Читать книгу «Дочки-матери» онлайн полностью📖 — Алины Знаменской — MyBook.
image
cover

Алина Знаменская
Дочки-матери

© А. Знаменская, 2018

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Глава 1

Полевой госпиталь, разбитый на краю поселка, был переполнен. Сквозь пластиковое окно брезентовой палатки Андрей видел белую шапку снега на вершине горы и острые пики пирамидальных тополей. Но даже эта спокойная непритязательная картина вызывала боль в душе. Там царил мрак, и в самой глубине этого мрака тяжелым грузом лежал камень. Раньше, в той жизни, ему не приходилось задумываться над выражением «камень с души снять», теперь он это понимал. Иногда, чаще после укола, его мысли забивались в угол и он не мог найти их, а отсутствие всяких мыслей не беспокоило его. Тогда Андрею снилось, что он плывет в лодке по реке. Он четко видел берега с плешинами леса и спокойный горизонт с одеялами облаков. Лодка плыла сама, не нужно было грести. Он просто лежал на дне и глядел вокруг. Иногда в этом сне он ощущал себя ребенком, думал о рыбалке, и радостные предчувствия охватывали его. Но такое случалось редко. Чаще его подбрасывала среди ночи какая-то сила, и он вспоминал: нога! Мысль была пронзительной и хлесткой, как удар наотмашь. Правая нога… Он отодвигал одеяло и с опаской, как чужую, осматривал эту неподвижную, бесчувственную конечность, пальцы, которые, как он ни силился, не могли произвести даже слабого движения, линии вен, обнимающие ступню…

Зачем он остался жить? Кому он нужен, калека в двадцать пять лет? Что его ждет?

В палате воняло ихтиолкой и кровью. Когда вошла врач в сопровождении своей свиты, Андрей отвернулся к стене и притворился спящим. Нечего. Одни и те же вопросы, одни и те же слова. Он все о себе понял. Сам во всем виноват. Никто не гнал его подписывать контракт на пять сверхсрочных лет. Он мог бы давно гулять на гражданке. Выходит – не мог. Когда узнал, что Ленка выходит замуж и уже беременна от своего будущего мужа – он понял, что не вернется. Обида и ревность так жахнули, что он стал бросаться под пули. Пули-дуры настигали совсем не тех, кого надо. Когда убило Саньку, Андрей просто ошалел от нелепости этой смерти. Санька был на пороге дембеля, дома его ждала молодая жена. Зачем? Какой смысл?

Какой смысл в том, что его, Андрея, пули обходили стороной как заговоренного, словно оставляя на потом для какой-то своей, корыстной цели. Смерть издевалась над ним.

И теперь вот она, старая карга, не захотела забрать его в свои объятия, а небрежно оттолкнула, оставив – молодого, рослого, здорового – с безжизненно-неподвижной ногой. К чему? Лучше бы он вместо Саньки… Андрей скрипнул зубами. Как раз в это время над ним раздался суховатый, как обычно, немного усталый голос Одинцовой.

– Спит? Придется будить. Его нужно приготовить к отправке.

Андрей резко повернул голову:

– Куда меня? Вы же говорили, что будете советоваться насчет меня! Что будете делать операцию! Что же, я так и останусь теперь?

Андрей приподнялся на локте, зло и одновременно просительно впился глазами в Одинцову.

«Что она здесь делает? – пронеслось в голове, когда он в тысячный раз вглядывался в усталое лицо не первой молодости. Строгие брови, грустные серые глаза. – Она-то зачем здесь?» Андрей не мог найти оправдания присутствию этой женщины в зоне боевых действий. «Наверное, военнообязанная», – нашел он более-менее подходящее объяснение и, потеряв к ней всякий интерес, уронил голову на подушку. Он знал, что она скажет. Он не верил врачам. Кто он такой? Пушечное мясо. Хотел войны? Получил.

– Вы полетите в госпиталь, Голубев, – неожиданно мягко заговорила Одинцова. – В хороший госпиталь в средней полосе России. Здесь нет условий для той операции, которая вам необходима. А там есть. Вы полетите вместе с другими ранеными. Сначала в Ханкалу, затем – в Самару.

– Можно подумать, там меня сразу поставят на ноги! Что Андрей не умел контролировать, так это дыхание. Грудь сама собой стала тяжело вздыматься, выдавая его состояние.

– Это не исключено, – уклончиво ответила Одинцова.

– Я хочу остаться здесь! – снова с проснувшимся жаром заговорил Андрей. – Я могу быть полезным здесь. В своей роте. Я не хочу домой. Понимаете? У меня нет дома. Меня никто не ждет.

Одинцова переглянулась с людьми из свиты. Что-то мелькнуло в ее глазах, за выражением которых Андрей жадно следил.

– Как это – никого нет? – строго переспросила Одинцова, хмуря брови. Он был не первый в ее практике – молодой парень, не желающий жить. Она рассердилась. – А ваши родители?

– Отец умер от инфаркта, а мать… Матери я вообще не помню.

Одинцова пожала плечами.

– Не знаю, не знаю. Тем не менее вас кто-то разыскивает. Вчера я разговаривала с вашим командиром. Пришел запрос из Софрина. Вы ведь из Софринской бригады?

Андрей растерянно кивнул. Какие такие родственники? Кто может искать его после семи лет службы? Это какая-то ошибка. Если и были у него какие-то родственники, то видел он их последний раз на похоронах отца, пять лет назад. Ему тогда дали короткий отпуск, и он летал на похороны. После этого Андрей не выезжал за пределы Чечни. Он сжился с войной, пропитался ею. Знал, что здесь, в своей роте, он нужен. Необходим. А там он всеми забыт. Если у него и остались какие-то родственники, то они не в курсе – жив он или нет.

– Это какая-то ошибка, – уверенно буркнул Андрей. – Я не знаю никаких родственников. И не собираюсь ни для кого становиться обузой. А если мое руководство старается, ищет мне опекунов, то напрасно!

Андрей вдруг понял, куда клонит докторша. Они подсуетились. Его же нужно куда-то девать, а девать некуда, следовательно, нужно подыскать каких-нибудь родственников, седьмую воду на киселе, которые согласятся взять его к себе из жалости.

– Я не просил вас об этом. – Андрей почувствовал, что багровеет и начинает тяжело дышать. – Я не хочу возвращаться!

Он снова приподнялся и просверлил взглядом непроницаемое лицо Одинцовой. Она словно заслонилась от него прозрачной стеной, закрылась наглухо. Это обстоятельство вывело Андрея из себя.

Он пробьется сквозь этот панцирь! Он скажет все, что думает о них, этих дамочках, играющих в мужские игры.

– Здесь мой дом! – яростно заговорил Андрей, чувствуя, как дрожат мускулы рук. – Я хочу, чтобы моя могила была здесь, среди друзей! Там меня все забыли и предали. Сначала – мать, потом – любимая девушка. Я умру здесь! И точка! Я не полечу ни в какой госпиталь. Мне не надо никакой родни сердобольной!

Андрей не замечал повернутых к нему лиц, не видел ходячих раненых, столпившихся в проходе. Он видел только бледное непроницаемое лицо докторши, ее сузившиеся глаза, темные точки зрачков. Если бы она не перебила его, заговорив негромко, но жестко, он наговорил бы ей гадостей.

– Прекратите истерику, Голубев, – четко произнесла она, еще больше бледнея. Морщинки вокруг глаз натянулись как провода. – Ведете себя как мальчишка!

Ее скулы начали розоветь от волнения. Она наклонилась над ним и произнесла, глядя прямо в его лицо:

– Ты успел понять в свои двадцать пять, чего стоит жизнь? День, минута, миг? Какое ты имеешь право рассуждать о смерти, если остался на земле хоть один человек, который думает о тебе? Салага!

Солдатское словечко из уст этой женщины особенно обожгло Андрея. Он отвернулся резко и накрыл голову подушкой. Но докторша и не собиралась ничего больше говорить. Она уже торопливо шла к выходу. Свита двинулась следом.

Андрей не видел, как они уходили, но сквозь одеяло чувствовал их осуждающие взгляды.

Он вытащил голову, только когда понял, что врачи далеко. Но, выбравшись из своего укрытия, он сразу наткнулся взглядом на соседа, тоже сверхсрочника. Тот, видимо, только и ждал, когда Андрей выберется из своего укрытия.

– Она здесь мужа похоронила, – кивнул сосед в сторону выхода. Андрей понял, что речь о докторше. – Так что ты не думай, она не со зла.

– Да пошли они все! – Андрей стукнул кулаком по металлической перекладине. – Я никого не просил разыскивать мне каких-то дальних родственников! Сам проживу.

– Насколько я понял, это родственники тебя разыскивают по собственной инициативе.

– Как же, – горько усмехнулся Андрей, – жди.

Больше он в этот день не сказал ни слова.

Кто-то сильно тряхнул ее за плечо, и от неожиданности она вздрогнула всем телом. В привычной бледно-молочной синеве, сочащейся сквозь окно, Наташа разглядела выступ будильника на тумбочке, блики на полированном шифоньере, красную рыбину, неторопливо плывущую в аквариуме. Никого нет. Да и быть не может!

Она сама неделю назад проводила мужа с дочкой к свекрови в деревню и вернулась оттуда только вечером. Домой они приедут теперь в следующий понедельник. На работе Наташа не успела побывать, а потому никакими проблемами не озадачилась. Так что же? Что?!

Между тем тревога уже обступила ее со всех сторон и буквально не давала дышать. Наташа дотянулась рукой до ночника, нажала кнопку. Свет неприятно резанул по глазам. Половина второго ночи. Что ее могло разбудить? В том, что толчок был неспроста, Наташа даже и не сомневалась. За свои тридцать девять (Боже! почти сорок!) она научилась распознавать в себе эти приступы интуиции. И прислушиваться к ним. Они наплывали независимо от времени года и часа суток, предупреждая ее о важном.

Теперь необходимо сосредоточиться и вспомнить. Что, собственно, ее могло так встревожить?

Свекровь? Конечно, свекрови живется несладко с дедом. Тот, мало того что пьет, теперь еще и озоровать начал. Она и жить-то с ним в одной избе не может – разбежались: он в доме, она на летней кухне. Но разве Наташу свекровкиными проблемами удивишь? У нее самой ненамного лучше. Рожнов весь в отца и к старости, если доживет, станет еще хлеще папаши.

Нет, тут другое. Лерка?

Наташа выбралась из-под одеяла, сняла со стула свой велюровый халат. Ногой задела Леркину школьную сумку, откуда вывалились тушь и коробочка с тенями.

Ну вот! А Наташа этих теней обыскалась! Всю квартиру перерыла в прошлую субботу, когда собиралась на концерт. Наташа собрала с пола косметику и сунула в ящик тумбочки. Лерке пятнадцать. И она потихоньку «двигает» мать, отвоевывает территорию. Колготки отнимает, косметику. До одежды, правда, дело пока не доходит. Наташа полновата, хотя фигурой своей в общем-то довольна, худоба ей совсем не идет. А Лерка в отца – длинноногая, худая. Личико вытянутое, яичком, и нижняя губа такая же пухлая, как у Рожнова. У Наташи в возрасте Лерки была совсем другая фигура. Та же худоба, только все как-то непропорционально – руки уж слишком тонкие, а бедра широкие. Не пойми не разбери. Вот когда Лерку родила – округлилась, выровнялась. Расцвела. Тогда как-то сразу мужики стали засматриваться. Тогда и сама на себя по-другому стала смотреть. Жесткие волосы цвета соломы, которые с детства совершенно неподконтрольно вились, а в короткой стрижке отчаянно топорщились, удалось только к окончанию института обустроить во что-то более-менее стильное. Теперь они придавали Наташиной располневшей фигуре необходимую завершенность, лежали волнами до лопаток, густой шапкой обрамляли голову. Роскошная соломенная грива делала ее заметной, где бы она ни появлялась.

А Лерка и волосы умудрилась перенять рожновские. И даже не Сергея, а свекровкины – беленькие, легкие и жиденькие.

После мытья и сушки феном Лерка напоминает одуванчик на длинной ножке. Нет! С Леркой ничего не могло случиться, тем более в деревне. Там она «как у Христа за пазухой» – припомнилось свекровкино выражение. Они хоть и просиживают на лавочке до утра всей компанией, но там все на виду, хулиганов наперечет знают, молодежь тоже вся своя, выросли на глазах.

Лерка любит деревню. Все каникулы там, еще ни одних не пропустила. И на выходные – тоже туда. У нее и друзья-подруги все в деревне. Тоже городские, съезжающиеся к бабкам-дедкам на каникулы.

А тут, в городе, подружка только одна, Аня. Но уж зато дружат так, что дня не могут друг без друга. На две недели разъехались, а уже письма пишут…

И тут Наталью как прострелило. Голове под шапкой волос стало сначала резко горячо, а затем так же холодно.

Письмо! Вот что ее разбудило среди ночи и стучало в груди, не давая успокоиться! Лерка, провожая мать на автобус, сунула ей письмо для Ани и велела опустить в почтовый ящик в городе, чтобы побыстрее дошло. Аня гостила у дяди в Тольятти, и Лерка писала туда потому, что до учебного года оставалось две недели – дожидаться, видимо, встречи было невмоготу. Письмо Наташа отправить не успела, поскольку электричка опоздала на час, и домой она попала только в сумерках. Протопала мимо почты, не бросился ей в глаза почтовый ящик, и она про письмо не вспомнила. И вот теперь белый конверт лежит на письменном столе, издевательски взирая на Наташу круглыми Леркиными буквами. Что такое она сообщала своей подружке важного на нескольких страницах, среди довольно однообразной жизни в деревне? Какие события торопилась описывать?

Лерка – росомаха. Нет в ней собранности, аккуратности и даже элементарной сосредоточенности. А тут толстенное письмо накатала. И не засунула его между книжных страниц, как обычно, забыв отправить, а вручила матери, зная, что та пойдет мимо почты, и…

Наташа взяла в руки письмо, и оно показалось ей прохладным и тяжелым. Она повернула его к себе заклеенной стороной, попыталась отогнуть край. Лерка и тут постаралась. Заклеила на совесть, что вообще не было похоже на нее. Тщательность, с которой было запечатано письмо, только подлила масла в огонь. Теперь Наташа встревожилась не на шутку. Все связанное с Леркой последние два года было щедро усеяно колючками, на которые Наташа то и дело натыкалась. У кого имеются дети Леркиного возраста, не станут упрекать Наташу в том, что ее так и подмывало прочесть дочкино письмо. С любопытством тут нет ничего общего. Мы часто ограничиваемся пятнадцатиминутным общением с детьми между ужином и просмотром очередной серии. Нам в тягость проверка уроков. А уж о родительских собраниях в школе и говорить нечего – острый нож. Но однажды к вашей нескладухе, с трудом вылезшей из очередной ангины, начинает захаживать мальчик из выпускного класса и дарит ей на 8 Марта французские духи.

...
8

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Дочки-матери», автора Алины Знаменской. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Современные любовные романы». Произведение затрагивает такие темы, как «повороты судьбы», «женская проза». Книга «Дочки-матери» была написана в 2004 и издана в 2011 году. Приятного чтения!