остроги и Кремли.
Родина ─ изба на курьих ножках.
Пусть дрожат чужие короли,
Когда видят варваров в рогожках.
Сонм святых и сивых храбрецов,
Кто в лаптях, кто в зипуне на вате,
По примеру дедов и отцов,
Даст отпор немецкой сытой рати.
И тогда, уж не взыщите с нас —
Будет вам небесный свод с овчинку!
Мы станцуем в Вене «Венский вальс»
Под старинную советскую пластинку.
И «Французским вальсом», под Париж,
Помянув без злобы Бонапарта,
Прогуляется ордынский Тохтамыш
Навестить бистро в тени Монмартра.
Раздувайте щёки бровь кривя,
Брызгайте своей слюной отравной ─
Русских любит Бог, благословя
Верою, как грамотой охранной.
 

1917

 
солёный петроградский дождь —
как с рейда радио в столицу.
и Балтика желает слиться
с погодой. вызывая дрожь,
предсказывая наводненье,
эпоху слёз и перемен,
времён безгорестных забвенье
и добрых дел, и мирных сцен.
под колким ливнем, лихолетье
родится с криками «ура!» —
где болью, под казачьей плетью,
где кровью, из-под топора.
 

Петрополь

 
Петербург, Петроград, Ленинград!
Твои церкви со мной говорят.
В красоте твоей чуждой порой,
Виден свет православный, благой.
Здесь святые угодники спят —
В своих кельях посмертных скорбят.
Петербург, Петроград, Ленинград —
Здесь иконы со мной говорят.
Это десмос^[2] и космос вокруг —
Крест кладущих доверчивых рук.
Это кровь на Сенатской и стон,
И блокадных могил миллион.
Этот город немыслимо свят,
Где цари и священники спят.
Этот Град, этот Спас на Крови,
Боже Милостливый, благослови!
 

«Уже цветёт вдоль Леты берегов…»

 
Уже цветёт вдоль Леты берегов
Ковёр вечнозелёной асфодели
И радует безжалостных богов,
Как солнышко младенцев в колыбели.
Гребёт Харон, а ялик, сквозь туман,
Стремглав несётся в брызгах антрацита.
Всё ближе мертвопенный океан
И Стикс, впадающий в урочище Коцита.
Мы – зрители, мы публика пока,
На этом берегу земного цирка.
Но вот закончится сюжет большого цикла
И души превратятся в облака.
А древний шкипер примет нас на борт,
Чтоб плыть в последний рейс, в последний порт.
 

«Кому-то ближе к сердцу Оклахома…»

 
Кому-то ближе к сердцу Оклахома,
А мне милее наша Хохлома.
Трава июньская зелёная у дома
И облака вдоль кромки окоёма,
Как скатерти старинной бахрома.
 
 
Выходишь в люди улицей-улиткой
И льётся свет Господень над тобой.
Расписывая утро за калиткой
То золотой рукой, то голубой.
И веришь в то, что Бог всегда с тобой.
 
 
Люблю цветы Кавказа и Донбасса.
Владивосток люблю и нежный Крым.
Нет дела мне до кактусов Техаса
И субтропических акаций Арканзаса
Не трогает меня слащавый дым.