ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА ЭДВАРДА

(Фантастический рассказ)

Эдвард сидел в своей небольшой двухкомнатной квартире, где всё словно застыло во времени. На подоконнике стояли цветы в керамических горшках – старые фиалки и толстянка, выросшая в нечто древовидное, с глянцевыми листьями, – их он поливал по утрам с той же педантичностью, с какой читал газету. Стены были выкрашены в тусклый беж, местами потемневший от времени; в углу стоял добротный книжный шкаф с застеклёнными дверцами, внутри – старые тома, пожелтевшие журналы, аккуратные стопки газет, перевязанные шпагатом. В воздухе витал запах кофе, старой бумаги и табака, хотя сам Эдвард давно бросил курить. На полу лежал потертый ковёр с восточным орнаментом, а на журнальном столике, помимо газеты, стояла пепельница, в которой теперь хранились пуговицы, гайки и случайные мелочи. Всё здесь дышало размеренным одиночеством, порядком и какой-то почти музейной неподвижностью.

Он пил кофе из толстой белой чашки, задумчиво перелистывая страницы утренней газеты, когда в дверь без стука, как обычно, вошёл соседский мальчишка Кен.

Кен был двенадцатилетним парнишкой, нескладным и угловатым, как все ребята в этом возрасте, когда рост опережает тело. Его лицо – веснушчатое, с живыми глазами цвета неба перед грозой – светилось вечным любопытством. Волосы, светло-русые и непослушные, торчали во все стороны, будто он только что вылез из-под электростатического купола. Кен всегда носил джинсовку поверх клетчатой рубашки, на рукавах которой остались пятна от перманентного маркера – следы его «научных экспериментов». В руках у него неизменно была или книга, или что-нибудь разобранное – микросхема, радиодеталь, магнит от старого динамика.

Он был одержим всем, что хоть отдалённо касалось тайн мироздания: верил в инопланетян, летающие тарелки, снежного человека, Атлантиду и даже вампиров. Причём верил искренне, с той детской страстью, в которой ещё нет ни сомнения, ни усталости. Школа, конечно, не помогала – скорее наоборот: телевизор и журналы подливали масла в огонь. Но Кен был не просто мечтатель: он ходил в кружок юных биологов, в клуб астрономов, пробовал себя в программировании и даже завёл блог, где выкладывал свои догадки и фотографии ночного неба.

Эдвард поднял на него взгляд – человек на вид лет шестидесяти, хотя, если присмотреться, его лицо казалось старше, чем тело. Морщины легли мягко, как тени – больше от раздумий, чем от возраста. Седина в висках поблёскивала серебром, а густые брови нависали над внимательными глазами серого цвета, в которых теплилось нечто вроде усталого всеведения. Он был плотен, но не дряхл – движения точны, походка твёрдая, спина прямая. На нём был домашний свитер грубой вязки и старые брюки, которые, казалось, пережили несколько десятков зим. Его можно было принять и за бывшего инженера, и за военного, и за профессора – впрочем, никто точно не знал, кто он такой.

Соседи гадали: одни говорили, что он профессор химии, другие – бывший автомеханик, третьи даже шептали, будто он когда-то летал в космос. Сам Эдвард лишь улыбался и отшучивался, уходя от прямых вопросов. Из всех соседей он ближе всех сошёлся с Кеном – мальчишкой, который умел задавать те вопросы, на которые взрослые давно перестали искать ответы.

– Какие новости? – спросил Эдвард, едва Кен переступил порог.

– Читайте, новости в газете! – выпалил тот, кидая свёрнутую газету на стол. Он был взволнован, глаза блестели.

Старик улыбнулся уголком губ, но к газете не прикоснулся. Вместо этого хитро прищурился и сказал:

– Уж лучше ты расскажи мне.

Кен с готовностью кивнул, раскрыл газету на нужной странице и, волнуясь, начал:

– Новое открытие астрономов Южной Европейской обсерватории Ла-Силла, в Чили. Они нашли новую экзопланету – самую близкую к нам из всех известных! Слушайте: «Планета вращается вокруг звезды в системе Альфа Центавра, всего в 4,3 световых годах от нас. Она по размерам почти как Земля, но находится слишком близко к своей звезде – жара там такая, что всё сгорает. Ни воды, ни жизни. „Это не только ближайшая к нам планета, но и первая с массой, близкой к земной, вращающаяся вокруг звезды, подобной Солнцу“, – говорит Стефан Удри из Женевской обсерватории. Учёные предполагают, что в той системе могут быть и другие планеты малой массы…»

Он замолчал, перевёл дух и посмотрел на Эдварда с тем ожиданием, с каким ученики смотрят на учителя, готового объяснить тайну.

Старик лишь медленно поставил чашку на блюдце и посмотрел в окно, где над домами висело серое небо. Его глаза на миг блеснули – странным, глубоким блеском, как будто в них отразилось далёкое солнце из системы Альфа Центавра.

Непонятно, что могло служить причиной такого беспокойства – может быть, особое напряжение в голосе мальчишки, а может, то странное чувство, когда привычная газетная новость вдруг кажется не просто новостью, а чем-то большим, чем-то, способным изменить ход вещей. А тем временем Кен, увлечённо размахивая руками, продолжал, читая вслух с бумажных страниц:

– «Новая планета получила название Alpha Centauri Bb. Полный оборот вокруг своей звезды она делает за три целых и две десятых дня, а удаление от звезды составляет всего шесть миллионов километров. Следует отметить, Земля удалена от Солнца на сто пятьдесят миллионов километров. С учётом такого близкого расположения специалисты полагают, что поверхность Bb представляет собой выжженные поля лавы и расплавленной коры. Сама звёздная система Альфа Центавра, которую многие считают одной звездой, на практике представляет собой трио – тесно связанных между собой светил: Alpha Centauri A и B, а также удалённого красного карлика Proxima Centauri. Учёные утверждают, что хотя система находится всего в четырёх световых годах от нас, достичь её в ближайшие сотни лет будет невозможно. Даже если бы у людей был космический корабль с ионным реактивным двигателем, подобным тому, что стоит на аппарате New Horizons, путь занял бы более восьмидесяти одной тысячи лет»…

Закончив, мальчишка с торжествующим видом опустил газету на стол и присел рядом со стариком. Он знал, что можно брать шоколад из вазочки без разрешения, и, не раздумывая, взял себе четыре дольки – три улетели мгновенно, четвёртую он медленно рассасывал, смакуя, словно беседу со старым другом. Потом налил немного кофе – совсем чуть-чуть, больше для вида, чем из желания почувствовать вкус горького напитка, – сделал глоток и, болтая ногой, стал смотреть на Эдварда, который задумчиво потирал переносицу.

Казалось, он видел сейчас эту далёкую звёздную систему не глазами земного человека, а как-то изнутри – будто сквозь тонкую плёнку времени. В его воображении три солнца медленно вращались вокруг общего центра, их орбиты пересекались огненными дугами. Одно – ослепительно белое, жаркое, второе – чуть тусклее, с мягким золотым сиянием, а третье – крошечное, тускло-красное, как уголь в золе, – висело поодаль, словно сторожевой огонёк у края космоса. Между ними кружились маленькие тёмные шары планет, разрезаемые вспышками света, как раскалённые осколки камня, летящие из горна. Там, где сходились потоки света, было безмолвие – ни ветра, ни воды, только вечная жара и мёртвое сияние.

– Ну, как? – поинтересовался Кен, не выдержав тишины.

– Что «как»? – рассеянно переспросил Эдвард, всё ещё где-то далеко, не здесь.

– Ну… как вам эта новость? – оживился мальчишка. – Значит, на Альфе Центавра тоже есть планеты! Точнее, пока найдена одна, но, может, там их больше – штук пять или шесть…

Эдвард отвёл взгляд от окна, как будто возвращался издалека, и тихо сказал:

– Там три планеты. И на одной из них была жизнь.

– Как три? – удивился Кен. – В газете написано только про одну… Остальные ещё не нашли.

– Значит, позже обнаружат, – спокойно ответил старик. – Земная технология быстро развивается, особенно в космической области. Рано или поздно увидят остальные. Только на них ничего интересного нет – обычные каменные шары, выжженные солнцами.

– О, да, – Кен мечтательно закатил глаза. – Но как было бы здорово, если бы человек смог туда полететь! Это же самая ближайшая к нам звезда! Эх… жаль, я не попаду в число тех, кто отправится к Альфе Центавра. Наверное, это будет лет через триста, а то и четыреста.

Эдвард кивнул. Медленно, будто нехотя, поднял глаза – и Кен, встретив его взгляд, вздрогнул. В этих глазах горел странный, живой свет – мягкий, но невероятно глубокий, будто где-то в их зрачках отражались далекие звёзды, и каждая из них знала его по имени. От этого взгляда становилось и тепло, и тревожно, словно сидишь перед костром, который греет, но может в любую минуту вспыхнуть выше головы.

Иногда Кен побаивался Эдварда – не потому что тот был суров, наоборот, от него веяло добротой и спокойствием, – а потому что он казался человеком не совсем отсюда, будто пришёл из какой-то другой эпохи или даже с другой планеты. Но старик никогда не делал никому зла: всегда улыбался, всегда помогал, а Кена любил, как сына, которого у него никогда не было. Почему не женился – никто не знал. Эдвард не рассказывал, да и спрашивать как-то не решались: казалось, этот вопрос касается не просто его прошлого, а чего-то такого, что лучше не тревожить – словно дремлющего великана где-то в глубинах памяти.

– Ты хотел бы посетить Альфу Центавра? – спросил Эдвард, всё ещё глядя куда-то поверх газетных строк, словно через них можно было увидеть иные миры.

– Конечно! – живо откликнулся Кен. – Вы же знаете, я люблю путешествовать! Мы с родителями были на Канарских островах, в Перу, в Мозамбике, Таиланде… даже в России побывали!

– Хе, – усмехнулся старик, – Альфа Центавра, дружок, это тебе не Канары – далековато… Хотя…

– Что – хотя? – насторожился мальчишка, мгновенно почуяв что-то необычное.

– Я бы тоже полетел туда, – спокойно сказал Эдвард и откинулся на спинку кресла. – Посмотрел бы на эту самую… найденную астрономами планету.

Кен хмыкнул, усмехнувшись в полголоса. Он знал, чем можно поддеть соседа.

– Ну, туда лететь чуть меньше ста тысяч лет! – сказал он, заглатывая шоколад. – Столько человек не проживёт. Да и вы, Эдвард, простите, староваты для полётов – в отряд астронавтов точно не возьмут.

– Столько не проживёт, – согласился старик, задумчиво потирая переносицу, – хотя кое-кто летел значительно меньше…

– Это кто же? – удивился Кен, насторожившись.

Эдвард долго молчал. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь редким потрескиванием в батареях и каплей, упавшей в раковине. Потом он медленно поднёс чашку, отхлебнул остывший кофе, поставил её на блюдце и сказал:

– Хочешь послушать одну историю?..

– Конечно! – оживился Кен, устраиваясь поудобнее в кресле. – А что за история?

– Это… скорее легенда, – произнёс старик негромко, словно рассказывать её было не совсем безопасно. – Мне её поведал мой отец. А ему, может быть, кто-то ещё… Не знаю, откуда она пошла. Может, из книги, а может, из… – он задумался, – …из памяти.

– О-о-о… интересно! – вытянулся Кен, готовясь слушать, как будто начиналась настоящая сказка.

– Хотя, если быть точным, это, скорее, фантастический рассказ, чем легенда, – продолжил Эдвард. – Скажу только то, что запомнил из слов отца. Много, много миллионов лет назад, на планете… ну, назовём её Суэньё, – он сделал ударение на последнем слоге, – что вращалась вокруг звезды в системе Альфа Центавра, зародилась жизнь. Климат там был мягкий, тёплый, благоприятный. Флора и фауна – невероятные, невообразимые по нашим земным меркам. В результате долгой эволюции на Суэньё появились разумные существа, почти не отличавшиеся от людей. Разве что зрачки у них были лиловыми, а волосы – зелёного цвета. Но лица, жесты, улыбки, даже походка – человеческие.

Он говорил негромко, почти шёпотом, словно боялся спугнуть воспоминание.

– Суэньевцы, – продолжал он, – любили свою планету. Они не просто жили на ней, а жили в согласии с ней. Их города были вплетены в ландшафт, дороги мягко огибали леса и холмы, дома стояли среди садов, и ни одно дерево не срубалось без нужды. Они умели строить и создавать, не разрушая. Их транспорт не загрязнял воздуха, их энергия черпалась из света и ветра, а их искусство было песней благодарности своему миру. У них не было войн, не было притеснений, и каждый видел в другом не врага, а отражение самого себя. Это был настоящий Рай – не миф, а реальность. Представь себе, Кен: два солнца светят днём, их лучи переплетаются в золотых спиралях, и тени движутся в разных направлениях; а когда они заходят, на небе появляется третье – далёкое, красное, словно мерцающая звезда, играющая в волнах вечернего воздуха. Тёплые моря, полные жизни, переливаются зелёно-синими бликами, над ними летают огромные птицы с крыльями цвета меди; на суше растут деревья с прозрачными листьями, светящимися ночью, а в горах снег сверкает, будто кто-то рассыпал по склонам пыль лунного света…

– О, я бы хотел на такую планету! – воскликнул Кен, жуя шоколадку, так что слова прозвучали чуть невнятно.

Он закрыл глаза и представил себе Суэньё. В его воображении раскинулась огромная равнина, усыпанная травой, мерцающей изумрудом под двумя солнцами. Вдали серебрились горы, их вершины таяли в голубоватом небе. Из ущелий струились водопады, сверкающие всеми цветами радуги, а реки были настолько прозрачны, что в них отражались даже облака. Над поверхностью пролетали стаи птиц с крыльями, переливающимися как опалы, а где-то у подножия холмов двигались стройные фигуры людей – суэньевцев, лёгкие, почти воздушные, с зелёными волосами, развевающимися на ветру. Они улыбались, переговаривались, пели, а воздух вибрировал от какой-то глубокой гармонии, словно сама планета пела вместе с ними.

Мальчик улыбнулся – и на мгновение показалось, что он действительно увидел этот мир: живой, добрый и невозможный, как детская мечта, которая вдруг становится реальностью.

Старик кивнул, медленно, будто вновь проходил мысленно через всё то, о чём собирался рассказать.

– Да, прекрасная жизнь была на Суэньё, – тихо произнёс он. – Жители планеты умели ценить гармонию. Они не просто жили – они жили осознанно, радуясь каждому дню. Но со временем им стало тесно в пределах одного мира. Любопытство, врождённое желание познавать, толкнуло их к звёздам. Так начались первые полёты в космос. Сначала – к ближайшим планетам, Гаркалии и Серандии, – каменистым, безводным, холодным. Они нашли там немного полезных ископаемых, но больше ничего: ни воздуха, ни жизни, ни красоты. Суэньевцы вернулись домой и только сильнее осознали, как драгоценен их собственный мир. Они радовались, что живут на Суэньё, где всё дышит теплом и светом, и где два солнца дарят жизнь всему живому. Так продолжалось бы ещё тысячи и тысячи лет, если бы не одно но.

Эдвард помолчал, будто собираясь с духом, и продолжил:

– Жизнь – жестокая вещь. Даже самые разумные создания не могут укротить стихию Вселенной. Красный карлик, третий свет их системы, из-за сложных гравитационных изменений постепенно сместился с орбиты и начал приближаться к звезде B. Та, в свою очередь, изменила собственную траекторию – и Суэньё оказалось выведено из равновесия. Планета начала медленно, но неумолимо смещаться ближе к звезде А – слишком близко, чтобы остаться живой. Конечно, всё происходило не в один миг. Если по земному счёту, – старик постучал пальцем по столу, – всё длилось около двадцати лет. Но уже через несколько первых лет люди ощутили приближение конца.

Он говорил тихо, но голос его дрожал – не от страха, а от тяжести воспоминания.

– Протуберанцы вспыхивали на поверхности звезды, словно огненные волны, и прожигали всё на своём пути. Воздух на Суэньё становился тяжелее, горячее, а небо – цвета меди. Температура росла. Исчезали растения, увядали целые леса, океаны начали высыхать, превращаясь в огромные поля соли. С неба падали раскалённые дожди, рушились горы, таяли полюса. Озоновый слой рассеялся, и солнечные лучи жгли землю, как пламя. Люди умирали от жары, от голода, от безысходности… Всё рушилось.

– Ой, как страшно… – прошептал Кен и невольно сжал подлокотники кресла. Кофе остыл, но он даже не заметил.

Он представил себе эту катастрофу: как два солнца нависают над планетой, как небо становится красно-оранжевым, будто горит от внутреннего жара; как деревья вспыхивают без пламени – просто осыпаются пеплом; как города, сиявшие когда-то белыми куполами, трескаются от жары, и на улицах, где ещё вчера играли дети, теперь нет никого. Он увидел, как океаны, испаряясь, превращаются в облака пара, затягивающие горизонт, и как люди – те самые зелёноволосые, лилоглазые суэньевцы – бегут к морю, но оно уже кипит. Он почти слышал их крики, их молитвы, их страх.

– Да, это было страшное время, – согласился Эдвард, глядя куда-то мимо мальчика, – время, когда даже самые мудрые не знали, что делать. И тогда было решено построить «ковчеги»…

Кен нахмурился, не поняв:

– Чего-чего?

– «Ковчеги», – терпеливо пояснил старик. – Ты Библию читал?

– Ну… в школе проходили, – неуверенно ответил Кен.

– Тогда должен помнить, – сказал Эдвард, – как Ной построил корабль, чтобы спасти людей и животных от потопа. Вот такой корабль и называют «ковчегом» – вместилище спасения.

– А-а-а… – протянул Кен, теперь уже с пониманием.