Цитаты из книг автора «Ана Сакру»

ресепшне. Пресыщенный…Кажется, я начинаю понимать, почему именно я. Жар его тела становится отчётливей, древесный терпкий парфюм обжигает легкие, потому что Тигран наклоняется ко мне, стремительно уменьшая расстояние между нами. Я замираю, как антилопа, понимающая, что от тигра ей уже не убежать…Обреченно думаю, что не хочу в лифте… Трель звонка, оповещающего, что это наш этаж, мягкий толчок остановки, и двери лифта разъезжаются в сторону. Керефов отстраняется от меня и выталкивает из кабины. На ватных ногах иду к нашему номеру. Спиной ощущаю его твердую горячую грудь, когда Тигран открывает замок картой. Его рука, мягко толкающая меня внутрь. – В душ иди,– отстраненно как-то, резко. Но внутри всё жарко сжимается от его приказного тона. Я киваю, сбрасываю туфли и направляюсь сразу в ванную комнату в моей спальне. *** Платье стягиваю с себя уже в ванной. Переминаюсь, нагая, ловя своё отражение в большом зеркале над низким каменным умывальником. Придирчиво осматриваю откровенно маленькую грудь, впалый живот, выпирающие ребра. Мучительно краснею, заметив синяки на бердах, оставленные пальцами Тиграна. Рука машинально тянется к дверному замку, проворачивает его, замирает, и я откручиваю защелку обратно. Он может захотеть войти. И я не в праве ему мешать… Эта мысль будоражит, взрывается внизу живота щекочущими пузырьками. Сейчас мы одни, и я уже не стесняюсь. А тело ещё слишком хорошо помнит о том, что произошло в машине. Между ног мучительно тянет, и я чувствую, как лоно начинает пульсировать от приливающей крови, постепенно набухая и увлажняясь. Захожу в просторную душевую и на полную выкручиваю вентиль. Всё пространство тут же заполняется молочным паром, вода почти обжигающая, но она так хорошо расслабляет мышцы и отключает голову. Беру гостиничный гель для душа, принюхиваюсь. Терпкий и пряный, почти мужской. Растираю душистую субстанцию по телу рукой, прикрыв глаза. Между ног пульсирует от будоражащего предчувствуя. Прохожусь мыльной рукой по груди, животу, спускаюсь к бедрам. Ничего не слышу из-за оглушающего шума льющейся воды, но холодный поток воздуха заставляет замереть. Я знала. Знала, что он придёт. Какое-то нереальное восторженное волнение накрывает с головой. Хочу повторения того, что было в машине, и в то же время до ужаса стыжусь этого. Провожу рукой

Уже нажимая кнопку зажигания безобразно трясущейся рукой, я смотрю на дисплей телефона и читаю " Давай в четверг в "Рибае" в три, я раньше не смогу". В четверг, бл…ть? Сегодня вторник!!! Да я сдохну до четверга! Звоню этой…не буду говорить кому…и ОРУ: – Лена, блин! Какой на хрен четверг???Сейчас же говори координаты своей аппетитной жопы и не меняй их пятнадцать минут! Ну?! – Так, Рам… Во-первых…Как ты вообще со мной разговариваешь? – возмущенно фырчит Елена Сергеевна мне в трубку,– Я занята сейчас. – Прямо до четверга? – с сарказмом рычу я.

– Вариант первый,– продолжает Рам, наплевав на мою просьбу отстраниться, – Папа- картавый… Черные глаза впиваются в меня мертвой хваткой, и я понимаю, что это настоящий допрос с пристрастием. – И что ты будешь делать тогда? – вкрадчивым голосом интересуется Рамиль,– потащишь его в ЗАГС для создания новой ячейки общества? – Яяя…– я была не готова к ТАКОМУ разговору. – И не смей говорить, что это НЕ МОЁ ДЕЛО, Елена Сергеевна,– вдруг тихо и зло шипит Рамиль, окончательно выбивая почву у меня из- под ног,– Это бл..ть МОЁ дело! – Не хочу я в ЗАГС! – выпаливаю честно. Чувство, что я на допросе, а передо мной злой и добрый полицейский в одном лице, не отпускает,– Просто…не знаю. Игорь давно предлагает попробовать пожить вместе, и я наверно соглашусь. Правда мне из Девяткино ездить неудобно, да и вообще район дурацкий, жуть как туда не хочу. Но не в моей же однушке нам ютиться, хоть она и на Ваське…Мне свой угол жизненно необходим…Ненавижу, когда я сижу за компом, а у меня за спиной кто-то ходит…Прямо дрожь берет…Я его так прирежу когда-нибудь…Посадят…

Я не могу. Не могу это сделать сама. Не могу расстаться с ним. Только не сейчас. Да, он меня обидел, но я готова простить. Что такое лелеемая гордость на фоне маячещего на другой чаше весов счастья быть вместе. Сколько я вообще готова ему простить? Я задаюсь этим вопросом и понимаю, что много. Очень много. Никите лучше бы никогда не знать, насколько меня пугает перспектива вновь потерять его. Я прощу. Я дам нам шанс. И буду давать снова и снова, пока сердце заходится в рваном сладком ритме, стоит только увидеть его. Никогда больше не буду говорить о расставании, если на самом деле не хочу расстаться. Никогда не буду собирать вещи, если не хочу съехать. Всё можно решить, если есть ради чего. В нашей вазе и так слишком много трещин, чтобы так небрежно обращаться с ней. Ник сказал, что теперь всегда будет мне верить. Вот и я поверю ему.

Да, Никита ужасно поступил, не поверил мне. Обидно до жути. И прощать не хочется. Да и как-то не бежит он пока просить это прощение. Да, всё это так. Но меня убивало другое. Что я САМА ставлю эту точку. САМА ухожу от него. Но я ведь не хочу…Не хочу!!! Я с ним быть хочу! Навсегда!

Ведь больше ничего не будет. НИ-ЧЕ-ГО. Между нами всё кончено. Я сама полоснула ножом по связывающей нити. Я, которая ещё вчера поверить не могла в своё счастье, любуясь кольцом на пальце. Я, которая ещё этой ночью задыхалась от нежности и желания в постели с ним. Я?!!!

Алена посмотрела на меня как на дебила. Я, может, таким и был, но уголки ее губ заметно полезли вверх, и если мне придется всю жизнь творить чепуху ради этой улыбки, блть, я готов стать чертовым клоуном, пусть только не плачет!

– Павел Алексеевич, будьте добры, найдите сестре что-нибудь теплое. Пацан задумался, затем понимающе хмыкнул и метнулся в прихожую, откуда спустя пару секунд притащил Аленке куртку. Мужскую. Хотелось бы верить, – свою. Я запихнул Феечку в рукава, застегнул молнию, набросил на голову капюшон и поцеловал в красный нос. Потом еще раз, пока заторможенная Фея не отмерла, но тут же ретировался, прихватив с собой виновника пожара.

Ее брат. О их семье я уже все узнал, как и то, что она воспитала его одна. Кроме друг друга, у них никого нет. От понимания этого захотелось дать пацану приличную затрещину. Здоровый жлоб, а сестру не берег. Довел, вон, Фею мою прекрасную. На меня косился. Я его помнил: видел в лифте. Тогда подумал, может, сын Волковой. Не сын, к счастью, но тоже родственник. – Тебя как зовут? – я кивнул пацану над макушкой Алены. Тот встрепенулся, пробежался по мне оценивающим взглядом, прищурился и настороженно оповестил: – Павел Алексеевич. Пацан не промах, однако.

– Я тебя прибью! Прибью! – кинулась на брата, но была отловлена руками Зайцева, который заключил меня в кольцо. – Не сильно? Вот это не сильно? – верещала я, глядя на притихшего брата в чужом пуховике и моих тапках. – Какого черта ты заряжал планшет в моей комнате, паршивец? Все мои вещи…все! Всё сгорело! Я осталась даже без трусов! – вскрикнула в сердцах, утыкаясь носом в ключицу Зайцева. – Ален, ну тихо…ну не переживай…Одни трусы у тебя все же есть… – успокаивающе погладил меня по спине Иван Романыч, – я сохранил, – шепнул на ушко.