Серия «Новейшие исследования по истории России» основана в 2016 г.

© Волвенко А.А, 2022

© «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2022

Введение

Во второй половине XIX века в Российской империи происходили масштабные политические и социально-экономические трансформации, вызванные поражением в Крымской войне и отменой крепостного права. Наличие в империи в достаточном количестве вооруженных подданных – казаков с особым социальным, правовым и военным статусом – придало свою специфику так называемым Великим реформам. Данные преобразования проводились в империи в 1860—1870-х годах, охватывая в том числе и регионы, часть из которых имела в своем составе казачье население или вообще представляла отдельные войсковые территориально-административные образования. Военное министерство, под непосредственным управлением которого находились казачьи части и иррегулярные формирования, разработало программу реформ в казачьих войсках, предусматривающую создание особых административно-юридических норм для регулирования сословно-правового положения казачества. Из-за признания недостаточной эффективности казачества как военной силы, а также архаичности казачьей военно-служилой системы и типа хозяйствования в Военном министерстве под руководством Д.А. Милютина в начале 1860-х годов решили обратить внимание преимущественно «на развитие гражданского быта казачьих войск и слияние их с прочим населением». Затем, в 1860—1870-х годах, осуществлялась целенаправленная правительственная политика, призванная адаптировать казачество к меняющимся общественно-политическим и социально-экономическим условиям после отмены крепостного права в ситуации кризиса статусного положения казачества и экономии военного бюджета империи. Внедрение в жизнь основных идей упомянутой программы сопровождалось определенной корректировкой курса из-за позиции казачьей элиты и части рядового казачества по принципиальным, с их точки зрения, вопросам военной службы, землевладения и управления. Опыт взаимодействия государства и казачества, фиксируемый в 1860—1870-х годах, на наш взгляд, демонстрировал желание центральных властей во главе с Александром II изменить «природу» казачества и направить если не всех казаков, то хотя бы какую-то их часть по пути постепенного освобождения от сословности. Первые шаги на пути к «гражданственности» были сделаны властью и казачеством в конце 1850-х – начале 1860-х годов. Именно в это время проявляются основные акторы казачьей политики, происходит обсуждение актуальных вопросов развития казачества и казачьих территорий в чиновной среде и в публичной сфере, вырабатывается конкретный план преобразований в казачьих войсках с гражданским уклоном и пр. Обо всем об этом и пойдет речь в нашей книге. Учитывая, что рассматриваемый период является неотъемлемой частью эпохи Великих реформ 1860—1870-х гг., историографический обзор мы осуществим именно в этом хронологическом диапазоне.

В историографии разные периоды во взаимоотношениях власти и казачества получили неодинаковое освещение как в количественном, так и в качественном выражении. В этом смысле 1860—1870-е годы оказались в ряду тех этапов в истории казачества, которым меньше всего досталось исследовательского внимания. Хотя, казалось бы, все должно быть ровно наоборот. Только в конце XX – начале XXI века, как уверяют авторы недавней историографической статьи, случился «настоящий перелом» в изучении, по крайней мере, истории донского казачества второй половины XIX века и 1860—1870-х годов в частности¹. Тем не менее исследовательский задел по данной теме все же имеется и в объеме, достаточном для того, чтобы стать предметом историографического анализа.

Позволим себе несколько предварительных рассуждений. На наш взгляд, большинство работ, близких к избранной тематике, выполнено преимущественно на местных архивных материалах, которые в лучшем случае иллюстрируют связи, складывавшиеся по вертикали, то есть снизу (регион) вверх (центр). Учитывалась деятельность различных местных комитетов и комиссий по подготовке или редакции проектов реформ, фиксировалось, каким образом в том или ином казачьем крае реализовывались уже принятые законы и их влияние на провинциальный уклад жизни, разбирались долговременные последствия той или иной реформы и т. д. Мы же предлагаем в изучении взаимоотношений власти и казачества в 1860—1870-х годах в качестве приоритетного избрать такой угол зрения, при котором акцент смещается в сторону центра. Главное для нас – вопросы о том, в каких условиях разрабатывались планируемые преобразования.

Какие силы и конкретные лица стояли за тем или иным проектом реформы? Под воздействием каких обстоятельств менялись первоначальные планы? Какова степень участия местных казачьих администраций и представителей казачества в готовившихся реформах? Насколько центральная власть учитывала пожелания, идущие снизу, как реагировала на протестное казачье движение и т. д.?

Такой подход не предполагает абсолютного доминирования точки зрения центра на казачью политику при ее анализе и описании, так как исследовательская практика показывает, что зачастую принятие того или иного важного решения даже на самых верхних этажах власти основывалось на многих факторах, в том числе и регионального характера. Тем не менее описанный выше подход станет для нас главным критерием при отборе и систематизации историографических источников.

Изучать взаимоотношения власти и казачества с точки зрения «центра» – довольно очевидный исследовательский прием, особенно применительно к эпохе Великих реформ. Почему же он оказался мало востребован в исторической литературе? Во второй половине XIX – начале XX века история казачьих войск успешно разрабатывалась краеведами, военными и гражданскими статистиками. Недавние же события правительственной политики не рассматривались ими в качестве объекта для изучения, хотя и упоминались². Профессиональные историки, в том числе специализирующиеся на военных вопросах, занимались преимущественно Средневековьем и ранним Новым временем, и тема казачества их интересовала исключительно в контексте становления Русского централизованного государства, расширения Российской империи, а также внешней политики и социального противостояния. История казачества, тем более отдельных войск, не разбиралась ими отдельно. Наиболее близко к этому подошел лишь Н.И. Костомаров. Видимо, недаром именно с ним по инициативе донского журналиста и общественного деятеля А.А. Карасева донская администрация вела переговоры о написании «Истории Донского войска», в итоге ничем не закончившиеся³. К концу XIX века так никто и не задался вопросом, аналогичным тому, который поставил В.И. Семевский в своей известной статье «Не пора ли написать историю крестьянства в России?» (1881), но только по отношению к казачеству⁴. В начале XX века настоящий прорыв в «казаковедении» был совершен в рамках реализации государственного проекта, приуроченного к столетию образования министерств в России. Его результатом стали внушительные четыре части 11-го тома «Столетия Военного министерства» о деятельности Главного управления казачьих войск⁵. Содержание тома, основанное в том числе на соответствующих разделах о казачьих войсках из «Исторического очерка деятельности военного управления в России в первое 25-летие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича»⁶, наиболее полно в дореволюционной литературе раскрывало правительственную политику в отношении казачества в 1860—1870-х годах. Кроме того, по инициативе военного министра А.Н. Куропаткина с 1902 года ряд местных «казачьих» авторов принялись за создание отдельных войсковых историй, наиболее успешными из которых оказались произведения Ф.А. Щербины (о Кубанском войске), В.А. Потто (о Терском войске), Н.В. Леденева (о Семиреченском войске), И.А. Бирюкова (об Астраханском войске) и др.⁷ Из них только Н.В. Леденеву и особенно И.А. Бирюкову удалось сосредоточиться на второй половине XIX века, у первых же двух историков этого в полной мере не получилось. История наиболее многочисленного Донского войска не была написана вообще, несмотря на масштабные подготовительные работы. В.О. Ключевский отказался от предложения донской администрации стать автором такой истории, как и не нашел себе замену даже при помощи декана историко-филологического факультета Московского университета М.К. Любавского⁸. В данном случае нельзя исключать реальную занятость московских историков, но все же, думается, их отказ мог иметь и иную мотивацию. В начале XX века образ казака как воина, колонизатора и бунтаря существенно деформируется. В нем проявляются, а иногда и доминируют черты полицейского, преданного защитника самодержавия от внутренних врагов. В общественном мнении такой новый образ казака воспринимался в основном в негативном ключе⁹. Тема казачества в публичной сфере стремительно политизировалась¹⁰, усложняя задачу ее профессионального изучения со стороны академической и университетской науки. Выразительным примером такой политизированности стало рассмотрение итогов земской реформы 1876–1882 годов в Области войска Донского и возможности восстановления земства на Дону сначала в публицистике, а затем в стенах Государственной думы и в партийных программных документах¹¹. Безусловно, вмешательство политики не остановило издание различных работ по истории казачества. Наоборот, количество «казачьей» литературы в предреволюционный период еще более возросло. Однако содержание таких трудов по-прежнему находилось на уровне статистических обзоров, военной/полковой истории, различных «верноподданнических» текстов и пр., в которых если и имелись какие-то сведения об эпохе Великих реформ, то они, как правило, носили отрывочный характер. Иначе говоря, «казаковедение» так и осталось маргинальным направлением в историографии¹². На новый уровень в казачьих исследованиях вышел только С.Г. Сватиков в книге «Россия и Дон (1549–1917). Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону»¹³. Он показал возможность применения к истории казачества если не полноценной социальной теории, то хотя бы концепции колониального развития Донской земли через распространение имперского законодательства в ущерб автономистским казачьим правовым обычаям. Именно с такой точки зрения С.Г. Сватиков рассматривал реформы 1860—1870-х годов, реализуемые на Дону.

Для советской историографии были характерны следующие черты: повышенное внимание к социально-экономическим вопросам развития казачества, и особенно аграрным, к военным действиям казаков, к их участию в классовой борьбе и социальному расслоению внутри самого казачества с акцентом на революциях начала XX века и Гражданской войне. Преобразования же 1860—1870-х годов в казачьих краях оценивались советскими историками как «буржуазные» и использовались для иллюстрации кризиса казачества, сословная природа которого вступала в противоречие с утверждающимися «капиталистическими» порядками.

Феномен казачьего возрождения в современной России привлек внимание многих исследователей к истории казачества. Таким образом, был открыт новый этап в изучении правительственной политики в отношении казачьих войск, в том числе в эпоху Великих реформ.

О первоначальных планах Военного министерства по реформированию казачества в 1860-х годах можно узнать из двух документов – всеподданнейшего доклада военного министра Д.А. Милютина от 15 января 1862 года и «Соображения, учрежденного при Управлении Иррегулярных войск Комитета о главных началах, которые должны быть приняты в руководство при составлении новых положений о казачьих войсках», подготовленного в Управлении иррегулярных войск. К докладу Милютина мы еще вернемся отдельно. Что касается «Соображений…», то первым, кто о них не только упомянул, но и практически полностью текстуально воспроизвел, снабдив небольшими комментариями и «послесловием», был Н.И. Краснов. Будущий донской генерал, статистик и казачий историк Н.И. Краснов в 1864 году опубликовал книгу «Военное обозрение Земли войска Донского»¹⁴. Данная работа являлась дополненным, «военным» вариантом его же одноименного труда, увидевшего свет годом ранее в многотомной серии «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба»¹⁵. В отличие от «гражданской» версии, «Военное обозрение…» предназначалось «собственно для сведения и употребления Военного министерства, военных управлений и штабов войск». Видимо, это обстоятельство позволило Краснову в параграфе «Проект преобразований в казачьих войсках», по сути, переписать «Соображения.», которые в 1862 году стали основанием для деятельности местных казачьих комитетов по пересмотру войсковых положений. Главные предложения «Соображений…», отражающие сущность планируемых в казачьих войсках реформ, можно свести к следующим четырем тезисам: 1) необходимо «ограничить численность военного сословия определенной нормой с тем, чтобы избыток казачьего населения был освобожден от обязательной службы. и, оставаясь в числе граждан своего края, мог свободно обратиться к другим занятиям»; 2) предоставить всем казакам право свободного выхода из войска и сословия; 3) разрешить продажу войсковой земли неслужащим казакам, которые, соответственно, должны быть лишены паевого земельного довольствия, а также открыть войсковые территории для иногороднего населения с правом покупки им казачьих земель и 4) привлечь неслужащих казаков к оплате государственных налогов. По мнению Н.И. Краснова, «выгоды государства» от исполнения перечисленных предложений будут состоять «в благоустройстве и промышленном развитии его отдельных частей, чего в казачьих войсках оно достигнет освобождением части населения от воинской повинности, а затем оно может воспользоваться выгодами от косвенных налогов; прямые же пошлины оно может взимать только тогда, когда. сольют совершенно казачьи населения с остальным государством»¹⁶. Н.И. Краснов подчеркнул «главную мысль преобразований», которая в его интерпретации выглядит как «желание правительства облегчить службу казаков, а не заменить их воинскую повинность какою-нибудь другой, более выгодной государству»¹⁷. Он также заострил внимание на том, что Управление иррегулярных войск «не навязывает насильно» свои «Соображения…», «предоставляя местным комитетам. право принять или не принять его, либо ограничиться своими замечаниями»¹⁸. Краснов затронул вопрос о реакции донского общества на планируемые преобразования. По его сведениям, «образованные люди» на Дону разделились на две партии: «русскую» и «казацкую». Причем если представители первой партии оказались «совершенно согласны с правительственными распоряжениями», то «противная ей казацкая партия с подозрительностью смотрит на все преобразования и полагает, что с уменьшением воинской повинности уничтожатся поземельные и другие права казаков…»¹⁹. При оценке взглядов Н.И. Краснова необходимо помнить, что он был не просто современником описываемых событий, но и непосредственным участником «межпартийных дебатов», являясь активным сторонником «русской» партии и идеи освобождения казаков от обязательной военной службы.

«Исторический очерк деятельности военного управления в России в первое 25-летие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича» стал первым трудом, содержащим подробное перечисление действий правительства в отношении казачества с 1856 по 1880 год. Авторы очерка известны как военные историки, среди них ответственным за разделы, посвященные казачьим и иррегулярным войскам, являлся казачий полковник М.П. Хорошхин. В отличие от Н.И. Краснова, М.П. Хорошхин являлся приверженцем идеи общеобязательности казачьей службы. В 1881 году М.П. Хорошхин из Главного штаба был переведен на должность начальника 2-го (законодательного) отделения Главного управления казачьих войск. В этом же году он издал книгу «Казачьи войска. Опыт военно-статистического описания». Ее содержание представляет собой расширенную версию материалов, использованных в очерке, и к ее разбору мы вернемся позже.

Очерк является примером классического военно-статистического обзора с констатацией реализованных мероприятий, количественными данными до и после реформ, с минимальным анализом причин, их обусловивших. В нем приводится первая в историографии периодизация правительственной политики в отношении казачьих войск в царствование Александра II. Авторы очерка выделяют три этапа в действиях властей: первый – с 1856 по 1862 год; второй – с 1862 по начало 1871 года; третий – с 1871 по 1880 год.

На первом этапе отмечается реорганизация центрального управления иррегулярных войск²⁰, а с конца 1859 года начало процесса «коренных преобразований в казачьих войсках», так как «внутреннее устройство большей части этих войск основывалось на устарелых Положениях, изданных вскоре после 1835 года и в начале 1840-х годов»²¹