Глава 1

Никто не говорил, что будет легко. Никто не говорил, что будет невообразимо трудно. Все просто это знали. Не обязательно было произносить что-то вслух, потому что за всё время пребывания людей в нашем поселении, им удалось выработать некий негласный, невербальный способ общения. Хватало одного лишь взгляда, кивка или грустной улыбки. Так мы всегда справлялись с трудностями. Вслух всегда говорилось о мелочах, о чём-то несерьезном и приятном. Дескать, у нас все хорошо, посмотрите, у каждого из нас есть цель в жизни и место в обществе: чем богаты, тем и рады.

Разговаривает в основном молодежь. Взрослые никогда не осуждают нас, потому что на своем опыте убедились – привычка молчать вырабатывается годами. За ужином чаще всего говорится: «Передайте, пожалуйста, миску». Так родители создают видимость нормальности. Или, по крайней мере, очень стараются. Молимся мы про себя, хотя, наверное, молится лишь мой младший брат Тигра. Я всегда смотрела на его усердный шепот и на отстраненные взгляды родителей, и самая первая начинала есть. Часто хотелось спросить: «Кому ты молишься, малыш? Тебя все равно никто не услышит», однако какое право я имею портить ему сказку. Дети верят в это благоговейно, также как в Короля Фестиваля, приносящего подарки, и наше спасение. Хотелось бы, чтобы именно дети стали нашим спасением. Каждое ли поколение думало так же, как и я?

Сам Тигра называет себя «верителем». Ему кажется, что это очень почтительный статус. В рядах пятилетних малышей, скорее всего, так и думают. В конце концов, это, к сожалению, пройдет. Я имею в виду, «верительство». Детям еще разрешают много разговаривать в начальной школе, их как-то нужно учить читать и писать, считать и рассуждать. В средней и старшей школе учитель больше выполняет функцию блюстителя порядка, пока ученики сами читают и пишут короткие работы по пройденному материалу.

Все боятся быть услышанными.

Меня часто оставляют присматривать за малышами, в качестве награды за усердный труд. Папа иногда в шутку спрашивает, кончится ли у меня когда-нибудь заряд батареек. У нас между прочим даже есть парочка. Дедушкин трофей с раскопок. Я очень рада тому, что у меня много сил и энергии. У нас легко найти этому применение. В поле, например, работают все: от мала до велика. И если нам удастся перекинуться парой слов – то это уже большая удача. Никому не хочется поймать на себе сочувствующий взгляд бабушки Роаны (Это бабушка Ника, но почему-то все называют её бабушкой). Работа почти всегда длится долго, и само собой в голову лезут разные мысли: мне уже не нужно думать о разных техниках полевых работ (или любых других), я все делаю автоматически. Именно поэтому я вкладываю всю свою энергию в работу – так я отгоняю отвлекающие от обыденной жизни вопросы. Очень помогает навык моментального засыпания и быстрого забывания снов. Мне всё это не нужно. Никому это не нужно.

Все боятся много думать.

Однако малыши часто невольно заставляют меня делать обратное. Они не могут не задавать вопросы, они не могут молчать, они ничего не боятся. Каждый раз игра в обычную настолку или крокодила оборачивается расспросами о картинках в старых облезлых журналах, которым место в музее. Расспросами о том, почему им нельзя ходить, где вздумается, даже в пределах поселения. Самое обидное для меня то, что я сама зачастую не знаю ответов на их вопросы. А кто-то знает.

На большие городские праздники мы готовим еду в электрических печах. Так получается намного больше еды, намного быстрее и удобнее. Ветряные мельницы подключены напрямую к печам, но долго работать они не могут: у нас нет ни идеальной проводки, ни хороших мастеров. Однажды подготовка к фестивалю закончилась пожаром, поэтому электричество теперь мы тратим только в особых случаях. В старых книгах и газетах можно прочитать о том, что люди раньше использовали электричество для всего, не только для приготовления пищи! Подумать только, существовали переносные аппараты для коммуникации, тонкие печатные машинки и даже электрические зубные щетки!

Поговаривают, что где-то в городских тайниках находится сундук (или колба, или сейф, или шкатулка – вследствие игры в испорченный телефон часто теряется истинная информация), в котором хранится «что-то» для чрезвычайных ситуаций, таких как нападение, катаклизм…И у каждого жителя существует своя теория на этот счёт. Кто-то считает, что там хранится бесконечный запас батареек (чем они-то могли бы помочь?), кто-то, что оружие массового поражения. Как ни странно, большинство придерживается самой бредовой, бессмысленной и трагической теории: магия. Люди давно плавно начинают сходить с ума…и это кажется совершенно нормальным следствием нашей жизни – вера в сверхъестественное. Нам позволено верить во что угодно, ведь мы не знаем ничего! Удивительный сундук, который поможет нам в случае…нападения?

Когда я все-таки размышляю, то размышляю о том, что мы одни. Что там, за куполом ничего нет. Пустота, разруха, ад? Возможно, мы единственные выжившие после чего-то страшного, что погубило человечество. Возможно, мы находимся в неком подобии библейского ковчега. Возможно, мы совсем не люди, а искусственные интеллекты, за которыми наблюдают, как за животными в зоопарке. Или мы на самом деле являемся людьми, но с какой-то целью нас изолировали от целого мира. Если он вообще есть.

Как быть на сто процентов уверенными, что все написанное в оставшихся у нас книгах, правда? Ведь их мог написать кто угодно, чтобы мы думали, что так и было. Об этом любит говорить Тигра. Частенько он приходит ко мне в кровать, потому что боится спать один, и иногда мы часами обсуждаем устройство поселения. Он слишком любознательный для мальчика его возраста и слишком недоверчивый. Он верит во что-то, чего не может увидеть своими глазами, в некоего Бога, в удивительный мир за стеной, но он не доверяет даже нашим жителям и сотням картинок в библиотеке. Он верит в тот мир, который, скорее всего, создал сам для себя. Ему там спокойно и уютно.

– Хочешь, я покажу его тебе?

– Что покажешь, Тигра? – Он приподнялся на кровати и положил руки на колени.

– Тот мир! За стеной!

– Тише, Тигра, всех разбудишь! Ты не сможешь мне ничего показать, при всем желании… – Мальчик надулся от обиды, но тут же остыл, как обычно бывает у детей, пододвинулся ко мне и прикрыл мне веки своими маленькими ручонками.

– Лежи и слушай. Где-то на границе есть невидимая дверь. Вход внутрь сторожит большой пёс, лабрабор…

– Лабрадор.

– Да-да, лабрадор, не перебивай! Он такой песочный и шерсть у него пушистая. Ты даешь ему косточку, а он открывает ту самую дверь. И ты входишь в лес. Настоящий, зеленый… с белочками в дуплах и зайчиками в норах. А потом ты доходишь до большого города, где есть все-все, а дома там есть и большие и маленькие, но обязательно с красной крышей, и в каждом доме есть собака! А в парках на лавочках лежат котики. А еще там есть кафе, знаешь, там можно съесть самое вкусное пирожное, шоколадное с кокосовой стружкой и…бананами! Слышишь? А после пирожного ты идешь еще быстрее и доходишь до пляжа! Там ногам так мягко и тепло, а потом море. Оно такое живое и шевелится, мокрое и теплое, и чудесное! И вот.

Тигра аккуратно убрал руки с моих глаз. Я села на кровати, взяла его руки в свои и поняла, что его ладошки были влажными. Значит, я плакала. Наскоро вытерев их кончиком пледа, я потрепала братика по голове и, притянув к себе, положила рядышком, накрыла пледом и прошептала:

– Это отличный мир, Тигра. Спокойной ночи.

Сильно впечатлившись своим собственным рассказом, мальчик сразу же погрузился в крепкую дрёму, даже не прошептав на ночь молитву, а я могла лишь надеяться, что снится ему тот самый, придуманный им, собранный по крупицам из мифов и сказок, мир. Сама же я, к своему несчастью, почти до рассвета думала о том, бывают ли все эти многочисленные породы собак, виды деревьев, существуют ли бананы, и если да, то каковы они на вкус и почему их всегда описывают именно вместе с шоколадом? Кокосы и пляж? Разве это не чья-то выдумка?

У нас есть пара колодцев и маленькое озеро. И там всегда есть вода.

Значит ли это, что где-то там есть море?

Может быть, Тигра все-таки в чем-то прав?

Глава 2

Я беру в руку, видавшую множество таких же рук шариковую ручку, и заменяю в ней пасту. У нас в подвале хранится много нужных вещей про запас, но стержней для ручек почти дефицит. В избытке, честно говоря, нет ничего. Дядя Мортона делает бумагу на станке, поэтому бумага есть у всех. Она тёмная, в ней часто попадаются необработанные крупинки, и из-за этого ручка прекращает писать, но ведь это бумага. Я думаю, а что писали мои родственники этой самой ручкой? Делали заметки для работы? Расточительство. Писали любовные письма? Такое бывает только в книгах. Учились? Больше похоже на правду.

Каждый вечер я стараюсь записывать хотя бы парочку своих мыслей. Знаю, что у меня никогда не выйдет так красноречиво, как у всяких там Диккенсов, Достоевских и Роулинг, кем бы они ни были, но я пишу. Если совсем устаю за работой, то это небольшие заметки. Если я оказываюсь более или менее свободна, то стараюсь писать…красиво. Я действительно мало говорю, в отличие от моих сверстников. Не люблю пустой болтовни, да и вряд ли я смогу умело поддержать разговор. Да уж, собеседник из меня никакой, это и ценят взрослые. Думаете, я рано повзрослела? Нет, я всегда была такой.

Зачем я это делаю? Зачем каждый вечер отгибаю кусочек линолеума за платяным шкафом и достаю из углубления в полу сшитые серые, уже старательно исписанные листы, и ставшую моей собственной драгоценностью, ручку? Думаю, прочитав изрядное количество библиотечных книг, я поняла, какую книгу мне бы хотелось, наконец, прочитать. Естественно, не найдя ее там. Книгу о нас. О таких же простых людях, оказавшихся в похожей ситуации. Я читала о войнах и оккупациях, о спрятанных райских уголках и сказочных вселенных с волшебными школами. Но ни в одной из этих книг не были описаны люди, живущие в поселении без названия, без входа и выхода, без знания самих себя и мира. Мои люди. Моя семья. Я.

Так что (возможно), когда-нибудь мы выберемся из дома. Может быть, найдем новый. И точно такие же люди, как мы, живущие в поселении без названия, без входа и выхода, прочитают мои записи и найдут ту, ярко освещенную электрическими фонарями, дорогу, которая снится всем без исключения, но о которой никто не говорит.

Чтобы вы немного понимали, каким воздухом дышим мы, я проведу вам краткий экскурс в историю и жизнь нашего поселения (отныне буду называть его городом N, потому что какой-то писатель в одной из прочитанных мною книг так и сделал: на мой взгляд, получилось эффектно и загадочно). В городе N нет изъеденных сединой старцев, готовых часами рассказывать у камина истории о былых временах. Жители не отличаются сказочной продолжительностью жизни. Обычно люди доживают лет до семидесяти. И, как говорит Тигра, уплывают в невидимых лодках в чудесную страну. Мы не знаем, почему наши прадеды ничего не упоминали о том, как попали сюда. Никто не может сказать, что был совсем маленький и ничего не помнит. Никто, кажется, никогда ничего и не знал. И так мы живем уже пять поколений. Мы – пятое поколение. Я – пятое поколение. Не знаю, почему тогда, видимо более ста лет назад, никому не пришло в голову начать вести календарь. Поэтому отсчет наших дней ведется от Дня Солнцепада, установленного неким Истерией, не оставившим потомства, однако по рассказам, очень любившим порядок во всем. Таким образом, считая от позднего второго поколения, нашему поселению девяносто семь лет. В реальности же на несколько десятков больше. За все это время у поселения не было одного предводителя, люди выбирали ответственных за ту или иную сферу жизни, путем всеобщего голосования. Чаще всего, после смерти родителей дети перенимают эту обязанность, конкуренция у нас развита слабо. Каждый год переназначаются восемь ответственных: за поле, за животных, за воду, за строительство и ремонт, за еду, за одежду, за детей и обучение, за мусор и похороны.

Без обработки полей нам не выжить. Климат, благо позволяет выращивать много зерна. Зима здесь короткая и не холодная. Большинство жителей работает в поле. Мы используем примитивный плуг, косы, а как сделано все то, что мы видим на картинках в книгах, нам не ведано. Семья Плугов денно и нощно следит за полем, как за самым дорогим сокровищем во вселенной. Также у нас откуда-то всегда были животные. Их не много, но они есть. На праздники нам даже разрешено есть говядину или свинину, чаще курятину. Есть даже несколько коз и овец. У последних, между прочим, очень многофункциональная шерсть. У нас дома есть овечка. Точнее в сарае. Мы всегда звали ее просто –Овечка. Она уже старая, по овечьим меркам, но шерсть у нее самая чудесная. Правда-правда. Также у некоторых семей есть собаки. Судя по тем же картинкам, могу предположить, что такая порода называется «дворовая». У моего друга есть собака. Она безумно добрая. Лошадей в поселении всего пять, что немного затрудняет полевые работы, и все принадлежат Плугам.

Мы все делаем сообща, помогаем друг другу: для этого даже не требуются слова. Ответственные за воду приносят и очищают воду для всех. Каждое утро водой наполняется большой чан (резервуар) и через угольный фильтр вода пропускается в другой резервуар (чан) с множеством кранов. За воду отвечает семья Тент.

Сколько мы себя помним, в поселении всегда стояло восемь трехэтажных домов. Кажется, такие должны называться панельными. Они очень унылые и серые, так есть, так было и так будет. Здания безмолвной бетонной стеной окружают единственную отраду наших глаз – площадь. Но об этом чуть позже. Семьи, у которых больше троих детей живут в отдельных одноэтажных домах. И как ни странно, это именно семьи Ответственных. Назовете это неравенством? Но у нас никто это так не назовет. Может быть, подумает, но назвать? Ни за что. Семья Мастера может починить все, что угодно. Даже его жена и дочери. Они чинят дома, делают мебель и занимаются резьбой по дереву. Тигра мечтает научиться вырезать игрушки. У него в голове роятся сотни идей, но как только он слышит, что для этого нужно еще и уметь рубить деревья в лесочке, то его запал сразу же угасает, как факел на восходе. На самом деле смысл не в том, что он еще мал для того, чтобы рубить деревья. Девятилетняя дочь мастера помогает ему рубить деревья. Смысл в том, что Мастер вряд ли будет обучать своему ремеслу сына простого пахаря.

Удивительно, но за еду на данный момент отвечает удивительная семья Мороуз, состоящая из двух сестер близняшек. Удивительно потому, что они не являются типичной для нашего понимания семьей. Они следят за работой мальчишек и беременных женщин, именно им они доверяют подготовку и приготовление пищи для всех нас. От помощи они, однако, не отказываются. И даже позволяют помощникам взять несколько больше свежей выпечки. Наш рацион в основном составляют вареные овощи, хлеб, молочные продукты, редко рыба из озера, а еще реже мясо. В качестве десерта мы едим яблоки. А на праздники умельцы даже выпекают яблочный пирог. Две чудесные яблони растут в самом сердце нашего лесочка и не только радуют жителей свежими фруктами, но и хранят множество секретов. Это излюбленное место влюбленных парочек и сборищ шумных подростков, которые перед видом, казалось бы, обычных деревьев впадают в некий благоговейный транс.

У нас, несомненно, есть лекари. Трудно назвать людей, которые все лечат травами врачами. На не очень обширных полях растут кашелгон и шалфей, крапива и полынь, хвощ и подорожник. В домах лекари выращивают ромашку и мяту, а также некие секретные растения, названия которых для простых жителей являются тайной за семью печатями. И да, болеем мы редко. Не знаю, с чем это связано, но если бы не крепкое телосложение и стойкость к вирусам, если таковые имеются, нас было бы гораздо меньше.

За пошив и ремонт одежды, состоящей в основном из льна и хлопка, произрастающих на полях, редкого меха и овечьей шерсти, отвечает семья Элей. Мы все носим простые штаны и футболки с длинным или коротким рукавом. Праздничные наряды передаются от матери к дочери и от отца к сыну: мое праздничное платье, например, красное с белыми бусинами на поясе и лифе, мама носила его до свадьбы. Также, мужчины семьи Эль делают для нас простую кожаную обувь из старых запасов материалов. Детям разрешено не носить обувь, в целях экономии, что им доставляет огромную радость (но опять же, не Тигре, так как он считает, что это невоспитанно, грубо и по-деревенски). Каждый сам стирает свою одежду и отвечает за мелкую починку. Естественно в поле мы работаем не в той же самой одежде, что ходим в свободное время. У каждой семьи есть секретная одежда, в которой мы красуемся только перед зеркалом. Потому что ни в коем случае нельзя вызвать в ком-либо чувства зависти. Лет десять назад я нашла в подвале старую куртку из неизвестной мне ткани и отнесла ее маме. Она очень обрадовалась и сказала, что не видела этой куртки много лет. Это куртка одной из моих прародительниц и сделана она из джинсы. На рукавах куртки есть нашивки с надписями POP и WOW, а на нагрудном кармане, словно золотыми нитками, вышита стрела. Теперь же эта куртка мне как раз, немного велика в плечах, но отлично сидит. И я все равно никогда не смогу ее надеть нигде, кроме дома. Я знаю, что у многих семей есть такая одежда, например, у Брены, моей хорошей подруги дома есть удивительная обувь, которая называется "кеды". Эта обувь даже подходит ей по размеру, подумать только! А у Скалы, нашего общего друга, дома есть мужская рубашка в синюю клетку и пара разноцветных футболок. Но мы все одинаковы, никто не лучше или хуже. Поэтому эти вещи просто остаются висеть в шкафу на самых лучших вешалках, как напоминание о тех восхитительных жизнях, что возможно были у людей до нас.

За обучение ответственны несколько людей из разных семей, но в строгом порядке всё держат Менторы. С годами, мои уставшие от нудных уроков друзья стали задаваться вопросом: «Зачем нам нужна школа с множеством различных дисциплин, если, по сути, мы просто выживаем?». С какой-то стороны, они правы. Читать учебники по химии или высшей математике совершенно бессмысленно, если ты не сможешь применить эти знания на практике. Нам хватило бы научиться читать, писать и считать для жизни в поселении. Но я все равно бы не смогла пройти мимо того изобилия книг, которые у нас есть. Мне все равно, что читать. Даже если я не буду понимать большей части текста, диковинные слова, типа "синхрофазотрон" или "метаболическое изменение", я все равно продолжу чтение и запомню эти ничего не значащие для меня фразы. Единственной вещью, которая всегда меня смущала, является отсутствие книг по истории. По какой-либо вообще истории. Любой. Любого государства. Вы спросите, откуда я вообще взяла это понятие, но в художественной литературе оно упоминается постоянно. Да большинство книг вообще написано на основе происходивших когда-то событий! Почему же у нас нет таких книг?