Глава 1

– Живодёры проклятые! Ну ничего, мы им покажем, они ещё узнают, как в наш порт заходить! – Ленка шипела как змея, с ненавистью глядя на приближающийся корабль, расцвеченный яркими огнями, на корме которого развивался белый флаг, с красным кругом по середине.

– Да-да, мы не хуже Гринписа сработаем, о нас тоже заговорят! – вторил ей кучерявый и нескладный Борис, подслеповато щурясь. Ночь на дворе, а Борька в огромных очках. Смотрел всё же Боря больше на фигуристую брюнетку, которая с бутылкой масленой краски, устроилась на носу моего катера, чем на застывшего на рейде японского китобойца.

– Только давайте быстро. Кидайте свои бутылки, и ходу оттуда – энтузиазма зоозащитников я не разделял, но чего только не сделаешь, если тебя просит красивая девушка, подкрепляя свою просьбу не только поцелуем в щёчку.

– Испугался? – презрительно и высокомерно говорит мне Боря, красуясь перед девушкой. Не по комплекции быкует псина, отрихтовать бы ему ребра, но я отвечаю предельно вежливо, всё же он Ленкин друг и имеет на неё определенное влияние.

– Нет Боренька, просто присесть не хочу. На борту катера номер написан, и его можно легко запомнить. Вам то, что, спрыгнули с лодки, и хвостов к вам никаких нет, а эта посудина на меня зарегистрирована.

– Мы прятаться не собираемся, пусть все знают, что это мы сделали! – продолжает выезживаться Боря, сам не зная, по какому тонкому краю ходит. Моё терпение не безгранично, а учитывая то, что я сейчас на нервах, то Боре несказанно повезёт, если я не сорвусь.

– Павлик, мы только тихонько подойдем к заду этой лодки и повесим наш плакат и верёвку на винт ему намотаем, чтобы он в рейс не вышел – разговаривая со мной, Ленка сменила своё злое шипение, на медовый голосок – спасибо что помогаешь нам.

– К корме… – автоматически поправляю я – и не к лодке, а к гарпунному судну.

– Да какая разница! – возмущается Борис – они убивают китов! Нам крайне повезло, что эта живодёрня сломалась, и зашла к нам в порт на ремонт, так мы сможем до неё добраться и сделать что-то значимое!

Между тем серая корма китобойца «Yushin Maru No. 3», порт приписки Иокогама, Япония, неумолимо приближался.

С Леной я познакомился две недели назад в ночном клубе. Эффектная брюнетка сразу поразила меня в самое сердце и остальные части тела, особенно в нижние его отделы. Она красиво танцевала в окружении подружек, а мне хотелось чего-то нового, неизведанного – да чего там говорить, её мне страсть как захотелось.

Я прожигал свою жизнь, почти ни в чем себе не отказывая, практически безгранично тратя родительские деньги. В мои годы, у меня было всё, о чем только смеют мечтать мои сверстники. Квартира в центре Владивостока, хорошая машина, этот дурацкий катер, что подарил мне отец, когда я закончил ненавистное нахимовское училище, и высокооплачиваемая работа, на которую я мог в принципе и не ходить.

Да, я себе могу позволить не выходить на работу, только потому, что не хочу, отец всё равно меня не уволит, побурчит только, да и простит. У него по отношению ко мне комплекс вины, и я этим беззастенчиво пользуюсь.

Если вспомнить детство, то отца я практически и не видел. На пару месяцев в году он появлялся и тут же снова пропадал почти на год. По-моему, тогда он то ли штурманом, то ли старпомом работал на сухогрузе, который возил фрукты, из экзотических стран. Каждый раз приходя из рейса, он привозил нам с матерью кучу дорогих подарков и импортных шмоток. Так и жили, дома было практически всё, а отца у меня не было. Ну а потом Союз развалился и мой отец, в отличии от многих миллионов других людей из бывшего СССР, сумел развернуться и хорошо подняться. Сейчас у него транспортная компания и около тридцати собственных судов.

Как всегда, когда у человека появляются большие деньги, он старается поменять всё что у него есть на лучшее: машину, квартиру, вещи, часы, и даже жену. Молодая девка, все достоинства которой крылись только в миловидной мордашке, третьем размере груди и длинных ногах, заняла место моей матери.

Маман в принципе тоже не долго горевала, получив хорошие откупные после развода, нашла папику замену довольно скоро. А может и не искала вовсе, а только легализовала свои отношения? Всё же она проводила по десять месяцев одна дома, не верю я, что у неё кроме отца никого не было. Ну а я остался где-то посередине, так сказать лишним.

Проблему мои родители решили кардинально. В один из не очень для меня хороших дней, меня отвезли в город герой Ленинград, и оставили в Нахимовском военно-морском училище, причем вполне себе рабочий филиал этой школы юных моряков был у нас в городе, но видимо родители посчитали, что чем дальше я от них буду, тем лучше.

Перед своим отъездом домой, отец напутствовал меня словами о том, что все Наумовы были моряками, и я должен продолжить семейную традицию. Я должен не подвести череду славных, просоленных морских волков, и стать таким же волком позорным! Так и начались пять лет моего персонального ада. Личное время всего два часа в день, подъём и отбой по расписанию, шагистика и подъём флага, поверки, прогулки, физподготовка. Мне казалось, что я чем-то провинился перед родителями, потому меня и отправили в эту тюрьму, где все ходят строем и в одинаковой форме. Я просил, я умолял, я плакал, но меня так и не забрали обратно домой. Ну а потом я привык, хотя и не смирился. В душе моей поселилась обида и тоска, которую я начал выплёскивать на окружающих, ввязываясь во всевозможные истории и драки. Я быстро возглавил список залетчиков всего потока.

Ещё с детства я решил, что моряком никогда не буду. На мне славная династия капитанов дальнего плавания Наумовых и оборвется. Ну что это за жизнь такая? Проводить самые интересные и молодые годы в стальной коробке нещадно избиваемой морскими волнами не по мне. Я делал всё, чтобы меня исключили, и я своего добился. Вместо положенных семи лет, я отучился пять, и на этом моя морская жизнь закончилась. Ну да, в этой колыбели морских волчат, можно выпуститься и раньше, чем через семь лет, получив аттестат о среднем образовании. Я теперь просто ненавижу море, даже купаться предпочитаю в бассейне.

На выпуск, отец подарил мне новенький японский катер, с мощным двигателем, и красивыми обводами. Лучше бы тачку новую подарил, джип какой ни будь, это корыто мне пригодилось только сегодня, и то если бы не Ленка…

Дурацкая конечно затея. Мне этот китобоец вообще до одного места, а вот Ленка оказалась ярой поклонницей Гринписа. Как только узнала, что на рейд стало японское гарпунное судно, так тут же примчалась ко мне с просьбой, мило улыбаясь, облизывая свои пухлые губки и на ходу заплетая волосы в пучок, что бы не мешали… И зачем я ей только сказал, что у меня катер есть…

– У меня не получается! Я его не вижу! – чуть не плачет Боря, пытаясь завести стальной канат, под корму судна. Трос нужен, чтобы сломать или повредить винт судна. При вращении винта, он наматывает на себя трос, и с каждым поворотом плотность намотки будет становится все больше. По этой причине бывают случаи, когда под воздействием этой силы смещается вал. Как правило, чем больше оборотов сделал винт, тем сложнее снять намотку. А со стальным тросом, иногда даже нужно проводить водолазно-сварочные работы. Это идея Лены, уничтожить гребной винт корабля. Только вот я не уверен, что он у него один, да и кораблик то, арктический, а значит всё у него усиленно и дублировано многократно.

– Подвинься чудище – лезу я помогать любителю китов. Надо закончить всё побыстрее и валить, зря я конечно ввязался в эту авантюру – и не ори так. Услышать могут.

Не знаю, услышали нас японские моряки или нет, сделали они это случайно или специально, но в тот момент, когда мы всё же завели стальной трос в воду, винт судна неожиданно ожил, корабль двинулся на нас задним ходом, подминая под себя мой катер, и всю нашу дружную компанию зоозащитников. Я помню, как трос резко вырвало у меня из рук, и свободный конец хлестнул по искажённому в ужасе лицу Бориса, превращая его в кровавое месиво. Я отчетливо видел, как Ленка, с отчаянным криком бросилась за борт, а потом высокая корма корабля наехала на катер, и холодная вода ноябрьского, Японского моря, захлестнула меня с головой. А ведь Ленка то без купальника, промелькнула последняя, дурацкая мысль в моей голове, перед тем как меня поглотила тьма и адский холод сжал в тисках моё сердце.

***

– Ты у меня под суд пойдёшь! Как так получилось, что пацан один в амортизационном отсеке во время выстрела оказался? И какого хрена вообще он под линь попал?! Вы сукины дети как его укладывали?! Это, мать вашу, работа боцмана и марсового! Твоя работа между прочим! А если бы мы его выловить не успели? – слышу я как будто сквозь вату незнакомый, хриплый голос. Мне чертовски холодно, моё тело дрожит, а зубы отстукивают морзянку.

– Я-то чего?! Это его Хауген туда отправил, морда норвежская! – возмущенно оправдывается кто-то – а тут марсовый, Шанин значит, с бочки орёт, мол с права по борту фонтан и очень близко, из-за айсберга входит! А пушка после второго выстрела с добойным стоит, без линя! Пока то, да сё, пушку пока зарядили, гранату прикрутили, кит уже под носом, Хауген и выстрелил как раз тогда, когда Витька из отсека вылез, кто же знал, что его именно сейчас приспичит?! Про него и забыли все, он же с вахты, а линь то в бухту уложить не успели. Обошлось же всё! Зато здорового богодула взяли, «седого», тонн на семьдесят! Пока в него два добойных не вогнали, не успокоился.

– Выктор учиутся, хорош делайть. Случай, быувает – человек с жутким акцентом абсолютно спокоен.

– Старпом, Шанин! Шанин мать твою, гоноши сюда! Тащи его в кочегарку. Быстро! Не дай бог помрёт ещё. Ну чего стоите?! Бегом! А вы за работу, только попробуйте утопить мне кита – в богу душу мать! Сами за ним нырять будете! – командует хриплый голос, и меня подхватывают сильные руки. Как будто жуткая колыбельная пытается укачать меня и заставить заснуть, я опускаюсь и поднимаюсь, то вверх, то вниз, тело моё то и дело обжигает прикосновение холодного железа. К горлу подкатывает тошнота и меня рвет чем-то очень соленым, вперемежку со жгучей желчью.

– Держись Витька, сейчас согреем тебя. Это же надо, почти пол часа в воде, зимой! Главное, чтобы яйца себе не отморозил, остальное херня. Сейчас Митрич спирта ещё принесёт, враз на ноги встанешь – непрерывно кто-то бубнит у меня над ухом – и нахрена ты только с этим гарпунером возишься? Амортизационную систему постоянно надраиваешь, артогреб тоже, а он тебя так к пушке и не подпустил ни разу. Жлоб он, одно слово, капиталист. Ты же штурман, чем тебе в штурманской плохо? Поработаешь несколько лет, на ходовой мостик, может быть, переберёшься.

Вдруг, жуткий холод сменился вначале приятным, а потом и почти нестерпимым жаром. Кто-то явно хочет меня омолодить до неприличия, как в сказке – холодный котёл, горячий, только молочного коктейля на мою голову не хватает. Между тем от непереносимого пекла на моей голове уже начинают подгорать волосы, пахнет палённым.

– Ну куда ты дурень его пихаешь?! Ты его ещё в топку сунь! Да на нем уже одежда дымиться! Положи его рядом, только от топки подальше. Бестолковые все, где вас только понабирали таких! – новый голос в моей коллекции. Этот просто брызжет ядом. Такое впечатление, что он готов стукнуть чем-то тяжёлым, человека к которому сейчас обращается. Надеюсь это не я.

– Где наш молодой? Ага, голову ему держите – совершенно без предупреждения в мой полуоткрытый рот вливается ракетное топливо, никак иначе я эту жидкость назвать не могу. Стакан в меня влили, не меньше. От неожиданности я делаю глоток и тут же захожусь в мучительном кашле, из глаз ручьем льются слёзы.

– Дурак ты что ли Митрич?! Ну куда ты в него сразу всё залил?! Видишь, не зашло ему, только продукт переводим, понемногу надо было!

– А я что? Мне сказали стакан, я стакан и принёс! Да чего тут пить то? Ой ё! Я же его не разбавил! Бля… – сокрушается какой-то там мудак по имени Митрич – это что же получается, почти фанфурик в него вошёл? Ну и горазд же наш третий штурман пить, даже не поморщился почти. Уважаю! Ну ладно, дальше вы сами, ужин сам себя не приготовит.

А между тем в моей голове стремительно развивались события, вызванные алкогольным отравлением. Вот мне стало хорошо и приятно, вот появились первые приятные образы, а тело расслабилось, тут же прилетел Рембо на своём вертолёте и меня сильно замутило и чуть опять не вырвало, а потом наступила спасительная темнота. Ну и приснится же такое!

Голова раскалывается с перепоя, жёсткая и узкая койка под моей спиной раскачивается так, что я едва не вываливаюсь со своего странного ложа, что конечно же не добавляет мне приятных ощущений, на меня напал жёсткий «бодун» и никак не хочет отпускать. Я открываю глаза, перед моим носом, буквально в нескольких сантиметрах над головой, стальной потолок, покрашенный в белый цвет. Тусклая, почти желтая лампочка болтается в треснувшем плафоне, на расстоянии вытянутой руки. Мой левый бок упирается в что-то жесткое и холодное. Я с трудом скашиваю вниз глаза, передо мной как на ладони открывается тесный кубрик, почти шкаф, и я лежу в нем на верхней полке двухэтажных нар, кроватями эти устройства язык не поворачивается назвать.

Это где это я? А чего это я вообще вчера так напился? Что за повод был? Ничего не помню, хоть убей. Да уж, никогда я ещё так не нажирался, чтобы очнуться неизвестно где и ничего не помнить. Впрочем, судя по всему, я до сих пор пьяный почти в умат. Пора немного притормозить, наверное, так и до белой горячки недалеко. Но вопрос остаётся открытым, где я сейчас мне совершенно не понятно. Слезть бы с этой пародии на кровать, только вот как? Тут и сесть то невозможно, чтобы потом спрыгнуть вниз, да и на живот перевернуться, а потом потихоньку спустить ноги, наверное, не получится, та железная хрень, что упёрлась мне в правый бок, это ограничитель, и только он сейчас не даёт мне свалится вниз – качка просто сумасшедшая. Качка?

Не понял, я что на корабле? Перед глазами в сумасшедшем калейдоскопе промелькнули события минувшей ночи. Твою мать! Нас же японский китобой раздавил к чертовой матери. Борке точно звезда, я хорошо помню, как стальной трос рассёк ему лицо! Это получается меня выловили и спасли? А Ленка? А моя лодка? Да к каким херам собачим лодка! Нас же получается спалили и один из нас стопроцентный труп!

Я застонал от осознания ужаса произошедшего. Я в нахимовском училище учился, и нам хорошо вбили в мозг, что капитан, даже если и маломерного судна, всегда и во всем виноват, если случаются какие-то происшествия на борту. А я капитан и есть, лодка моя, я ей управлял. Звезда мне, к гадалке не ходи! Интересно, отец сможет меня вытащить и из этой задницы? Помнится, с ментами, когда меня ловили пьяным за рулем, он лихо разбирался. Денег и связей у него хватает, возможно в родном городе у него и получится, только вот я похоже совсем не в городе, я мать его на корабле!

Неужели меня японцы выловили и в карцер на своём судне заперли? Эти могут. И если меня доставят в Японию и будут судить там, мне отец точно помочь не сможет. Вряд ли он каждую пятницу бухает в сауне с японскими прокурорами и судьями так же, как и во Владивостоке.

Как слезть с койки я догадался через несколько минут мучительных попыток. Оказывается, ограничитель закрывал не всю койку, а только ту половину, где лежала моя голова и туловище, ноги же были абсолютно свободны.

Я с трудом сполз на холодный пол и застыл не зная, что мне делать дальше, я был абсолютно голый, а моей одежды нигде не наблюдалось. Шкаф он и есть шкаф, тут с трудом одному можно развернуться, а койки две. Я знал, что япошки не прихотливы, но как тут двоим то жить? Если кто-то стоит на полу, второй должен лежать или выйти. По-другому тут никак.

Всё бы ничего, но ссать мне хочется просто нестерпимо, а в этой ходящей ходуном тюрьме, гальюн почему-то не предусмотрен.