Море

Так выжигать следы на бледной коже

Умеет только солнце, что над морем.

Отныне пряди на снопы похожи,

И ты во власти вездесущей соли.

Так звать однообразным горизонтом

Способна только водная стихия,

Так волновать незыблемым покоем,

Так усмирять в волнах сокрытой силой.

Так растворять заботы и утехи

Умеет лишь закат в морскую пену,

Так в северной душе латать прорехи,

Обманывая верой в перемены.

24.07.2018

Про море

Раздвигая руками тугую, солёную воду, Илона плыла к ускользающему горизонту. Щурилась от низкого предзакатного солнца, от ветерка, создающего мелкую рябь, от соли, оседающей на ресницах, жадно вдыхала йодный воздух и наслаждалась.

Отдыхающих с каждом днём становилось всё меньше – с сентября начинались сады, школы плюс разница температур, а у детей акклиматизация… Это побережье искони считалось семейным, всё для «фамилий» в два-три-четыре поколения, но как только эти «таборы» схлынывали и на смену им приезжали возрастные пары коротать бархатный сезон, город начинал приходить в себя от агонии курортных дней и вновь заниматься своими делами. Горожане подсчитывали доходы, налоговая потирала руки в предвкушении хорошего куша, городские службы выдыхали от постоянного напряжения в ожидании аварий и пожаров, маршрутчики меняли графики движения, на пляжи возвращались аборигены, ненавидящие туристов, пустели, а потом и закрывались многочисленные кафешки, развальчики, сувенирные лавки…

Илона любила этот город ещё с той поры, когда младшая сестра подхватывала её в отпуск в качестве няньки, чтобы управиться с тремя детьми и хоть немного побыть с мужем вдвоём. Но племянники росли, доход зятя тоже, и вот в одно "прекрасное" лето семья сестры уже выбирает для себя заграницу, а Илоне остаётся дача или автобусный тур на три дня по Золотому кольцу, потому что ни на что больше её отпускных не хватает. «Ну, и ладно, – подумала в то, пустое, лето Илона, – отдохну от шума и детского гама, от обгорелых плеч и заложенных из-за попавшей воды ушей, от вечных ширпотребных сувениров, от столовской еды и готовки в незнакомых кастрюлях, от окриков про молодую горячую кукурузу и варёных раков, от соломенных от соли волос и вездесущего мелкого ракушечника в вещах. А лето – оно и так лето, без моря», – и оплатила экскурсию в соседнюю область. Но через пару летних сезонов она вдруг наткнулась на свою коллекцию шорт, так и не надетую ни разу за это время, и остро, до кома в горле, в то же мгновение осознала, что море манит, кличет, вскипает в крови древним зовом, а ещё она поняла, что нечто стоящее не может прийти в твои руки без усилий и на отпуск надо копить. Так жизнь у Илоны стала меняться, не сразу, но всё более очевидно – чуть меньше кофе, кафешек с подругой, ненужных подписок и покупок, чуть больше азарта на работе, чтобы получить премию, наконец, осознание того, что как ни убивайся, премию здесь не получишь, и в итоге впервые за пятнадцать лет желание сменить место службы – единственное на тот момент за всю трудовую жизнь, доставшееся очень легко сразу после института. Было страшновато что-то менять, но Илона решила рискнуть – её ждали самостоятельные поиски работы и даже регистрация на специальной платформе, звонки и мытарства собеседований, помпезный уход в многообещающую фирму, оказавшийся скверной идеей, клянченье информации у друзей, знакомых и родственников… И наконец, как награда за труды, нормальная должность, стабильно позволяющая каждый сентябрь уезжать на отечественный юг на три недели, не обделяя себя чем-то нужным и в течение года.

Сперва Илона принялась путешествовать – нанизывать курорты на нить воспоминаний так же, как она прикалывала значки с гербами посещённых мест на любимую джинсовку. Но потом курточка стала ей маловата и была повешена в шкаф, а разные города надоели. И она вернулась туда, откуда началась её болезнь морем.

Город, некогда знакомый и, казалось бы, уже изученный, а следственно, не способный удивить, за то время, что Илона отсутствовала, как-то по-особенному расцвёл, облагородил скверы, добавил лоска общественным местам. И каждый год придирчивый взгляд выделял всё новые аллейки, скамейки, скульптуры, чистоту улиц и даже уже знакомые лица.

Илона всякий раз снимала комнату у одной и той же старушки, ждала субботу, чтобы закупиться фруктами, овощами и домашним сыром на ярмарке, каталась на аттракционах в парке, гуляла по набережной и ждала заката в море. И плавала – много, долго, неистово. Если ветер приносил волны, она ныряла с головой в пенные гребни. Если море было спокойно, плавала до посинения. И никогда не скучала по родным местам – не умела скучать.

Сегодня ветра не было, солнце шпарило совсем не по-осеннему, море ластилось и звало. «А не покататься ли мне на катере?» – вдруг подумала Илона. Она видела, как старенький, возможно, её ровесник, теплоходик ПС каждый день отходит от пристани, чтобы свозить туристов на остров, полный птиц и тишины. Она когда-то каталась на нём с семьёй сестры – младшего тогда укачало, средняя замёрзла, старший обжёгся о медузу, несильно, но орал так, словно ему ампутировали ногу, зять кривился, сестра закатывала глаза. Словом, никакого удовольствия Илона в тот раз не получила, поэтому и не возвращалась, даже мысленно, к этому развлечению. А сегодня вдруг решилась. Записалась на вечерний рейс, сходила домой, отмылась от соли, захватила бутерброды и тёплую кофту и стала смиренно ждать на причале прочих пассажиров, без которых рейса, увы, не будет. Илона отнеслась к подобному условию фаталистки – если рейс отменят, она пойдёт гулять на косу. Но желающие объявились: старушка с маленьким пёсиком и великовозрастной дочерью, молодая пара, чьи глаза светились даже ярче свеженьких обручальных колец на их пальчиках, семья с двумя детьми-подростками, которым безразлично, что учебный год в полном разгаре. Теплоход пришёл вовремя и пригласил на борт.

Хоть остров в хорошую погоду с берега виден, а плыть до него минут сорок. Подростки снимали на телефоны видео, молодожёны – фото, отец семейства не отрывался от бинокля, а старушка поила испуганную собачонку, забившуюся в дальний угол своей переноски, пока взрослая дочь с тоской взирала на влюблённых. Илона могла бы узнать в этой женщине себя, ведь ни мужа, ни детей она почти за полвека так не нажила, она могла бы завидовать наивному счастью молодой семьи или степенному спокойствию опытной пары, могла бы злопыхать на их счёт, мол, «в каждой избушке свои погремушки», могла бы подумать, а не завести ли ей питомца, вот только взгляд её был устремлён на море. Бесконечно прекрасное море, в чешуйках золота от солнечных бликов, живое и в то же время словно застывшее в своей мелкой ряби, непостижимое…

Остров оказался простеньким, с заброшенным домиком с незапертой дверью, внутри которого пылились старая кровать да стопка книг – Гайдар, Бондарев, Герман… Странно, но они никому не были нужны. Вскоре капитан дал сигнал к отплытию, и Илона поспешила на борт. Погода начала портиться – подул ветер, стало затягивать небо. Закатное солнце, огромное, люминесцентное, вынырнуло из-под нахохлившихся фиолетовых облаков и теперь маячило впереди, словно задавало курс теплоходику сквозь возникшие волны. ПС шло вперёд с уверенностью старого морского волка, взбиралось на волну и плюхалось с неё, принимая палубой брызги, от которых пассажиры прятались на корме и жалели, что у них нет такой переноски, как у пёсика. Все, кроме Илоны. Она приросла к носовому трапу, уже немного промокшая, но исступлённо смотрящая вдаль. Ветер шумел в ушах на одной ноте, и в нём явственно слышался женский голос – так, наверное, и родилась некогда легенда о Сиренах. Солёные брызги наполняли жизнью, сочетание золотого, розового, голубого и сиреневого на горизонте завораживало своей безупречностью, на границе сознания билась бакланом какая-то свежая мысль, но не желала пока явиться в мир, занятый осенним штормиком.