К фельдшерскому пункту 1-го Таманского полка Закаспийской области подъехали на жеребцах алха-текинцах пятеро туркмен. Они одеты в синие полосатые халаты, на головах чёрные курчавые папахи, на поясе клыч (кривая сабля), за кушаком нож-бичак, за плечами кавалерийский карабин, на плечах погоны. Это воины Туркменского первого дивизиона вернулись из разведки. У одного, маленького невзрачного туркмена левая рука чуть ниже плеча перебинтована какими-то тряпками, пятно засохшей крови на них. Он лихо спрыгнул с коня и весело крикнул младшему фельдшеру Ивану Сорокину:

– Эй, фельдшер, найдётся, чем помазать и замотать получше. Зацепило вот малость.

Иван узнал в этом туркмене подполковника Лавра Георгиевича Корнилова.

– Конечно, найдём.

Корнилов что-то сказал по-туркменски своим спутникам и те ускакали.

Сорокин спустился в погреб, взял оттуда всё необходимое для обработки раны и кружку холодной воды.

Полковник с удовольствием выпил холодной воды.

– Хорошо. В июне здесь всегда пекло, – сказал Корнилов.

Сорокин кивнул, соглашаясь, и умело и ловко перебинтовал раненную руку подполковника. Корнилов оделся.

– Температуру померить надо, ваше высокоблагородие.

– Зачем? – удивился Корнилов.

– Так положено.

– Ну, если положено… Мы люди военные, придётся подчиниться. Только какое я «высокоблагородие?» Мы с тобой одного поля ягода, фельдшер. Ты линеец?

– Так точно, казак Линейного Кубанского войска, станицы Петропавловской.

– Вот. А я казак Сибирского линейного войска, станица Каркаларинская. Только я там жил до одиннадцати лет, потом мы в Зайсан перебрались. Каркаларинскую плохо помню: с трёх сторон горы, с четвёртой – степь, жара, пыль, нищета. Ты, говорят, в шахматы весь полк переиграл?

– Ну, не весь, – улыбнулся Иван, – а рядовые больше шашки любят.

– А ты?

– Не знаю. И то и то, но шахматы больше.

– Так давай сыграем в шахматы, пока ты мне температуру мерить будешь.