Глава 1

Утром в понедельник такси плавно скользило по улицам родного города, а Светлана Николаевна Злотова смотрела в окно с выражением профессиональной сосредоточенности, которое за семь лет во Франции стало её привычной маской. Ей казалось, что эта маска защитит её от нахлынувших воспоминаний, но с каждым поворотом, с каждой узнаваемой деталью в груди становилось всё тяжелее.

– Вы надолго к нам? – поинтересовался водитель, поймав её взгляд в зеркале заднего вида.

– На столько, сколько потребуется, – ответила она с лёгким французским акцентом, который приобрела за годы жизни в Париже. Акцент был ещё одним щитом, ещё одним способом показать, что она больше не та наивная девочка, которая уезжала отсюда семь лет назад.

Светлана машинально выпрямила спину и слегка приподняла подбородок – жест, выработанный в жёстком мире парижских кондитерских, где её изначально воспринимали лишь как странную русскую девушку с амбициями. Теперь она возвращалась признанным шеф-кондитером, чья выпечка вызывала восторг самых требовательных гурманов Франции.

«Всего лишь пара месяцев, – напомнила она себе. – Продать ресторан, уладить формальности с наследством и вернуться в Париж». Шеф Моро обещал держать её позицию в «La Pâtisserie Royale» до осени, а затем предстояли переговоры о собственном угловом зале в престижной кондитерской на Монмартре – контракт, ради которого она работала последние три года, оттачивая свой фирменный стиль. Светлана не могла позволить себе упустить этот шанс из-за призраков прошлого.

Но город цеплялся за неё, как навязчивый аромат ванили, который невозможно смыть с кожи после целого дня на кухне. Одна за другой проплывали знакомые улицы – вот парк, где они с дедушкой гуляли по воскресеньям, вот пекарня, где она украдкой наблюдала за работой пекаря ещё ребёнком, вот перекрёсток, где… Светлана отвела взгляд, сглотнув комок в горле. На том перекрёстке она последний раз видела Даниила Соколова – тогда ещё просто молодого, подающего надежды повара. Теперь, насколько она знала, он вёл популярное кулинарное шоу на телевидении. Она никогда его не смотрела, но слышала об этом от общих знакомых.

– Остановите, пожалуйста, – неожиданно для себя произнесла Светлана, заметив знакомое кафе. – Я ненадолго.

Придорожное кафе "Минутка" ничуть не изменилось – те же клетчатые скатерти, те же деревянные стулья, тот же аромат свежей выпечки. Светлана заказала чай и сдобную булочку, больше из профессионального любопытства, чем из голода.

Первый укус вызвал каскад воспоминаний, почти головокружение. Миндальная нота в тесте, которую, казалось, никто кроме неё не замечал. Такую же она добавляла в тесто для печенья дедушки. Горячая волна поднялась от солнечного сплетения к горлу, и на мгновение она потеряла свою профессиональную отстранённость.

«C'est ridicule», – мысленно одернула она себя по-французски. Соберись, Светлана Николаевна. Ты профессионал. Это просто ещё один проект.

Но её пальцы непроизвольно коснулись родинки у правого уголка губ – жест, от которого она, казалось, давно избавилась. Жест из прошлого. А затем, почти бессознательно, она провела языком по губам и сжала свободную руку в кулак, пытаясь совладать с внезапно нахлынувшими эмоциями.

Расплатившись, Светлана решительно направилась к машине. Пора было встретиться с нотариусом и узнать, что конкретно дед оставил ей в завещании, кроме ресторана "Старая мельница" – семейного дела, которое последние три месяца простаивало после его смерти.

Офис нотариуса дышал прохладной официальностью. Немолодой мужчина с аккуратно подстриженной бородой встретил её с сочувственной улыбкой.

– Светлана Николаевна, примите мои соболезнования. Ваш дедушка был выдающимся человеком.

– Благодарю, – кивнула она, опустившись в предложенное кресло. – Я хотела бы как можно скорее уладить все формальности.

– Разумеется, – нотариус достал папку. – Последняя воля Николая Ивановича была весьма… своеобразной.

Что-то в его тоне заставило её напрячься. Внезапно во рту пересохло.

– В каком смысле?

– Видите ли, ресторан "Старая мельница" действительно переходит к вам, но… лишь наполовину.

Светлана непонимающе моргнула, её профессиональное хладнокровие дало трещину.

– Простите?

– Вторая половина ресторана по завещанию вашего деда переходит к Даниилу Андреевичу Соколову. С условием, что вы оба должны проработать вместе не менее шести месяцев, прежде чем сможете продать свои доли или выкупить долю партнёра.

Мир вокруг словно замер. Сердце начало отбивать частый, неровный ритм, который не удавалось контролировать никакими профессиональными техниками.

«Даниил. Даниил Андреевич Соколов. Шесть месяцев. Вместе».

Светлана сидела совершенно прямо, её лицо оставалось бесстрастным, как и подобает профессионалу её уровня. Но внутри всё переворачивалось, словно плохо приготовленное суфле, которое опало ещё до подачи.

– Это какая-то шутка?

– Уверяю вас, Светлана Николаевна, это абсолютно серьёзное юридическое решение вашего деда. Он был в здравом уме и твёрдой памяти, когда составлял этот документ. Фактически, он внёс эти изменения всего за месяц до своей смерти.

Светлана мягко барабанила пальцами по подлокотнику – единственное проявление внутреннего волнения, которое она себе позволила. Почему дедушка поступил так? Что он хотел этим сказать? И почему именно Даниил?

– Даниил Андреевич уже знает?

– Да, я пытался связаться с ним, но он был в отъезде. Я оставил сообщение его тете, Ирине Петровне.

Значит, она опоздала. Он уже знал, и она даже представить боялась, что он подумал.

– Когда я могу посетить ресторан?

– Прямо сейчас, если хотите. У меня есть ключи, – нотариус протянул ей увесистую связку. – Ваш дедушка называл их "ключами от прошлого". Теперь они ваши… и Даниила Андреевича, конечно.

Светлана приняла ключи, ощутив их тяжесть не только в ладони, но и где-то в глубине души. Ключи от прошлого. И возможно, ключи от будущего, которое теперь оказалось неожиданно связано с человеком, которого она отчаянно пыталась забыть последние семь лет.

Днем в понедельник Светлана стояла перед кирпичным двухэтажным зданием "Старой мельницы", держа ключи с такой осторожностью, словно они могли обжечь ей руку. Ресторан выглядел почти так же, как в её воспоминаниях, только немного обветшавшим после трёх месяцев простоя. Вывеска с изображением старинных мельничных жерновов слегка потускнела, но всё ещё излучала своеобразный шарм.

Сделав глубокий вдох, она вставила ключ в замок. Перед тем как повернуть его, она непроизвольно коснулась родинки у правого уголка губ – снова этот жест. Потом сжала губы и на секунду стиснула ключи в кулаке, собираясь с духом. Замок щёлкнул, и дверь открылась с тихим скрипом, как будто ресторан тоже узнал её и приветствовал по-своему.

Внутри пахло пылью, деревом и… прошлым. Светлана замерла на пороге, ощущая лёгкое головокружение, словно запах временно стёр семь лет и перенёс её назад, в тот день, когда она уезжала. Тот самый день, когда она в последний раз видела Даниила.

– Светочка! – раздался знакомый голос, вырвавший её из оцепенения.

Из глубины ресторана к ней спешила Ирина Петровна Соколова, тётя Даниила и администратор ресторана с момента его основания. За ней следовала Софья Михайловна, старейшая сотрудница заведения.

– Пришла всё-таки! Мы уж думали, ты так и останешься в своём Париже, – Ирина Петровна обняла Светлану. Она пахла теми же духами, что и раньше – лёгкий аромат сирени.

– Я прилетела сегодня утром, – Светлана позволила себя обнять, сохраняя вежливую улыбку, но внутренне напрягшись. Тётя Даниила всегда была к ней добра, но сейчас она не могла не думать о том, насколько эта женщина в курсе плана её деда. Знала ли она о завещании? Что она думает о перспективе совместной работы племянника и Светланы?

– Ты изменилась, – оценивающе произнесла Софья Михайловна, глядя на неё пронзительными глазами, которые, казалось, всегда видели больше, чем им показывали. – Похудела. И это что-то французское в твоих движениях.

Светлана машинально выпрямила спину, осознавая, что действительно двигается иначе – это были годы дисциплины на профессиональных кухнях, где каждое движение оттачивалось до совершенства.

– Я многому научилась за эти годы, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

– Твой дед гордился тобой, – мягко произнесла Софья Михайловна. – Всем показывал вырезки из французских журналов, где писали о молодом таланте из России.

Что-то сжалось в груди Светланы. Она моргнула, отгоняя непрошеную влагу с глаз.

– А где… – она запнулась, не зная, как задать самый важный вопрос.

– Даня? – понимающе улыбнулась Ирина Петровна. – Он будет к вечеру. У него съёмки в Москве, но он обещал приехать к семи.

Смешанное чувство облегчения и разочарования охватило Светлану. Ещё несколько часов отсрочки перед неизбежной встречей.

– Я хотела бы осмотреть ресторан, – сказала она. – И кухню, конечно.

– Конечно, милая. Мы с Софьей Михайловной оставим тебя. Привыкай, осматривайся. Это теперь твой дом… ну, наполовину, – в глазах Ирины Петровны мелькнула странная искра, которую Светлана не смогла расшифровать.

Оставшись одна, она медленно прошлась по залу. Шестьдесят посадочных мест, уютный интерьер в стиле русской дворянской усадьбы с элементами модерна – творение её деда, который соединял традиции с современностью и в кухне, и в интерьере. Светлана провела рукой по деревянной столешнице, ощущая знакомую текстуру старого дуба. Сколько часов она провела за этими столами, делая домашние задания, пока дед готовил на кухне?

Старые половицы поскрипывали под её шагами, словно рассказывая истории прошлого. У дальней стены Светлана остановилась, заметив что-то странное. Обои. Они были другими. Аккуратно отодвинув краешек в месте, где обои немного отклеились, она обнаружила под ними другой слой – с детскими рисунками. Сердце сжалось, когда она узнала свои собственные творения.

"Ты нарисовала замечательно, Светик! Давай прикрепим это сюда, а потом закажем специальные обои с твоими рисунками," – звучал в памяти голос деда. Но специальные обои так и не появились, а потом… потом был тот день, и она уехала.

Освободившись от наплыва воспоминаний, Светлана направилась к самому сердцу ресторана – кухне. Двери распахнулись, и она застыла на пороге.

Кухня встретила её как старый знакомый, чьи черты одновременно узнаваемы и изменились с годами. Профессиональный взгляд Светланы автоматически оценивал каждую деталь: аутентичная чугунная плита с медными вставками – дедушка всегда настаивал, что только такая даёт правильный жар для классических русских соусов; специальная зона кондитерского цеха с мраморной столешницей для работы с шоколадом и тестом, где температура всегда была чуть ниже, чем в основной части кухни; продуманная, почти музыкальная эргономика пространства, где каждый предмет находился именно там, где должен быть – так, чтобы кухня "пела" во время работы, как любил говорить дедушка.

Светлана провела пальцами по банкам со специями – там, где во французских кухнях царствовали прованские травы и тонкие оттенки, здесь доминировали насыщенные ароматы кориандра, тмина, лаврового листа. Её обоняние, натренированное различать тончайшие нюансы ванили с разных островов, сейчас улавливало знакомую с детства симфонию запахов: укропный настой, который дед добавлял в маринады, пряный дух свежесмолотого черного перца, едва заметную нотку копчения от специальной печи. Эта палитра ароматов была частью её ДНК, несмотря на годы, проведённые среди деликатных французских дегласе и редукций.

Освещение изменилось, но акустика осталась прежней – отражение от кафельной плитки создавало характерный резонанс, который она узнала бы где угодно. Светлана прошла внутрь, её пальцы скользнули по металлической поверхности рабочего стола. В Париже такие пятна на мраморе считались бы недопустимыми, но здесь в них была какая-то… история.

В дальнем углу кухни она заметила дверь в кабинет деда. Сердце застучало чаще, ладони слегка увлажнились. Светлана знала, что должна войти, но что-то удерживало её. Словно перешагнув этот порог, она окончательно признает, что дедушки больше нет.

Наконец, собравшись с духом, она вошла. Кабинет был небольшим, но уютным: письменный стол, книжные полки, старинное кресло. На стене – чёрно-белые фотографии, история ресторана в лицах. Светлана подошла ближе, всматриваясь в знакомые лица. Вот дедушка совсем молодой, открывает ресторан. Вот она сама, ещё ребёнок, с испачканным мукой носом. А вот…

Светлана непроизвольно задержала дыхание. На одной из фотографий дедушка стоял рядом с молодым Даниилом, положив руку ему на плечо. Они оба улыбались, в руках у Даниила был диплом какого-то конкурса. Снимок был сделан незадолго до того, как она уехала.

На столе лежала потрёпанная поваренная книга – личный сборник рецептов деда, в который он добавлял заметки всю жизнь. Светлана бережно взяла её в руки, и из книги выпала старая фотография. Она подняла её и увидела своих родителей, обнимающих маленькую девочку – себя – на фоне только что открывшейся "Старой мельницы".

Комок подкатил к горлу. Родители погибли в автокатастрофе, когда ей было всего пять лет, и дедушка заменил ей и отца, и мать. А теперь не стало и его.

Светлана села в кресло деда, всё ещё держа в руках поваренную книгу. Перелистывая страницы, она узнавала почерк деда, заметки на полях, пятна от соусов и соков – вся жизнь, запечатлённая в кулинарных рецептах.

Рассеянно пролистывая страницы, она остановилась на рецепте миндального печенья с лимонной цедрой – любимого лакомства деда. Перемес явно недостаточный, мука не полностью гидратирована, – автоматически отметил её профессиональный взгляд, изучая рецепт. За годы во Франции она освоила техники, которые могли бы улучшить этот десерт, сделать его более воздушным, более насыщенным.

Сама не заметив, как это произошло, Светлана обнаружила себя у рабочего стола. Руки словно помнили, где что лежит, несмотря на семь лет отсутствия. Она доставала муку, миндаль, лимоны – всё, что нужно для печенья. Базовые ингредиенты всегда хранились в кладовой, и, судя по всему, кто-то следил за тем, чтобы запасы не истощались, несмотря на простой ресторана.

Движения становились всё более уверенными, переходя от чётких, технически безупречных профессиональных действий к более плавным, интуитивным жестам. Она даже не осознавала, что напевает мелодию, которую дед часто насвистывал на кухне. Светлана автоматически добавляла новые элементы, усовершенствования, которым научилась во Франции, но основа оставалась той же – тесто деда.