Фотограф Павел Костенко

Редактор Алина Кроткая

© Алина Кроткая, 2018

© Павел Костенко, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4483-4313-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Love is the answer»

От автора

Так получилось, что персонажа по имени Алина Кроткая больше нет. Этим сборником мне хочется подвести итоги творчества, которое было создано в рамках этого псевдонима.

Спасибо моей маме, которая всегда и во всём помогает мне.

Спасибо Марине Задубровской, которая придумала имя «Алина Кроткая».

Спасибо всем мужчинам, которые вдохновляли меня на создание стихов и прозы.

Стихи

Замшевая нить разговора
2016

Замшевая нить разговора

 
Игривой кошкой под французские ритмы
Ластится замшевая нить разговора.
Твои пальцы последовательной молитвой
Касаются тела, будто за словом слово.
И заманчиво качается этот гамак,
Висящий здесь для кого-то другого.
Есть только сейчас: эта веранда, влажная крыша дома
И собственная – съехавшая от твоего напора.
Есть эти подушки —
Тайские и твоих пальцев.
Ты убеждаешь, что не играешь в игрушки,
Но напоминаешь из мультика хитрого зайца.
Музыка с маслом воедино сливается,
И Чеширский безумия кот загадочно мне улыбается…
 

Как с бывалого фрика

 
С этой веранды, как с бывалого фрика,
Сняли все фенечки и остригли кислотные косы.
Без твоего громкого (совершенно несносного) крика,
Она как мокрые папиросы:
Вроде есть, а вроде и пусто вовсе.
 
 
Проводами запутанными пылятся колонки,
Рядом разбросаны воспоминания.
Я запрятала тебя на дальнюю полку
Своего раздражённого подсознания.
И всё совершенно без толку,
Из каждого пустого угла ты привлекаешь внимание.
 
 
Я скучаю, как в чистой Европе
По азиатской грязи и быту,
Я скучаю, будто по воплю,
Когда тишиной всё сердце избито.
Ты – русский мат в исламской молитве.
Оспа, которой поры изрыты.
И жаль, что никогда не будем мы квиты.
 

Запястья наполнены пульсом, а мысли – тобой

 
Запястья наполнены пульсом, а мысли – тобой.
Бумажный клочок зажат между пальцами (до исступления смят),
Так спокойнее, так будто бы рядом.
Обычно разум бурлит беспокойной виною,
Сейчас – только тобою, подряд.
Нежностью, а не разрушительным ядом.
 
 
Ремни самолета фиксируют крепко —
Воспоминания о твоих сжимающих пальцах
На спуске с горы после рассвета —
Позволить быть слабой, как тонкая ветка,
Ведомой, как в танцах,
Так просто, так сложно всё это…
 
 
Ветер на камне, тактичный уход,
Красное солнце над облаками…
Я шла и шла упрямо перед этим вперед,
А после грелась твоими руками…
(Будто мерить море настойчиво вброд,
Но оказаться затем под его волнами).
 
 
Только взлёт – и уже посадка.
Незаметно время, когда мысли играют,
Зажимают всё лад за ладом.
…Я жалею об одном лишь украдкой —
Разум, конечно, всё отрицает —
Что в последнюю ночь не ты был со мною рядом.
 

Запахом

 
Затягиваться твоим запахом,
Как терпкой сигаретой
(вдыхать до самой бездны сознания).
Проникай в мои ноздри ароматом вкусной конфеты,
Стройся внутри меня, будто высотное здание.
До космоса от самого основания.
 
 
Изучать детально твои черты,
Проникать зрачками в линии извилистых лучиков
(про них обычно говорят «морщинки»).
Взгляды целить в тебя, словно десятки лучников,
Но вонзать глубоко, как лезвие финки.
Твои глаза красивей самой иллюзорной картинки.
 
 
Дрожью касаться тебя, спрашивать: «Можно?»
Гладить затылок только пальцами правой
(ведь левая так груба от гитары).
Бояться моргнуть – вдруг всё ложно?
Вдруг реальность зальет эту сказку лавой?
 
 
Мне кажется, что вся жизнь до тебя была лишь дешёвой газетной рекламой.
 

Я пойду за тобой

 
Я пойду за тобой, даже если однажды
всё твое золото обратится пеплом,
Если все блага мира рухнут прогнившим бревном.
Я пойду за тобой попутным и любящим ветром,
И плевать мне, где будет наш дом.
 
 
Я пойду за тобой без Москвы, без счёта,
Без машин и офисов, кошельков.
Всё равно, в социальном мире кто ты,
Нет ничего важнее твоих зрачков,
Нет ничего нужнее глаз уголков…
 

Страус

 
Отпускает. Как же прекрасно, будто похмелье прошло,
И ты можешь жить весёлым испанцем.
Память на нервах не играет, чуть станет темно,
Будто ноты оставила в старом ранце.
 
 
Отпускает. Как цепкие пальцы зимы
При первой же жаркой влюблённости.
И на улицах замёрзших уже не мы
Прячем руки в карманах скромности.
 
 
Отпускает. Почти не трогают фото и статусы,
Старые смс и пустые окна.
…Но я всё же похожа на трагичного страуса,
Что прячет голову от своего же вопля.
 

Истошно молчать

 
Сколько можно уже истошно молчать?
Корчить лицо в куриную попку
От бездарности, что выходит в печать,
От пошлости, что кидают в эфирную топку?
 
 
Проще наряжаться в скепсис, как в блестки —
Это модный и новый тон.
Но если твои слова ёмки и хлёстки,
Почему ты хоронишь их под мостом?
Ну же, иди – голоси серебром!
 
 
В истошном молчании нету правды.
Ты бездействуешь. Жалок и слаб.
Слушай, как чужие бездарно надрываются гланды,
Пока ты кидаешь талант свой в мусорный бак.
 

То ли под одеяло, то ли под дуло

 
Такой дождь, что хочется то ли под одеяло,
То ли под дуло.
Мой друг уверен – это всё нейронные связи.
Кажется, мне самую душу продуло,
Когда я вышла купить согревающей мази,
Забыв нараспашку грудную клетку.
И теперь ни приятная мазь, ни йодная сетка
Не станут спасательной тростью иль веткой.
…Такой дождь, что хочется выть,
Скрипеть, как форточка петлей.
 

Шкура

И вот ты – рассудительная, мудрая и скептичная барышня. Столько уже плаваний в кругосветные экспедиции безумия было, что давно знаешь маршрут и то, что, впрочем, всё это – баловство и глупость. Но так хочется дрожи в руках, стихов на полях и бессонных ночей, что однажды снимаешь с себя, как старую змеиную шкуру, весь жизненный опыт и плывёшь, беззащитная и предвкушающая, навстречу глупости и очарованию безрассудства. А шкуру спалила в огне, чтобы не мешала гормонам и адреналину клокотать внутри. Это твой разумный выбор: по доброй воле ты становишься уязвимой и молодой.

Четыре метра
2015

Круг замкнулся

 
Круг замкнулся.
Вечер размазал сумерки по лицу, словно крем.
Ко мне будто бы я вернулся,
Когда я ждать себя уже и не смел.
 
 
Фонари столбами изящными
Ложились слоями на гладь пруда.
Круг замкнулся от точки февральско-навязчивой
До дуги, где кончалась весна.
 
 
дУги парк обнимали скамейками,
Искренне искры летели из губ.
И слова душили внезапными змейками,
И плевать, что был голос отчаянно глуп.
 
 
Фиолетовый вечер остался в оковах песни,
Полночь лилась мне в горло насыщенным молоком.
Эра лжи и болезненной мести
Завершилась рассветным календарём.
 
 
Круг замкнулся. Замкнулись пальцы.
Из контекста вырвана ночь.
И стрекозы порхали в попытке вальса
С босоножек куда-то прочь.
 

Поражение

 
И тебя проще возненавидеть,
Чем признать своё поражение.
От прочих несёт алкоголем,
От тебя – обаянием в чистом виде,
И каким-то пугающим зноем.
Я бы хотела стать, как неуязвимый Голем,
Кем угодно – даже пчелиным роем,
Но не собой – существом безвольным.
 
 
Мне бы по-хорошему встать да уйти,
Не покрываться колючими точками,
Будто по телу бегут муравьи.
Не балансировать между скользкими кочками,
Не стоять на пустыре беспросветной любви.
Но мои каблуки уже возле тебя вросли.
 
 
Твоя непосредственность, как седатив,
От неё мои кости размягчаются в вату.
Меня трясёт, будто из позвонка убрали штатив,
И кожу сняли, как латы.
 
 
Треугольник твоих губ насмешлив и молчалив,
Пока меня завоёвывают глаза-солдаты.
 

Сопли

 
Пишу эти сопли, чтобы высморкнуть тебя из головы.
Но ты противишься и льёшься из носа кровью.
..
Твои скулы на фото, как поводыри
К безумию, что уже трепыхается молью.
Веди меня, Внимательный мальчик, веди.
Вкалывай по пути свой голос дозами боли,
Не церемонься, не береги,
Ты – лилия, а я – Хлоя.
 
 
Разрастайся в лёгком, требуй цветов,
Обнадёжь меня иллюзией жизни.
И будто капилляры лопнули по округе зрачков,
Когда, разглядывая тебя, мозг включил ближний.
Давай, своим обаянием всю сетчатку мне выжги!
 
 
Я заляпала этими липкими все обрывки бумаги —
Вместо платков.
В твоём шёпоте я до сих пор слышу нервные крики,
А в ресницах вижу удары хлыстов.
Надменный внимательный мальчик,
Ты расшатал мою рифму до самых основ.
 
 
Как всё же прекрасно, что ты не читаешь моих стихов.
 

Воздух переливается разноцветными брызгами

 
Воздух переливается разноцветными брызгами,
Ловлю губами эти атмосферные капли.
Иди ко мне, ступай мягче, будь ближе.
Пусть твои руки будут нежнее кошачьей лапы.
Оставь за порогом и щит, и латы.
Танцуй со мной легче, чем белая пенка на кофе латте.
 
 
Давай оставим всю грязь для других,
Весь алкоголь – в бутылках, всю сцену – за дверью.
Разыграй этот вечер и воздух со мной на двоих,
Люби меня. Верь мне.
Пусть стены комнаты станут уютным коконом,
Твои колени – защитой от всех моральных пощёчин дня.
Погладь по волосам, поиграй длинным локоном,
Позволь быть беззащитной и маленькой для тебя.
 
 
…Пока воздух переливается разноцветными брызгами,
Просто подари мне немного тепла.
 

Ориентир нормальности

 
Я для тебя ориентир нормальности,
Ты – моя самая короткая дорога до мягких стен.
Мои нервы гибнут на баррикадах, не зная жалости,
Отступая и отдавая всё тело в плен.
 
 
Игральными кольцами накидываешь грубость
На усталый штатив позвонка.
Ещё можно дышать и даже держаться,
Но под тяжестью крепких слов сутулится непроизвольно спина.
 
 
…Если я твой ориентир нормальности,
Пожалуйста, береги меня.
 

Если ты выльешься на меня до дна…

 
«Если ты выльешься на меня до дна,
Такая вся сумасшедшая, я ж захлебнусь.
Тебя нужно дозировать, как воду для кубиков льда,
Иначе я просто боюсь.
Для батарейки любви ты слишком огромный плюс».
 
 
Ты делишь меня на порции, как лекарство.
Строго по часам, рецепту и надобности.
Три грамма нежности, как топлёное масло,
Намажешь на душу в качестве шалости.
Но лишь два дня в неделю мне доступны такие радости.
 
 
«Если ты выльешься на меня до дна…» —
Говоришь ты и даришь мне мерную ложку.
Первое время я исправно дозирую ею себя,
Но мне впору вызывать неотложку.
Милый, не можешь залпом выпить меня —
Найди по своему горлу бокал и ношу.
А ложку я, пожалуй, подальше брошу.