Ибо буйно разросшийся пафос – это уже пошло, а пошлость – лишь неправильно понятая ценность.
нему быстро вернулся столичный гонор и особый, присущий только москвичам, «чёрный юмор», чаще приписываемый врачам и юристам.
Это юным и влюблённым позволено по глупости облекать свои мелкие страсти в дивные узоры рифмосплетённых строчек. Человек, поживший на свете, знает, как скоротечна молодость, а потому тратит благословенный дар Аллаха исключительно на ругань!
Твёрже всех на грешной земле стоят писатели-фантасты. Судя по тиражам и гонорарам…
А вечер на Востоке короткий, как первый поцелуй застенчивой девушки, томный, словно её дыхание, и нежный, как тонкая, пульсирующая жилка на её девственной шее… (Это не руководство для начинающих вампиров, это эротика!)
Взорам наших героев явилась здоровенная бабища в рубахе до колен и шароварах, с лепёшкообразным личиком, плоским носом и донельзя узкими глазками. Чадрой или вуалью она себя не прикрывала… Оно и логично, ведь врачи и астрологи, равно как парикмахеры или торговцы помадой «Мэри Кей», полноценными мужчинами не считаются.
«Этого делать нельзя, потому что сделать это невозможно». Он тряхнет кудрявой головой, высокомерно хмыкнет, улыбаясь: «Всё это чушь, старик! Смотри сюда…» – и сделает всё, как надо. Ну а если это действительно невозможно, он просто затратит чуть больше времени…
Юность, увы, быстротечна. Старость, впрочем, тоже не навсегда…
– Ладно, шайтан с тобой, обольстительный бесстыдник! Ответь только на один вопрос: там, в гареме, ты спал с какой-нибудь женой эмира? – Сразу с тремя… Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже… бодрствовал!
– Храни аллах! – перекрестился Лев. – Храни аллах, – автоматически поддержал домулло, едва не повторив тот же жест.
Поняв по одежде и манере властного хамства, что перед ним начальство, Оболенский отвесил поясной поклон, присел в реверансе, отдал честь и на всякий случай ещё отсалютовал рукой на манер «хайль Гитлер!».
Судя по тиражам и гонорарам…
– Сразу с тремя… Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже… бодрствовал!
– Храни аллах, – автоматически поддержал домулло, едва не повторив тот же жест.