© Андрей Гоман, 2015

© Дарья Кулешова, дизайн обложки, 2015

Корректор Ксения Ложкина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава I

Dubito ergo cogito, cogito ergo sum¹

Р. Декарт

1. Тише, сердце, тише!

Что наша жизнь? Это одно лишь мгновение. Мы никогда не живем, мы лишь надеемся, что будем жить.² От детства до старости – это лишь мгновение. От колыбели до могилы – это лишь мгновение. Вот сейчас ты молод и полон сил, а проходит лишь мгновение, и ты уже немощный старик. Всё это от того, что человек не умеет жить настоящим, мы живем либо прошлым, либо будущим. Разочарованный человек живет воспоминаниями, тем самым лишая себя радости настоящего. Он с упоением вспоминает о тех прекрасных событиях, что произошли с ним. Бурная молодость, беззаботная жизнь. А сейчас он беспомощный и угнетенный от осознания того, что всё уже позади. И настоящее превращается в тягостную номинальность, а всё вокруг лишь напоминание о былом. Но и жить постоянными грезами о будущем ужасно, до определенного времени человек живет с мыслью, что в будущем его жизнь изменится, он станет богаче и сможет выбраться из проклятой нищеты. Что еще есть время, ведь тебе всего лишь двадцать один. Или она сможет найти долгожданного принца и осуществить свою мечту о красивой свадьбе. День за днем, год за годом они только и делают, что мечтают, живут будущим, не замечая того, что происходит с ними здесь и сейчас. И в определенный момент проходит мгновение, и он всё еще беден, а она всё еще живет в одиночестве или с кошками. И тогда приходит разочарование, конец иллюзиям и чистое безумие. Вспоминать о прошлом, конечно же, приятное занятие, как и планировать свое будущее. Но бытие устроено таким образом, что человек живет только здесь и только сейчас, забыть или игнорировать это – означает умертвить свое развитие. Вспоминая свою жизнь, я могу с уверенностью сказать, что я так же, как и большая часть людей, не понимал силы мгновения, я строил свою жизнь с позиции «будет», а не «имею». При этом я не мечтал, но чего-то ждал. Даже когда я уже добился определенных успехов, я по привычке не замечал их и смотрел только вперед, жаждал еще, еще чего-то, а я ведь даже и не понимал, чего по-настоящему я хочу. Дайте подобному образу жизни немного времени, и вы достигнете безумия. Безумие появляется очень быстро, оно приходит тихо и дает тебе глоток свежего воздуха, новых ощущений в уже, казалось бы, никчемной жизни. Безумие может оставаться в потаенных уголках вашего мозга, ждать своего часа, и, быть может, если вы не знаете, как с ним справиться, оно непременно направит вас в неблагоприятное русло. И тут всё будет зависеть от вас, вашего самообладания и рассудка, вы можете его контролировать или же нет, но итог один, и он весьма печален для вас: вы либо тоните в этом безумии один, или же как тиран тащите за собой целый пароход беспомощных душ. Я скажу честно, я не видел ни одного безумца, что справился со своим проклятием, и я в их числе. Безумие – это сильнейший разрушитель сердец. Для него неважно, кто ты: тихий или бойкий, смелый или труслив, умный или глупый – важно лишь саморазрушение. Его можно сравнить с акулой, что почуяла кровь, она уже не отпустит, оно уже почуяла вашу слабость, склонность. Безумие придумано Люцифером как средство от скуки. Что только человек не творит в безумии, как оно только не калечит судьбы. Самое удивительное, делаем мы всё сами, разумеется, под влиянием внешних факторов, но сами. А Люцифер сидит себе и улыбается, вот знатное развлечение. И бок о бок с безумием тирания. Сущность, от которой плачет мир. Одно другое дополняет, одно без другого не может существовать. С безумием и тиранией не рождаются, их приобретают от неумения жить под влияние внешних факторов. Я безумец и тиран, и я прекрасно знаю, о чем говорю. Я поведаю вам историю о том, как становятся безумцем и тираном. Но я не верю, что она вас чему-то научит, люди не учатся, сущность никогда не изменится – она неизменна. Цель только одна – упростить свой суд, чтобы Он не тратил на меня свое драгоценное время. По законам жанра в последний час я уверовал.

Я родился в маленьком городке на Дальнем Востоке нашей родины, у города было древнее название Тонис. Тонис располагался глубоко в лесу, здесь был огромный деревообрабатывающий завод. Это обычный город, ничем не примечательный, таких сотни тысяч в нашей стране. Дома были сделаны из серого камня, повсюду был асфальт, а в небе бесконечная пелена из серых облаков. Тонис был мрачным на вид, а жители вечно угрюмыми. Единственное, чем жили здесь люди, – это был завод, всё остальное было производное. Жители были такими же, как и в остальной части нашей родины. Они мало интересовались культурой или спортом, для них было важнее, чтобы многочисленные слухи о закрытии завода не воплотились в реальность. Их день, месяц и год был очевидным и простым. С 8:30 до 18:00 тяжелый труд на заводе. С 18:00 до 20:00 бар: обсуждение слухов, жалобы на то, что не хватает денег, что слишком большие счета, упреки зарубежных стран, реже собственное правительство. Единственная радость работяги – это выпить в баре с друзьями и поболтать. С 20:00 начиналось время телеинтернета, место, где человек получал информацию. Мы социальные существа, мы рождены в информации и должны в ней жить (кто-то даже в ней умирает), а телеинтернет – это то, что помогает людям узнать, пусть и не объективную информацию, но всё же что-то новое. Каждое воскресенье жители идут в церковь послушать проповеди пастора. Эти люди не хотят много думать и что-либо решать, они не хотят перемен, для них самое важное знать, что завод завтра откроется, что в баре пиво будет стоить ровно 0,99 динариев, что будущее очевидно. Жизнь проста, как стекло, чистая и прозрачная. Никто из этих людей не хочет знать чего-то большего, они не хотят искать сакральную истину, ведь тогда их хрупкий мир разрушится. Они не мобильны, они крайне консервативны в своих принципах, всё новое для них чуждо. Но, несмотря на явные недостатки, на мой взгляд, отсутствие мобильности – это недостаток, люди подобного рода обладают очень сильным качеством – упертостью. Эти люди будут терпеть многое, но, если же они поднимутся, они будут идти до конца. Они будут терпеть боль и страх, они мужественно перенесут все тяготы и сплоченно достигнут цели. И данная черта всем известна, она известна и консулу. Именно поэтому консул держит этих людей на грани нищеты, на том уровне, когда они вроде и довольны и в то же время не в силах просить чего-то большего. Сила массы зависит от силы желаемого. Но в то же время эти люди составляют костяк нашей страны, они являются оплотом консула – это одна из главных особенностей нашей страны, удивительная непонятность, парадокс сознательной бедности и угнетенности. Бедный и замученный от собственной власти народ, до последнего преданный своему консулу.

Вот в таком городе я и родился. Мой отец был таким же работягой, он был обычным автомехаником и отдал всю свою жизнь этому заводу. Он был суровый и прямолинейный, он всегда говорил то, что думал, за что, бывало, страдал. Он любил выпить, но никогда не напивался до горячки. Он любил свой город и свою страну и всегда считал, что на благо родины почетно страдать. К сожалению, мои отношения с отцом были не такими близкими. Отец относился ко мне не сказать, что с неприязнью, но точно не с теплыми чувствами. Я никогда не понимал, отчего было так, возможно, это связано с тем, что его отношения с дедушкой были ужасными. Отец ненавидел дедушку всеми частями своего тела, каждым кусочком души, дедушка, в свою очередь, ненавидел отца, в такой обстановке отец и вырос. Дедушка умер, когда мне было ровно пять лет, и мы даже не поехали на похороны. Некоторым просто не дано быть родителями, вот про моего отца можно было сказать именно так. Отец всегда полагал, что моя обязанность быть рядом с ним, делать для него всё, что он попросит, у него было, скорее, потребительское отношение ко мне. Я уловил его подход с раннего детства и никогда не пытался этого изменить. Но он всё равно был мои отцом, и я любил его, и, когда он действительно нуждался во мне, я был рядом, даже если он это не ценил. Моя мать, напротив, проводила со мной всё свое время, мне кажется, что я повзрослел очень рано и был вполне самостоятельный, мне было жаль, что мама тратила всё свое время на меня, и я всячески старался исправить это, и, когда я говорил ей об этом, она только улыбалась. Мама была очень образованной, у нее было высшее социологическое образование, она была стройной шатенкой, с чудесными голубыми глазами. В отличие от моего отца, который рос в семье обычных трудяг, мама росла в семье интеллигенции, предки мамы были англичане-аристократы, приехавшие с миссионерской целью. Но, знаете, это были не те аристократы, при виде которых человек плевался, они были действительно отличными людьми и сделали многое для Тониса. Они несли образование и культуру в массы, всячески пытались развивать общество, и не их вина, что люди предпочли залезть обратно на деревья. Мама получила великолепное образование, она обладала манерами и статью, глядя на нее, можно с уверенностью сказать: в этом человеке есть благородство. Родители были не в восторге от выбора мамы, однако не стали противиться выбору дочери. На самом деле это обычная деревенская история, когда девушка-аристократка (по происхождению и уму) выбирает незаурядного и малоообразованного парня. Так что по маминой линии я англичанин-аристократ, и, признаться честно, некоторые специфические черты мне передались: умение держать себя, педантичность, стать.

Мама обладала поистине удивительным остроумием, чудесной памятью. Я до сих пор удивляюсь, как же она со своим багажом знаний не получила большой пост. Хотя ответ всё же был очевиден, главным фактором был отец. Когда жена умнее мужа и он это прекрасно понимает, он всячески пытается ее подавить. Морально и порой физически. В нашей семье не было рукоприкладства, не было, потому что мама была очень умной и прекрасно знала, как не допустить этого. Она сознательно была пассивной на госслужбе, она не демонстрировала свои знания и умения, чтобы не злить отца. Это глупо, это большое преступление по отношению к своему таланту и уму, но это цена моего детства, чтобы я не рос без отца или не был свидетелем постоянных издевательств. Мама с достоинством терпела частые упреки отца, его насмешки на почве ее образованности и происхождения, мне было искренне больно за нее, но я всегда боялся вступиться, мне стыдно, но в эти моменты я боялся отца.

Я перенял некоторые качества от своих родителей. От отца упрямство, от мамы любовь к рассудительству и учебе. До шести лет я ходил в детский сад, как и все малыши. Детский сад был обычным, обучение было стандартным. С детства нам прививали любовь к родине, к религии. Каждый вторник мы всей группой под руководством воспитательницы ходили в церковь Тен. В нашей стране только две официальные религии – это Тен и это Вей. По своей сути они абсолютно одинаковые. И Тен, и Вей придерживаются монотеизма. И у Тен, и у Вей есть ад и рай. И Тен, и Вей обладают сакральными книгами. Разница лишь в обрядах и в том, как именуется Бог. Их сущность заключается в фатализме, в том, что наши судьбы уже предопределены, нам же лишь остается следовать уже определенным истинам. Были две простые истины – чтить Закон Божий и закон права. Казалось бы, это вполне неплохая структура, но, как и всегда, страдало исполнение. Жажда права выбора или мысли о нем, считались девиантными: есть определенный алгоритм жизни, начертанный Богом и государством, и человек должен ему следовать, иначе позор, общественное порицание и муки ада. Но, как я уже упомянул, это вполне неплохая структура, но, как это часто бывает в моем народе, нас подводит исполнение. Есть закон, как Божий, так и права, человек обязан его исполнять. Обычные, прописные заповеди, такие как не укради, не убей, веди себя подобающим образом, – всё, что дисциплинирует человека. Законы Божьи и законы права говорят человеку, что хорошо, что плохо. Однако есть большой соблазн внести в этот список, скажем так, что выгодно тебе лично. К примеру, митинг расценивается как проявление неуважения к государству или церкви, как предательство веры и родины, за что ты обречен на ад или на «справедливую в моральном и правовом смысле» кару суда. Критика, как государства или действия церкви, подчеркиваю церкви, а не устоев веры, означает лишь нарушение псевдозаповедей, а не нормальные конструктивные отношения между обществом и институтами государства и церкви. Фатализм проник в самую сущность человека, в его принципы мышления. Фатализм пытается умертвить всякую веру человека в то, что он способен жить, как ему хочется, делать выбор исходя из своего личного убеждения. Церковь и государство давно уже договорились, одни правят душой, другие разумом. Разделяй и властвуй, помните.

До определенного момента я с интересом относился к религии. Я с удовольствием ходил в церковь, с интересом слушал пастора. У нас был хороший служитель церкви, его звали Яков. Ему было, наверное, лет семьдесят, но он не производил впечатление дряхлого и ворчливого старика, скорее, наоборот, он был всегда бодрым и веселым, занимался спортом, много времени проводил в библиотеке. И, в отличие от остальных взрослых, он никогда не навязывал нам религию. Да, он был пастор, и его обязанность была добиться нашего послушания и благосклонности к Тен, но он никогда не делал этого через кнут. Его проповеди были ненавязчивыми, в беседе он был учтив и всегда с юмором что-то рассказывал. Я помню, когда мне было четыре года, в садике, когда я обувался, меня случайно толкнул один мальчик и я со всей злости сказал ему, что он дурак. Мальчик заплакал, и я испугался, напуганный рассказами взрослых об аде, я подумал, что попаду туда за это слово. Я никому из взрослых не рассказал об этом случае. Никому, кроме пастора Якова. Я помню его улыбку так, словно это было вчера, он улыбнулся и сказал мне:

– Андрей, за это ты не попадешь в ад. Но это плохой поступок. Пойми, нельзя делать зло другим не только потому, что ты попадешь в ад, а потому, что это плохо по отношению к другому человеку. Слова могут ранить других людей не меньше телесного воздействия.

Мне безумно нравился пастор Яков, но другие почему-то его недолюбливали. Когда я подрос, я осознал, почему же к нему относились с нелюбовью. Дело было в его мнении, точнее, в наличии у него иного мнения. Как и мой отец, он был прямолинейным и всегда говорил, что думает. Он часто критиковал правительство, Тен и Вей. Людям это не нравилось, то ли от страха, то ли от убеждений, поди разбери.

С детства нам внушали, что наша главная надежда – это завод, государство и церковь. И мне нравилось это. Это были три принципа жизни Тониса. Я уже мечтал о том, как буду работать на заводе с отцом. Нам демонстрировали фотографии почетных работников завода, рассказывали об их успехах. Раз в месяц к нам приходили действующие работники и рассказывали о своей профессии. А мы, в свою очередь, с огромным интересом слушали их рассказы. Они становились нашими кумирами и примерами для подражания. В шесть лет меня отдали в школу, и уже тогда, под большим впечатлением, свое будущее я видел на заводе. В первом классе, помимо учебы, нам преподавали основы механики деревообрабатывающего станка, в школе впервые нам конкретно начали вдалбливать о нашем будущем. О том, что мы опора и надежда нашего города и нашей страны. Вы бы видели лица первоклашек, они были наполнены гордостью и счастьем. Мы – это опора и надежда, звучит красиво и приятно. Первый класс я закончил на отлично, мне нравилось учиться. Мне нравилось проводить время в школе, хоть у меня и были проблемы в общении со сверстниками. Я был очень спокойным и замкнутым, мне было тяжело налаживать контакт. Я был умен не по годам, мне с легкостью давалась школьная программа. Но не общение, с каждой неудачей я замыкался всё сильнее и со временем перестал предпринимать какие-либо действия. Для человека, который с трудом вписывается в общество, жизнь становится тяжелым испытанием, для общества он становится изгоем и целью для издевок. Меня звали зазнобой за то, что я был молчалив, и всем казалось, что я высокомерный.

Первые в жизни летние каникулы я провел у мамы на работе, в архиве министерства образования. В глазах отца я упал, он часто говорил мне об этом, и мне было грустно от этого. Но мама спасла меня от всех невзгод. В архиве было огромное количество книг, была даже запрещенная литература. И мама дала мне первую в моей жизни серьезную книгу, после каждой главы мы обсуждали прочитанное. Я делился с ней своими мыслями, был ли я согласен с автором или, наоборот, был против его суждений. Но каждый свой вывод я должен был аргументировать. Мама мне постоянно говорила:

– Андрей, ты должен быть уверен в том, что говоришь. Ты должен приводить доводы в защиту своих слов, иначе твои слова ничего не будут стоить.

И повторяло одно изречение: