Глава 1. О дороге и безнадёжных идеях

В детстве я безумно любила дорогу.

Летнюю, когда по пятам за тобой непрерывно следует жаркое солнце. И зимнюю, когда над головой проносится мерцающий бриллиантами снег. Мне нравилась дорога до школы и тем более я обожала возвращаться домой.

Потом повзрослела. Выпустилась из школы, навеки утратила дом. Но любовь к дороге никуда не исчезла.

Кто же мог знать, что любовь эта, выраженная в хитрых сплетениях дорог и событий, приведет меня в другой мир, сменит одну жизнь другой, заставит переступать через непоколебимые принципы? Прежде я предпочитала прятаться. Теперь вынуждена смотреть своим страхам в глаза.

Я оказалась в Вейзене, когда на кустах только-только начали набираться цветочные почки. Проснулась в одной из бесчисленных комнат Вейзенской академии и получила новый статус – преподавательница магии. И никого особо не интересовало то, что в магии я смыслю мало.

А теперь я бегу из Вейзена, когда кусты уже сбросили свои торжественные одеяния. Слишком опасной оказалась игра, в которую втянул меня этот город. И прежде чем продолжить её, я должна сначала хотя бы узнать правила.

Именно за правилами игры я и отправилась, когда втайне от всех выбрала вместо отдыха дорогу. Пока мои студенты наслаждались свободой, я тоже времени не теряла. Я решила посетить соседнюю империю с красивым названием Кан-Амьер, которая, по мнению местных жителей, является главным источником всех несчастий Лейпгарта – то есть той прагматичной империи, где нашёл себе пристанище Вейзен. Правила, по которым играет Лейпгарт, я в общих чертах уже изучила. Теперь же следовало понять, каких принципов придерживается Кан-Амьер.

Однако всё пошло не по плану.

Не успела я отдалиться от Вейзена даже на шаг, когда вдруг выяснилось, что мои тайные решения остались тайными не для всех. Поскольку за минуту до того, как наш омнибус тронулся с места, я обзавелась неожиданным напарником. Обладателем сомнительного чувства юмора и любви к нравоучениям. Предпочитающим кожаные плащи всей остальной одежде. Опытным магом, который всего себя посвятил работе.

Тем, свои чувства к кому я до сих пор не могу понять. И объяснить.

Гетбером.

Я не придумала никакой более благоразумной реакции, кроме как отвернуться к окну. Сделать вид, что я не узнала его лицо, не расслышала слов…

Омнибус постепенно набирал скорость. Скрипел, качался и тарахтел, будто ехал не по гладкому полотну дороги, а пробирался сквозь валежник. Оставались позади дома, нагроможденные металлическими конструкциями, и фонари на длинных тонких ножках. Чем ближе к окраине, тем меньше в строениях изящности, тем грубее очертания. И сильнее одолевают сомнения: правильно ли я сделала, когда решила уехать? А ещё: когда не сбежала из омнибуса, увидев Гетбера?

Вскоре город остался позади. Слишком быстро – я не успела придумать, как вести себя дальше, а за окном уже замелькали деревья: шустро-шустро, одно за другим…

Гетбер не выдержал первым:

– Может, обсудим планы на наше первое совместное путешествие? Раз уж мы вляпались в него вдвоём. И недовольство Феранты будем вдвоём переживать… Точнее, я бы даже сказал, гнев. Весьма своевольная поездка получается.

– Я тебя никуда не приглашала, – пробормотала я. Повернулась в его сторону, переложила руки с места на место, не в силах отыскать удобное положение. – Думаю, на этом маршруте будет достаточно остановок. Никогда не поздно выйти и повернуть назад.

– Поздно, – признался Гетбер, откинулся на сидение и прикрыл глаза. На губах заиграла слабая улыбка. – Ведь я уже выбрал идти вместе с тобой.

Спрашивал ли кто-то моего мнения? А вот и нет.

Но всё-таки… Вдвоём гораздо проще. Есть тот, кто предложит решение, до которого собственная голова не додумалась бы. Кто развлечёт разговорами, в конце концов. Или разозлит, что весьма свойственно Гетберу. Но лучше так, чем погрязнуть в одиночестве с головой. Тем более что к Гетберу и его манере общения я уже хотя бы немного успела привыкнуть. Пусть пока и не смирилась с ней.

– Просто хочу выяснить, какие намерения у Кан-Амьера, – ответила наконец.

– Думаешь, ими радостно с тобой поделятся?

– Погулять по столице, посмотреть и послушать.

– Вряд ли жители Лорьян-Шоле во время прогулок обсуждают что-нибудь интересное. Чаще всего они обсуждают, на какое развлечение в очередной раз спустить все относительно честно заработанные деньги, – Гетбер чуть поморщился. Сразу видно того, кто развлечениям предпочитает работу. Или вот такие спонтанные путешествия в компании иномирянок. – Если где и плетутся интриги и строятся коварные замыслы, то в императорском дворце.

– Значит, нужно попасть в императорский дворец…

– Меня там не слишком жалуют, – признался Гетбер. – А если они прознают о том, что я участвовал в недавней истории, связанной с кое-какими исследованиями, подозреваю, и вовсе начнут ненавидеть…

За окном проносился лес. На мгновение я пожалела, что омнибус везёт нас не к Вейзенской академии. И что я вовсе ввязалась в эту авантюру. Да, моё безобидное существование в качестве преподавательницы (и по совместительству – исследовательницы смертельно опасного магического оружия) могло в любой момент обернуться катастрофой. Но в чём-то Гетбер всё же прав. Кто я такая, чтобы вмешиваться в противоборство двух великих империй? И что я смогу противопоставить им, оказавшись меж двух огней?

Себя-то мне не жалко. Всё накопленное за жизнь богатство, весьма скромное, я оставила в своём прошлом мире. А в этом ещё ничего не успела приобрести. Но ведь нашёлся же Гетбер – герой всея Вейзена, который решил увязаться за мной. Им я точно не могу рисковать.

Отвернувшись от окна, бросила на него краткий взгляд.

Глаза закрыты, чёрные ресницы умиротворенно лежат на щеках. Морщины разглажены, на губах – слабая улыбка. Будто ещё мгновение – и голова склонится, а то и опустится на грудь…

Я решила: так и быть.

Раз уж жизнь (с лёгкой подачи Гетбера) распорядилась так, что этот путь мы должны пройти вдвоём, то я не стану противиться. Продолжу идти.

– Гетбер, по сколько часов ты спишь? – всё-таки не удержалась от вопроса я.

Он плавно распахнул глаза, пару раз моргнул, прежде чем ответить:

– По семь.

– В неделю? – поинтересовалась я. Гетбер наградил меня хмурым взглядом, и я продолжила: – Больше надо отдыхать. Иначе истощится организм. Нужно же заботиться о себе.

– Нужно было закончить пару вещей перед отъездом, – признался Гетбер. – Но можешь не волноваться: дорога предстоит длинная, успею выспаться с запасом. И тебя накормить на месяц вперёд, – добавил тише.

– А почему, кстати, она такая длинная? Разве Вейзен настолько далеко от границы?

Я даже развернулась в сторону Гетбера, чтобы не упустить ни единого слова. Знала: он обязательно расскажет что-нибудь интересное.

– Вейзен к границе как раз таки близко. Ближе прочих, можно сказать даже так. Границу мы преодолеем уже этим вечером… Если бы тебе для прогулок хватило просто улочек Кан-Амьера, любых, то на это путешествие потребовалась бы пара суток. Но мы всё-таки едем в Лорьян-Шоле. А он отдалён от границы, насколько это возможно. Пару сотен лет назад Кан-Амьер переместил столицу ближе к восточной стороне… Когда решил, что лучше бы обезопасить свой главный город от непредсказуемых соседей.

– Такое долгое противостояние…

– Традиция, которая передаётся от поколения к поколению.

– И за всё это время ни разу не возник военный конфликт?

– Возникали, само собой, они возникали. Часто и много, пока правящая верхушка не поняла, насколько они бесполезны. Для военного конфликта нужен определенный… скажем так, замысел, – миролюбиво ответил Гетбер. – Чаще всего – это ценность ресурсов, которыми обладает земля империи. Предположим, Кан-Амьер присвоит наши ресурсы себе. Но что они будут делать с нашим углём и оловом? Наша империя на протяжении веков разрабатывала методики добычи и обработки полезных ископаемых. У Кан-Амьера опыта в подобных вещах нет. Или более благоприятный для нашей империи вариант: земли Кан-Амьера достанутся Лейпгарту. Но плодовые деревья и виноград, которым промышляют в Кан-Амьере, погибнут через пару лет в наших неопытных руках. Да и местные пейзажи мы не сможем перенести на холст, а Кан-Амьер, между прочим, иногда называют империей художников. Пейзажи там и в самом деле впечатляющие. – Гетбер зевнул, прикрыв рот ладонью. – Скоро ты и сама в этом убедишься.

– Но ведь коренные жители обеих империй могут и дальше жить в своих домах. Заниматься тем же, чем занимались до этого. Просто под другим начальством.

– А вот и нет. У нас не так много общих черт, но одна из них – гордость. Жители и Кан-Амьера, и Лейпгарта будут стоять за свою империю до последнего. И уж точно не станут прислуживать чужой. В последнее время мы ограничиваемся мелкими стычками.

Мне вспомнился рассказ Ирмалинды о причине, по которой погиб её муж. И сердце на мгновение защемило от тоски.

Последовав примеру Гетбера, я тоже откинулась на спинку сидения. Предложила:

– Так и быть. Можешь немного поспать.

– Благодарю тебя за милость, – фыркнул Гетбер. – Ты и сама скоро начнёшь засыпать. Дорога от Вейзена до границы с Кан-Амьером – самая сонная дорога из всех, по которым мне приходилось ездить. Если будет такая необходимость, можешь воспользоваться моим плечом. – Он чуть кивнул влево, в мою сторону.

– Я выспалась, – ответила уверенно. – Мне-то заканчивать было нечего.

До вечера оставалось ещё достаточно времени. Солнце стояло высоко, даже наш омнибус почти не отбрасывал тени. Мелькали по ту сторону окна хвойные деревья вперемежку с широколистными. Витала в воздухе пыль. Небо отливало ослепительно ясной лазурью.

Рассматривая мир за стеклом, я только теперь окончательно осознала: близится лето.

Когда я покинула родной мир, в моём городе только начиналась весна. Две недели, со слов Гетбера, я провисела в безвременье. И ещё несколько недель (в формате месяцев не возьмусь считать, всё-таки они здесь отличаются по длине от привычных мне) ушло на настоящую весну, уже в новом мире.

За весной следует лето. Чем стремительнее к границе с Кан-Амьером, тем ощутимее оно чувствуется.

Если однажды я всё-таки проснусь – среди привычных сугробов, в съемной квартире – буду ли я скучать? По прошедшей весне, по наступающему лету, по Вейзенской академии? По Гетберу, в конце концов?..

А проснулись ли? Гетбер в своей уверенности непоколебим: не проснусь. А он слишком часто он оказывается прав.

Может, уже передумал? Вдруг у меня всё же есть шанс?

Но будить Гетбера в очередной раз, чтобы уточнить, не стану. Пусть отдыхает, измученный. У меня и самой глаза начинают слипаться… Ведь и тут не ошибся, поглядите-ка.

Останься я в своём предыдущем мире, заметила бы вообще приближение лета? Или, как происходило последние несколько лет, лишила бы его собственного внимания? Это только в юношеском возрасте отсчитываешь дни до того мгновения, когда стремительный май сменится задорным июнем. Но вот ты взрослеешь, и лето утрачивает всю свою прелесть…

Голова стала слишком тяжёлой – удержать её я уже не смогла. Не задумываясь над последствиями собственных поступков, я опустила голову Гетберу на плечо. Хорошо. Уютно.

Глаза я прикрыла, на мгновение целиком и полностью доверившись этому миру. И, конечно, мужчине, плечо которого так удачно оказалось в непосредственной близости от моей головы. Зато он вдруг вздрогнул, напрягся всем телом. Но прогонять меня не стал. Напротив: слегка пододвинул к себе. Так сидеть оказалось ещё удобнее. А спать – тем более.

Зато в пробуждении оказалось мало приятного.

Омнибус затормозил резко, будто напоролся на яму. Благо реакция у Гетбера оказалась хорошая – он словил меня прежде, чем я влетела в переднее сидение. Придержал осторожно и шепнул на ухо:

– Мы на границе. Проверка. Подготовь документ и не волнуйся. Могут задавать вопросы, но бояться их не нужно. Почти сразу после будет первая остановка, мы приближаемся к Анжону. Честно говоря, есть хочется зверски.

Я кивнула. Смысл сказанного вроде поняла, но сказать ничего в ответ не смогла – ещё не успела проснуться. А дверь уже открылась. И внутрь омнибуса вошли двое – молодые, но весьма грозные мужчины. Сильные даже на вид. Будто есть вероятность, что кто-то из нас противопоставит их вопросам кулаки.

Мужчины шустро поделили пассажиров между собой. Чуть более высокий и смуглый забрал себе женщину в шляпке и отца с сыном. А второй, пониже и посветлее, решил допросить нас с Гетбером.

– Ваши документы, пожалуйста. – Он требовательно протянул руку, едва ли не пальцем поманил.

Само собой, я отыскать новоявленный паспорт пока не успела. Зато Гетбер уже держал собственное удостоверение личности в руках. Вот и протянул его первым. А удостоверением здесь служила пластиковая карточка с чётко пропечатанными именем и фамилией, но лишенная всяких фотографий. Изображению лица здесь предпочитали магический отпечаток души. Я, правда, так и не поняла, как именно нужно на него смотреть, чтобы разглядеть хоть что-нибудь…

– Так-так, замечательно, – обрадовался проверяющий. – Гетбер Йенс, угу. Имечко какое-то знакомое. Вы, случаем, не писатель или актёр?

– Никаким образом, – ответил Гетбер спокойно. – Я преподаватель.

– Не в Вейзене, случаем?

– В Вейзене. Омнибус шёл именно оттуда.

– И что преподаете?

– Травоведение, – ответил Гетбер без всякой запинки.

Проверяющий покачал головой, вздохнул тяжело-тяжело. Оторвал взгляд от удостоверения, чтобы посмотреть на меня. Но обращался все равно почему-то к Гетберу:

– А ваша спутница вам кем приходится?

Я без всяких приглашений протянула ему собственную карточку-удостоверение. И вместе с этим Гетбер заявил без лишней скромности:

– Невестой.

– Очень интересно, – заметил проверяющий. И в этот раз я была с ним совершенно согласна… Заявление Гетбера поразило в самое сердце и вызвало волну негодования. Но я решила оставить разборки на потом. Если начнём выяснять отношения прямо здесь, дальше этого таинственного Анжона нас не пустят. – Едете справлять медовый месяц?

– Пока лишь выбирать платье, – Гетбер пожал плечами. – Вряд ли где продаются более красивые кружева, чем в Лорьян-Шоле.

– Это так, – согласился проверяющий. – Моя собственная невеста об иных нарядах тоже не смеет и думать… Подавай кружева. Но не суть. Вы кем работаете, – он быстро взглянул на карточку, – Варвара?

– Я тоже преподаю, – не стала скрываться. Приготовилась говорить про математику, когда меня спросят о предмете. Но, к счастью, этот вопрос обошёл нас стороной.

– Всё понятно, – проверяющий вернул удостоверение сначала мне и только потом – Гетберу. – Любовь на работе, весьма романтично. Хотя вашим детям я сочувствую заранее. У меня мать преподает, поверьте, я знаю, о чём говорю… Ну, что ж. Счастливой семейной жизни и прочее, прочее.

Как выяснилось уже после его ухода, на нас с Гетбером проверяющий потратил больше времени, чем его коллега на трёх оставшихся пассажиров. Видимо, слишком много подозрений мы вызвали…

Омнибус тронулся с места. Я бросила быстрый взгляд в окно. За спиной оставался высокий каменный забор со скромной будкой, его подпирающей. Зато впереди нас ждал город.

– И что это такое было? – поинтересовалась, повернувшись к Гетберу.

– Проверка на вменяемость, – ответил он. – Её проходят все, кто пересекает границу. Как я и говорил, ничего из ряда вон выходящего не произошло – лишь весьма мирная беседа. А в писатели и актёры меня уже и прежде записывали. Видимо, где-то по Лейпгарту ходит некто талантливый с именем, весьма похожим на моё.

Это, конечно, просто замечательно, и всё-таки спрашивала я немного о другом.

– Хорошо. Уточню вопрос. Невеста?

– Красивая легенда, – пояснил Гетбер, даже не думая извиняться. – И, главное, весьма близкая к действительности… Я же не мог раскрыть наших истинных замыслов, – он вплотную приблизился к моему уху. – Если о них разузнают, нам с тобой несдобровать… Поскольку обитатели Кан-Амьера суровы к тем, кто…

Он замолчал и проникновенно посмотрел на меня.

Зато я поинтересовалась во весь голос, нисколько не стесняясь:

– А в шутники тебя прежде не записывали?

– Нет, ты будешь первой, – миролюбиво заметил он. И добавил, не отводя взгляда: – Моя милая невестушка.

Омнибус остановился, едва мы заехали в Анжон. К счастью. Поскольку слов у меня уже не осталось – от всех них мощным ударом избавило нахальство Гетбера. А молча терпеть его шуточки – значит принимать поражение.

Прежде чем мы покинули омнибус, в него заглянул сам водитель. Внимательно посмотрел на нас и сообщил, что остановка продлится ровно три часа, а следующая состоится только завтрашним утром. Пожелал хорошо отдохнуть, запастись съестными припасами и на всякий случай оставить на сидении какую-нибудь неважную вещицу, чтобы наши места никто не занял. Чем ближе к столице, тем больше пассажиров.

Гетбер помог мне спуститься, галантно предложив руку (к счастью, пока обошлось без сердца).

Оказавшись вне омнибуса, я первым делом потянулась, чтобы размять затёкшие мышцы. Ненавижу неподвижно сидеть, сразу всё болеть начинает… И уже потом осмотрелась вокруг.

– Приятный вид, не правда ли? Весьма светло, – заметил Гетбер.

– Правда, – только и сказала я. Спорить в самом деле было бессмысленно. Мы остановились на вокзале, то есть в таком месте, которое неизменно сопровождают грязь и пыль. Но каждое здание, за которое я сумела уцепиться взглядом, по цвету было не темнее бежевого. Большинство зданий – скорее, молочные или цвета слоновой кости.

Конечно, серые улицы Вейзена не шли с ними ни в какое сравнение. Здесь даже дышалось легко. Не удивлюсь, если воздух в Анжоне действительно на порядок чище, чем в Вейзене.

– Зато у них с энергопитанием перебои в каждом втором доме, – будто бы подслушал мои мысли Гетбер. – Вот и выкрашивают стены в белый, чтобы легче было переносить темноту. Я знаю одно хорошее место неподалеку, где есть летняя веранда и неплохой вид на город открывается. Идём?