Пролог

Болезнь не выбирают и не любят.

Её терпят – до первой возможности

вырваться…

Над головой послышался тяжёлый рокот. Небеса рыкнули, словно предостерегая меня от происходящего. Но я лишь лениво взглянула на тёмное, затянутое тучами небо и ухмыльнулась.

Первая капля хлёстко ударила по щеке, а следом вода хлынула острыми холодными иглами.

Я не спешила уходить, переводя взгляд на плиту, где на потемневшем от влаги камне проступало имя Логана.

Дождь усиливался. Сначала он бил по камням мелкими щелчками, будто кто-то высыпал горсть стеклянных бусин на мрамор. Потом стал тяжёлым, гулким, хлестал по листьям, по железной ограде. Над кладбищем гремел глухой гул, казалось, что земля страдает от непрошеной скорби.

Позволяя воде стекать по волосам, по щекам, по пальцам, я не двигалась. Холод пробирался под одежду, но я делала вид, что не ощущаю дрожи.

Сзади кто-то коснулся моего плеча, вот только обернуться я не решалась. Прикрыла глаза и стояла, стараясь собрать мысли в порядок.

Как долго я мечтала об этой встрече? Как снова и снова прокручивала её в голове?

Такого я, конечно, не ожидала.

Обида болезненно полоснула острой бритвой прямо по груди.

Обернулась я резко, без лишних слов, толкнув Логана или Шарда, кем бы он теперь ни был, в грудь. Он выжил. Но посмел бросить меня. Оставить наедине с болью, с пустотой, с проклятым знанием, что мир без него не тот.

Не могло быть прощения за это. Ни объяснений, ни слов. Только холодная ярость, усиливающаяся от дождя, стекающего по коже, и оттого, что я снова вижу его перед собой и больше не понимаю, кто он теперь.

Рука в кожаных перчатках перехватила мои кисти, останавливая. Вопреки щенячьему чувству внутри, вопреки желанию, чтобы он притянул меня, погладил по волосам и просто всё объяснил, этого не произошло.

Шард просто смотрел. Сегодня на нём не было капюшона или балаклавы. Чёрные волосы впитывали влагу, капли стекали по лицу. На фоне тёмного неба и этого серого фильтра, созданного природой, его глаза… Они больше не были яркими. В них не светилась искра, как раньше. Синева в его взгляде угасла…

– Что… с тобой произошло? – хрипло спросила я, делая шаг ближе.

Вся злость, вся спесь моментально растворились. Я хотела кричать, бить кулаками, винить его во всём, что случилось, но не могла.

Шард кивнул на машину, не удостоив меня ответом.

Берроуз сказал, что он может говорить, но предпочитает молчать. Открыв передо мной дверь, он обошёл капот и сел на водительское сиденье. Машина не тронулась с места, но Шард завёл двигатель и включил печку, направляя горячий воздух прямо на меня.

– Скажи… хоть что-нибудь. Пожалуйста, – заледеневшими пальцами я вцепилась в свои колени.

– Ты уже всё знаешь…

От его голоса мне хотелось всхлипнуть. Я не верила в то, что слышу это. В памяти, во снах он часто говорил со мной, но всё это не могло сравниться с реальностью.

Я не выдержала. Зажмурилась и прижалась лбом к дрожащим от холода коленям. Хотелось завыть, закричать, ударить по стеклу, чтобы оно разлетелось и совпало с тем, что у меня внутри. Но я просто сидела. Молчала. И слушала, как стучит дождь по крыше машины.

– Почему ты не дал мне знать? – спросила я едва слышно, не поднимая головы. – Почему… ты просто исчез?

Он не ответил. Только выдохнул, медленно, чуть с хрипом, с дыханием, которое тяжелее тысячи слов. Я услышала, как кожа перчаток натянулась на руле под его пальцами, сжавшимися в кулак.

– Я… – начал он, но осёкся. Снова тишина. Только печка, стучащий дождь и невыносимый гул в груди.

Я подняла голову. Посмотрела на него сбоку. Он сидел, глядя вперёд, боясь снова встретиться со мной взглядом. На лице ни следа той мягкости, которая когда-то сводила меня с ума. Только угловатая боль в скулах, только обрубки эмоций в мимике, только пустота.

– Я умер, Каяна, – сказал он наконец. – Всё, что осталось… это не он. Не тот, кого ты помнишь.

Я смотрела, не мигая, не двигаясь. Даже сердце на миг перестало биться.

– Но ты здесь, – прошептала я, глотая болезненный ком в горле. – Значит, хоть часть тебя всё ещё со мной.

Он повернулся. И впервые за всё время встретился со мной взглядом. На одну секунду. На один удар сердца. И я увидела. В глубине этой выцветшей синевы плескалась боль. Узнавание. И то, что он изо всех сил старался спрятать.

– Если ты правда считаешь, что я всё знаю, – сказала я ровно, – тогда пойми: даже смерть не изменила главного. Я всё равно бы пришла. Всегда бы пришла.

– Каяна, я здесь только чтобы сказать тебе, что между нами ничего не выйдет. Единственное моё желание это кровь. Ни о чём другом я думать не могу. Ты должна понять, что всё кончено раз и навсегда.

Тяжело вздохнув, я на миг позволила злости одержать верх.

– Ты… мог бы хотя бы написать! Позвонить! Придумать историю, что решил бросить меня и сбежать. Мне бы было больно, я бы была убита морально, но это лучше, чем искать тебя! Лучше, чем не спать ночами, не зная, что с тобой случилось! Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти?

Я не пыталась сдерживаться, но он не дал мне этого права. Он лишил меня даже глупой возможности проститься, поверить в ложь, научиться жить в отсутствии, а не в неведении.

– Кто обратил тебя? Почему ты с ИКВИ?

На его лице не было ни гнева, ни сожаления. Только усталость, глубокая, застарелая, пропитавшая кожу. Его губы дрогнули, но он всё ещё молчал, словно боялся, что если скажет хоть одно слово, то всё рухнет.

– Не делай вид, что хочешь защитить меня, – продолжила я уже тише, почти выдохом. – Это не забота. Это трусость. Ты бежишь. Ты прячешься. Ты не хочешь бороться.

На миг в его взгляде что-то скользнуло. И я поняла: он всё слышит. Он всё чувствует. Просто пытается утопить это глубже, чем сам способен выдержать.

– Лучше бы ты умер, – прошептала я глухо, закрывая глаза. – По-настоящему. Тогда бы у меня хотя бы осталось что-то светлое. А теперь…

– Я не могу быть с тобой ради твоей же безопасности. Без лекарства… это всё равно что жить с диким зверем, который будет пытаться тебя сожрать.

Зло рассмеявшись, я закрыла лицо ладонями.

– Лекарство, да? Скажи Берроузу, что его умелая, изощрённая манипуляция сработала. Я достану его…

Потянувшись к ручке, я собиралась выйти, но Шард остановил, закрывая мою кисть своей. Медленно повернувшись, я столкнулась с его лицом почти вплотную, но он резко отстранился, будто потянулся к огню, но вспомнил, что это опасно.

Шард не сразу отпустил мою руку. Его пальцы были холодными. Я ощущала лёгкую дрожь даже сквозь перчатки.

– Не нужно, – глухо выдохнул он, отводя взгляд. – Не ради меня.

– Не льсти себе, – прошептала я, выдёргивая ладонь. – Я делаю это ради себя. Ради того, что осталось от меня после тебя. Считай, прощальный подарок за нашу любовь… Чёрт, Логан, я ведь так любила тебя… Неужели это не стоило того, чтобы попытаться хотя бы всё объяснить?

Голос срывался на крик, но я держалась из последних сил.

– Из-за тебя я стала донором, попала к первокровным. Меня едва не сожрали заживо. Я не могу иметь детей. Не могу спать с другими мужчинами… – после этих слов он поморщился, будто ему было до этого какое-то дело. – И из-за тебя сейчас я буду шпионить за Морвелями, выискивать и врать. Ты до сих пор на первом месте. Всё… только ради того, что я ещё не могу забыть тебя.

Он поднял глаза.

– Я не просил тебя… – с тяжестью выдохнул он. – Не просил тебя делать всё это.

– Зато ты молчал, когда должен был кричать. Ты мог бы просто сказать: «Я жив. Мне плохо. Я стал монстром». Я бы поняла. Я бы пришла. А ты просто исчез.

Он опустил голову. И всё, что я услышала, это его глухое, почти неразличимое:

– Я хотел, чтобы ты жила. Без меня. Без этой боли.

– А ты, значит, думал, что знаешь, как мне будет лучше, – горько усмехнулась я. – Как все они. Как Берроуз. Как Морвели. Спасибо, Логан. Превосходный выбор. Только знай: с этого момента я тоже выбираю. Ради себя. Не ради любви. Не ради тебя. Только ради того, что от меня осталось.

Я потянулась к двери. И он больше не удержал меня. Дождь мгновенно ударил по коже, будто пытаясь смыть всю боль, что больше не умещалась внутри.